«Если уж революция, то до конца»

Вам отвратительно все «имперское»? Распрощайтесь с заводами, фабриками, школами, больницами, дорогами

Один стареющий, а когда-то очень хороший украинский писатель предложил депортировать меня из Киева в Севастополь, а затем (видимо, поразмыслив и озлобившись еще больше) вообще решил выселить из Украины. Чтобы помалкивал и не возражал против украинской революции.

Собственно, в условиях единого информационного пространства, мутировавшего в тотальную пропаганду образа единой счастливой Украины, где торжествуют взаимоуважение, единство и братство, противоречащие этому жовто-блакитному раю голоса действительно нежелательны. Они выбиваются из общей благостной картины, тактично умалчивающей о том, кто, собственно, инициировал развал Украины и почему мнения части народа об этом никто не спрашивал.

Ведь о компромиссе, взаимоуважении, намеке на понимание заговорили только сейчас, когда угроза раскола сначала на феодальные княжества, а после на западно- и восточногерманский вариант стала будоражащей свидомую кровь реальностью. Об этом не думали раньше, когда предлагали русским «валить в их рашку». «Рабы, рабы!» – кричали герои. И, видимо, переусердствовали. И оттого разозлились.

Вот и когда-то хороший украинский писатель разбушевался. Как же так, а? Кто дал этому команду «Голос!»?

Презрение к русскому (а точнее, к российскому, как подсказывает русско-украинский словарь) среди украинцев, охваченных революционными идеями, сегодня, что называется, в тренде. Он сложился не в ноябре прошлого года и не во времена «оранжевой революции», а куда раньше: на это ушли десятилетия идеологической обработки и золотовалютные фонды иностранных держав, на которые печатались жутковатые книжки о «московских захватчиках», где рядом с «дедушкой Гитлером» улыбался белобрысый украинский хлопчик.

Правда, сейчас об этом стараются не вспоминать. А больше раздаривают обещания тем украинцам, которые вдруг не захотели (с чего бы это, а?..) стать частью новой красно-черной Украины. Именно новой, потому что со старой никто ссориться не планировал.

Да, все беленькие и пушистые – не придерешься. И молодчиков с «коктейлями Грушевского», и боевиков, занявшихся самоуправством, и взываний к чеченским террористам не было. Морок, мираж, но если что и случалось, то это так – эксцессы процесса. Не обращайте внимания, братья украинцы.

Так вещает отряд прикрытия «Евромайдана» – люди творческие, интеллигентные. Они активничали и раньше, гипнотизируя украинцев заявлениями о мирном протесте и полном контроле происходящего. «Никакого насилия, никакой ненависти», – говорили они.

Но позже риторика изменилась. Памятники валить стало можно. Бить и поджигать «Беркут» – тоже. Как подросток, не способный усмирить гормоны и справиться с обидчиками в школе, пропитывается атмосферой жестоких фильмов, где беспощадный герой вершит свое личное, подогнанное под его мировоззрение правосудие, так и отряд прикрытия «Евромайдана» со временем оказался готов оправдать любое бесчинство. Иезуитское «цель оправдывает средства» превратилось в модус операнди тех людей, которым подобное априори должно быть чуждо.

Так, беснуясь, упивалась переменами немецкая интеллигенция в тридцатых годах прошлого века. Так, рукоплеща, торжествовали писатели и художники, приветствуя революцию 1917 года.

Но это, безусловно, не отменяет того факта, что подобные действия и заявления «проевромайдановской» интеллигенции обоснованны. Это их право и их видение. Тем более что бунтовать выгодно. Революционеры – благодарная публика: среди нее большой спрос на искусство. Куда сложнее, рискованнее быть против тех, кто против.

Да и вопрос, пожалуй, в другом: насколько отряд прикрытия «Евромайдана» осознаёт то, что, защищая радикальных молодчиков, он сам становится в их ряды? И какой будет реакция, когда ряды эти начнут смыкаться, накидывая красно-черные удавки?

Наверное, вполне осознаёт: ведь риторика с каждым днем становится все более русофобской. И это – тоже их право. Вот только откуда столько претензий к России от тех, кто безвылазно пасется в ней?

Все тот же когда-то хороший украинский писатель печатался в российских издательствах, писал сценарии для российских (в том числе государственных) телеканалов. То есть существовал за счет России. И не возмущался.

Так сколько тех, кто клянет все российское, кроме денег? Хотя, казалось бы, если есть претензии – не кормись с той, которую презираешь. Забудь о ней. Будь честен. И в данном контексте украинская интеллигенция, поддержавшая русофобские настроения «Евромайдана» (той его части, где настроения эти присутствовали), в кои-то веки исполнила свою миссию: стала фокусирующей линзой, показателем социальных процессов. Украинцы, а не россияне, едут к соседям, чтобы заработать, чтобы обеспечить семью. Не Украина кормит россиян, а Россия – украинцев. Никто и не возражает. Ничего личного – только бизнес. Но почему, когда заробитчане на выезде, то говорят: «русские и Россия», а когда дома, то «москали и рашка»?

Собственно, подобное лицемерие прежде всего и разрушало российско-украинские отношения последние двадцать лет. И оттого в издевательстве над Лениным, собиравшем единую Украину в ее нынешнем виде, есть своя злая ирония. Ведь если так отвратительно все имперское, советское, русское, то распрощайтесь с заводами, фабриками, школами, больницами, дорогами, водопроводной и электрификационной системами, установками «Град», автоматами Калашникова, самолетами, поездами – всем этим мерзким наследием режима. Откуда столь трепетная выборочность в объектах ненависти?

Нет, если революция, то все по-честному – пусть не до всегда победного, но конца. Избавьтесь. И посмотрите, что останется.

Иначе – как-то не по-людски. «Дайте кредит в 15 миллиардов долларов – мы будем вас презирать. Приезжайте, оставляйте деньги – мы будем вас презирать. Понизьте цену на газ – мы будем вас презирать». Простите, но это весьма странная логика.

И речь ведь не о том, кто кому должен. Вопрос исключительно в том, как вести риторику, как выстраивать диалог. И кому выставлять претензии с одной и с другой стороны.

Потому что когда говорят о расколе между русскими и украинцами, о разнице между ними, вольно или невольно забывают о совести и честности друг перед другом. А между тем без них сегодня никак. Они есть жизненно важные условия диалога, который пока что еще возможен.