Горбачев сам готовил «путч ГКЧП»

«Я и сегодня начал бы перестройку точно так же», – заявил он в недавнем интервью немецкому еженедельнику «Шпигель»

Горбачев и сегодня ни в чем не раскаивается.

«Я и сегодня начал бы перестройку точно так же», – заявил он «Шпигелю» (русский текст интервью германскому еженедельнику он предоставил для публикации «Российской газете»). И он категорически не согласен с тем, что затеянная им перестройка кончилась «провалом» – а именно такое слово употребили журналисты «Шпигеля», обращаясь к Горбачеву с просьбой подвести итоги его эксперимента.

«Вы говорите «провалом»?», – недоуменно ответил он вопросом на вопрос. И возразил: «Так жить нельзя», – гласил тогда наш лозунг. «Перемен!», – требовал пионер русского рока Виктор Цой».

Вот какая «логика» у Михаила Сергеевича: его просят подтвердить уже почти повсеместно признанный результат перестройки, а он продолжает талдычить о том, что она, дескать, была неизбежна. Выходит, появись у него и сегодня возможность повторить свой зловещий эксперимент, разрушивший великую державу и обрекший подавляющее большинство ее населения на муки и страдания, – он бы сделал это, не задумываясь. Верно, видимо, говорится: «Горбатого могила исправит».

Правда, Горбачев, наверное, все же извлек бы кое-какие уроки из «ошибок», в которых он сознался немецкому «Шпигелю». Например, он признался, что в апреле 1991 года, когда на пленуме ЦК КПСС партийная номенклатура пошла на него, как он выразился, в атаку и даже вынудила покинуть пленум, он должен был «прикрыть это дело» (т. е. «спровадить старую партию ко всем чертям», как выразились журналисты «Шпигеля»).

Но Горбачев тогда на это не решился: «Да, через три часа я вернулся (на пленум. – Прим. KM.RU). Около 90 товарищей за это время уже открыли списки и записались в новую «партию Горбачева», – это раскололо бы партию. Я вступил в КПСС в 19 лет, еще школьником, от чистого сердца. Мой отец был фронтовик, дед – старый коммунист, и вот теперь я должен был прикрыть это дело? Сегодня я понимаю: да, должен был. Но ведь перед вами сидит не только, как говорят, деятель, но и абсолютно нормальный человек. Человек с совестью, и эта совесть меня всегда мучила».

Ну уж полноте про совесть, Михаил Сергеевич, не лукавьте. Сегодня Вы откровенно признаете, что тогда «должны были прикрыть» дело своего отца и деда. Но тогда, в 1991-м, Вас, видите ли, «совесть мучила». А сейчас?

Горбачев оправдывается перед немецкими журналистами и за другие «ошибки». Дескать, он не разобрался в личности Крючкова, которого он же сам поставил во главе КГБ и который в августе 1991-го возглавил антигорбачевский «путч». Да и в Ельцине Горбачев до конца не разобрался: тот оказался «властолюбцем». «Надо было отправить его послом в банановую республику, чтобы он там курил кальян – в тишине и покое!» – сетует сейчас Горбачев.

Ельцин, как уверяет сейчас Горбачев, попросту обманул его с Беловежскими соглашениями. Вот версия Горбачева:

«Ельцин договорился со мной о поездке в Белоруссию – по их приглашению. И добавил, что хочет туда пригласить Кравчука – президента Украины. Он сказал: трудно будет договориться с ними о Союзном договоре после результатов украинского референдума, провозгласившего независимость. Я напомнил ему, что о своей независимости заявили и все остальные республики, но это лишь усилит их самостоятельность и ни в коем случае не мешает подписанию договора. Тогда Ельцин спросил: «А что, если они будут отказываться от подписания? Какой же договор без Украины?»

Думаю, сказал я, что договор обязательно будет с участием Украины. Ведь еще должен сказать свое слово Верховный Совет республики. Москва не покушается на ее независимость.

Кроме того, напомнил я ему, мы договорились о встрече у меня после твоего возвращения. На эту встречу я пригласил также Кравчука, Шушкевича и Назарбаева.

Так что Ельцин и компания действовали, по сути дела, тайно, скрыто, вопреки Конституции. Нам вся картина стала ясна уже после того, как они осуществили свой заговорщический план».

Ну что ж, выясняется, что Горбачев сам одобрил поездку Ельцина в Белоруссию и даже собственноручно напутствовал Бориса Николаевича. И один ли Ельцин несет ответственность за Беловежские соглашения?

Но не это даже поражает более всего. «Когда в декабре 1991 года под Брестом встретились лидеры России, Украины и Белоруссии и у Вас за спиной наносили СССР смертельный удар, то заместитель главы кремлевской администрации предложил Вам послать туда два-три вертолета со спецназовцами и поместить троицу под домашний арест. Почему Вы этого не сделали?» – недоумевают немецкие журналисты.

Ответ Горбачева просто поражает, особенно если учитывать, что это говорит человек, который продолжал оставаться у руля мировой державы. «Да», – отвечает он на вопрос журналистов, нельзя ли было провести в тот момент силовую акцию. «Во-первых, – поясняет Горбачев, – такие действия могли привести к гражданскому расколу, если не к гражданской войне. А этого нельзя было допустить ни при каких условиях. И во-вторых, страна оказалась в состоянии шока. Пресса молчала. Никто не вышел на улицы защищать Союз. Партийные органы бездействовали. Инициаторы роспуска Союза сделали все, чтобы Верховные Советы республик поддержали Беловежские соглашения».

Оставим на «совести» Горбачева его сетования по поводу того, что страна, мол, не встала на защиту СССР. Страна ведь привыкла доверять власти, уполномочивая ее тем самым на защиту конституционного строя. А высшая власть в стране в лице Горбачева, видите ли, сидит тем временем в Кремле и смотрит, как поведет себя народ. Встанет грудью на защиту своего государства – тогда, глядишь, и президент СССР поддержит народ. Ну а если народ не выйдет на улицы… Тогда, видимо, надо отсидеться в Кремле. И… свалить потом вину за развал великого государства на «безмолвствующий» народ.

Ну а самому послать спецназ в Пущу – это недопустимо. «Гражданский раскол» ведь будет – если и вовсе не гражданская война... Спрашивается, как вообще можно допускать до власти (теми более высшей!) людей, которые органически неспособны применить для защиты граждан и конституционного строя законную силу? Что этим людям делать во власти? Пусть сразу идут рекламировать чемоданы, как это сейчас вполне успешно проделывает бывший президент великой державы.

Между тем Горбачев с политикой порывать не собирается. «Политика – моя вторая любовь, – признается он немецким журналистам. – Первая – Раиса». И продолжает: «От политики я не собираюсь уже уходить: три раза пробовал, но так и не вышло. Политика для меня – это мобилизация». Так и хочется после этого воскликнуть: «Не дай Бог России еще одного Горбачева!».

В преддверии юбилея «путча ГКЧП» журнал, разумеется, не обошел стороной и это водораздельное в судьбе нашего государства событие. И, рассказывая немецким журналистам о своей роли в «путче», Горбачев, как это водится за ним, вновь себя оправдывает.

«Я думал, нужно быть идиотом, чтобы в такой момент пойти ва-банк, – говорит он, – ведь сметет их самих. Но, к сожалению, это и правда были идиоты. А мы – «полуидиоты», в т. ч. и я. За все эти годы я был измотан, устал до предела. Но мне не нужно было уезжать в отпуск. Это – ошибка».

Между тем появляется все больше подтверждений, что Горбачев не только знал о подготовке «путча», но и сам принимал в его организации непосредственное участие. На днях своими воспоминаниями о судьбоносных для страны событиях 20-летней давности рассказал на страницах сетевого журнала «Камертон» бывший член Политбюро ЦК КПСС Юрий Прокофьев, возглавлявший в те времена московскую партийную организацию. Вот что он поведал о роли, которую сыграл в «путче» сам Горбачев:

«События того времени – история нашей страны. История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но быть точной должна. И я как очевидец, как участник, имею право на уточнения. Это, мне кажется, моя обязанность.

В марте 1991 года мы вместе с О.С. Шениным (в 1990-1991 гг. – член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС) были у В.А. Ивашко (первый и единственный заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС, исполняющий обязанности Генерального секретаря ЦК КПСС после отставки М.С. Горбачева) по нашим внутрипартийным делам. Раздался звонок Горбачева. Узнав, кто у него находится, Горбачев сказал: «Бери Олега и Прокофьева и приезжайте ко мне в Кремль».

В Кремле мы прошли к Горбачеву в т. н. Ореховую комнату, которая располагалась между залом заседаний Политбюро и кабинетом Горбачева. Там уже сидели за круглым столом А.И. Лукьянов (в 1990-1991 гг. – председатель Верховного Совета СССР), Д.Т. Язов (министр обороны СССР в 1987-1991 гг.), Б.К. Пуго (в 1990-1991 гг. - министр внутренних дел СССР, в 1989-1990 гг. – кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС). Из секретарей (ЦК КПСС) я заметил Г.В. Семенову, Е.С. Строева. Присутствовали Г.И. Янаев (в 1990-1991 гг. – вице-президент СССР, член Политбюро, секретарь ЦК КПСС) и В.И. Болдин (в 1990-1991 гг. – руководитель Аппарата президента СССР). Состав был весьма необычный. Это и не Политбюро, и не Секретариат, а сбор руководителей государства и партии. Шел разговор о положении в стране.

Положение было тяжелым. В марте бастовали шахтеры, останавливались в связи с этим металлургические заводы, и потери металлургического производства составляли примерно столько же, сколько страна потеряла в годы Великой Отечественной. Производство металла сократилось на 30%. Страна стояла накануне серьезного экономического кризиса. 

Тогда, в марте 1991 года, впервые прозвучала мысль о введении в СССР чрезвычайного положения.

На совещании Горбачев создал комиссию под руководством Г.И. Янаева. В комиссию входили все будущие члены ГКЧП, за исключением двух человек – А.И. Тизякова и В.А. Стародубцева. Это были Г.И. Янаев, Д.Т. Язов, В.А. Крючков, Б.К. Пуго, В.С. Павлов (премьер-министр СССР), О.С. Шенин и В.И. Болдин. Был включен туда и я.

По поручению Горбачева после совещания мы перешли в кабинет Янаева, где договорились, что сотрудники Крючкова, Пуго и Болдина проработают формы введения чрезвычайного положения в стране, а затем мы встретимся и обсудим, как все должно происходить.

Собиралась эта комиссия с моим присутствием еще дважды – у Янаева и Язова. В принципе, предложения о том, как вводить чрезвычайное положение в стране с учетом существующей Конституции, международной практики законов, были проработаны. Группа генералов, офицеров Крючкова из идеологических подразделений даже готовила воззвание к народу, которое в августе и было озвучено.

Когда проходило совещание у Язова, возник острый вопрос: Горбачев может вести дело по принципу «вперед-назад», потом остановится.

Как быть в таком случае? Кто-то сказал, что тогда Янаеву придется брать руководство страной в свои руки. Он запротестовал: ни физически, ни интеллектуально, мол, не готов исполнять обязанности президента, такой вариант неприемлем.

Пуго с Язовым заявили, что вводить чрезвычайное положение они согласны только при условии конституционного решения вопроса, т. е. при согласии президента и по решению Верховного Совета СССР. В ином случае они участвовать во введении чрезвычайного положения не будут.

О том, что заседания проходили, Горбачев знал. Например, когда мы были у Язова, он возвращался из Японии и с борта самолета позвонил Крючкову. Тот в разговоре с Горбачевым сказал, что, выполняя его поручение, мы сейчас сидим и совещаемся.

Так что Горбачев был инициатором разработки документов о введении чрезвычайного положения в стране, и, в сущности, почти весь состав ГКЧП сформирован им.

В марте эти материалы были на стадии черновых документов. В конце апреля Горбачев получил все уже согласованные предложения. Тогда же он позвонил мне, советовался: положение в стране улучшается, может быть, и не надо принимать закон или постановление о введении чрезвычайного положения, а принять чрезвычайные меры, ввести чрезвычайное положение в отдельных регионах и отдельных областях?

Я с ним согласился. Когда мы обсуждали эту проблему в марте, было совершенно ясно, что ввести чрезвычайное положение на огромной территории России никаких ни финансовых, ни административных сил не хватит. Речь может идти только о введении мер в отдельных, наиболее важных отраслях промышленности, определяющих работу экономики и ряде регионов страны, в т. ч. в Москве и Ленинграде.

Вскоре был принят окончательный документ. На основании подготовленных материалов издали указ президента Горбачева о порядке введения чрезвычайного положения в отдельных регионах и отраслях народного хозяйства страны. Этот указ был опубликован в мае и прошел почти незаметно.

Единственное, что мне тогда запомнилось: позвонил Горбачев и, посмеиваясь, сказал: «Я вот с Ельциным согласовал указ. Он дал согласие и внес только одну поправку: указ вводится только на год. А нам больше одного года и не надо».

Так что кто задумал «путч ГКЧП» – еще большой вопрос.