С таким главковерхом, как Ельцин, Россия не имела ни малейшего шанса на победу

Сегодня исполняется 15 лет со дня подписания Хасавюртовских соглашений

15 лет назад, 31 августа 1996 года, в дагестанском Хасавюрте был подписан своего рода «Брестский мир» новейшей, демократической России. Хасавюртский договор стал закономерным итогом бездарной, антироссийской политики президента Ельцина и его весьма сомнительного окружения, фактически признавшего поражение России в Первой чеченской войне. И хотя на бумаге все выглядело более-менее «оптимистично» (определение статуса Чечни откладывалось на пять лет, прекращались боевые действия, производился обмен военнопленными и т. д.), на самом деле Россия была поставлена на колени.

Если российские переговорщики, генерал-лейтенант Александр Лебедь (в тот момент – секретарь Совета Безопасности РФ, полпред президента РФ в Чеченской Республике) и Сергей Харламов (в тот момент – заместитель секретаря Совета Безопасности РФ), обтекаемо называли Хасавюртовские соглашения «готовностью сторон разрешить конфликт мирными средствами», то чеченцы были иного мнения и прямо называли подписанные в Хасавюрте документы «поражением России» и «победой Ичкерии».

Как известно, Хасавюртовским соглашениям предшествовали ожесточенные августовские бои в Грозном, когда «совершенно случайно» в город вошли отряды боевиков, которых столь же «совершенно случайно» не заметили российские спецслужбы. Перед этим (тоже, конечно же, «случайно») снимались блокпосты, производилась ротация войск и, опять-таки, незадолго до начала захвата Грозного боевиками город «случайно» и массово стали покидать мирные жители. Понятно, что речь идет о масштабном предательстве российской армии со стороны неких «темных сил», которые инициировали как августовскую мясорубку в Грозном, так и стремительно последовавший за ней Хасавюртовский «мир». Они же обеспечивали и информационную поддержку боевикам в ряде российских СМИ. В результате общественное мнение подтолкнули к нужному выводу: войну надо срочно заканчивать и подписывать с Ичкерией мир. Разумеется, роль «голубя мира» отводилась опять-таки Ельцину, пообещавшему избирателям в ходе своей предвыборной кампании завершить войну в Чечне. А грязную работу – исполнение миссии по урегулированию конфликта – поручили генералу Лебедю.

Ельцин так и остался «миротворцем», а вот оценка действий Лебедя его коллегами-офицерами была неоднозначна. Например, генерал-полковник Геннадий Трошев (во время Первой чеченской войны – командующий объединенной группировкой войск Министерства обороны РФ в Чечне) в своей книге «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала» написал: «Никто не нанес российской армии большего вреда, чем Лебедь». Возможно, Трошев был слишком резок в своих оценках, но факт остается фактом: именно Александр Лебедь подписал мир, который почетным для России никак не назовешь.

За прошедшие с того момента годы многие, в т. ч. и профессиональные военные, считали, что Россия имела все шансы для того, чтобы закончить войну в том же августе 1996 года. Командующий объединенной группировкой федеральных сил в Чечне, затем – заместитель командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-лейтенант Константин Пуликовский говорил об этом не раз, но закончить войну было нереально. Ни в августе, ни в сентябре, ни даже через год. И не потому, что российская армия не справилась бы с засевшими в Грозном боевиками: как раз это было ей по силам. Просто при таком президенте и Верховном главнокомандующем, как Ельцин, в Первой чеченской войне Россия не имела ни малейшего шанса на победу. Достаточно вспомнить, сколько раз Ельцин вставлял армии палки в колеса. То он пытался вести какие-то пустопорожние переговоры: в самые неблагоприятные для боевиков моменты начинались моратории на ведение боевых действий; как только боевиков загоняли в горы, из Кремля следовал «стоп-приказ», и российская армия не один раз оказывалась не просто в дурацком, а в идиотском положении. Это можно назвать и охарактеризовать как угодно, но налицо были все признаки предательства собственной армии высшим руководством страны. Создавалось такое впечатление, что конечной целью Первой чеченской войны было все что угодно, но только не победа.

Понимал ли Ельцин, что Хасавюртовские соглашения – это лишь тайм-аут? Что на этом война не заканчивается, а лишь переходит в «спящий режим»? Что обе стороны заключили не вечный мир, а лишь непродолжительное перемирие? Конечно, понимал. Это понимали даже покидающие Чечню простые солдаты, что уж говорить о Верховном главнокомандующем... Понимал ли Ельцин, что Хасавюртовские соглашения фактически являлись признанием независимости Чечни? Ведь как еще можно охарактеризовать «субъект Российской Федерации», на территории которого не осталось ни одного российского солдата и милиционера (да и вообще никого, кто представлял бы Россию)? Впрочем, российские солдаты остались. Пленные и мертвые. Одних так и не стали вызволять из чеченского плена, и многие из них впоследствии были замучены, а других бросили в вагонах-рефрижераторах на запасных путях грозненского железнодорожного узла, что лишний раз наглядно демонстрирует заботу «всенародно избранного» о «дорогих россиянах».

А раз Ельцин понимал, что вскоре на Кавказе опять запахнет порохом, то зачем же он согласился финансово помогать этому независимому, да еще и крайне враждебно настроенному к России государству? В России миллионы людей жили за чертой бедности, множество мужчин в расцвете сил, ставшие инвалидами на чеченской войне, влачили жалкое существование, а деньги из российского бюджета потекли в Грозный – на «восстановление». На восстановление чего? Нет, не экономики независимой Ичкерии, а в первую очередь ее вооруженных сил. Ведь и чеченские лидеры тоже понимали, что Хасавюрт – это лишь перерыв перед вторым раундом, и что скоро на Кавказе опять заговорят пушки. Вот почему в договоре и был очень хитрый пункт об отложенном на пять лет определении статуса Чечни. Кто-то очень заинтересованный в продолжении кавказской бойни сумел пропихнуть его туда. Удивляет и тот факт, что чеченцы, гордые только что одержанной победой, не протестовали против этого пункта о якобы отложенном статусе республики. А все потому, что это много кого устраивало как в Грозном, так и в Москве.

Формально Чечня входила в состав России как «республика с особыми условиями», а фактически это была территория, куда перечислялись деньги из российского бюджета, но где не действовал ни один федеральный закон. Что и позволяло процветать на территории независимой Ичкерии работорговле, незаконной добыче нефти и нефтеперегонке, транзиту наркотиков и пр.

Если посмотреть на «помощь» Чечне с другой точки зрения, то в памяти сразу всплывает слово «контрибуция». Впервые с Брест-Литовского мира Россия платила контрибуцию. И наиглавнейшая «заслуга» в том, что Россия сначала угробила десятки тысяч своих солдат, а потом униженно выплачивала контрибуцию бандитам, принадлежит исключительно Ельцину. Именно он в 1996 году заложил основы Второй чеченской войны, Дубровки, Беслана и нынешней, мягко говоря, нестабильной ситуации на Кавказе. Именно Ельцин своим указом о наведении Конституционного порядке в Чечне в 1994 году, а затем и Хасавюртовским договором 1996 года выпустил из бутылки джинна, загнать которого не удается до сих пор.

Обвинять первого российского президента в некоторых «ошибках и перегибах» сейчас как-то не принято, особенно у разного рода либеральных товарищей. Дескать, с кем не бывает, в конце концов? Ну развязал человек бойню в Чечне с десятками тысяч погибших и сотнями тысяч беженцев... Это плохому Милошевичу нельзя так некрасиво поступать, а Борису Николаевичу можно, потому что он – хороший. Он – демократ, он – «свой». Так, наверное, считают «просвещенные и толерантные» европейцы и американцы. Только вот русские (те русские, которые действительно себя таковыми считают) вряд ли разделят эту точку зрения. Впрочем, как и чеченцы, которые надолго запомнили «демократические» выкрутасы не всегда адекватного Бориса Николаевича.

Парадокс истории заключается в том, что покойного ныне генерала Лебедя многие из тех, кто понимает позорность договора, обвиняют в предательстве. Хотя сам генерал лишь выполнял возложенную на него Ельциным миссию остановить войну и, может быть, искренне считал, что в тот момент он делает благое дело. Помощника Лебедя по переговорному процессу, вышеупомянутого полковника Сергея Харламова, тоже нет в живых: он был убит в Москве в 2002 году при невыясненных обстоятельствах. Преданы забвению и другие участники тех страшных событий – с обеих сторон. Многие из них канули в небытие, не оставив после себя даже могил. Зато главному инициатору всей этой кровавой истории, Ельцину, ставят памятники из белого мрамора. Ставят памятники человеку, благодаря которому Россия потерпела унизительное поражение и выплачивала контрибуцию бандитам! 31 августа 1996 года – это день нашего национального позора. И эту дату нам нельзя забывать: она должна стать постоянным напоминанием о том, что бывает, когда во главе страны встают подобные люди. Если, конечно, мы не хотим повторения истории.