С такой оппозицией, которая есть сейчас, «Единая Россия» обречена на победу

Но если она станет «партией новой приватизации», то имеет шанс умереть не своей смертью

Результаты последних региональных выборов, пришедшихся аккурат на праздник Покрова Пресвятой Богородицы, оказались неожиданными только для тех (что среди противников власти, что среди ее сторонников), кто живет в мире собственных политических измышлений и считает, что разбирается в политических процессах лучше, чем профессиональные политологи.

«Единая Россия» выступила достаточно удачно и вне так называемого нисходящего тренда. Такой результат на самом деле не особо неожиданен, ибо он вытекал из самой политической ситуации и был фактически неизбежен как своеобразная возвратная реактивная волна после прошлогодних истерик, устроенных на улицах противниками Путина. Хотя это не значит, что такого «нисходящего тренда» нет: просто он нелинейный.

Но важнее то, что все, происходившее в последние месяцы, не столько играло против ЕР, сколько ей помогало. Истерика «болота» загоняла процесс и голосование в формат выборочного референдума по отношению, с одной стороны, к Путину, а с другой стороны – по отношению к вероятности смены далеко не во всем устраивающей действительности на нечто абсолютно неопределенное и по своей невменяемости пугающее, имеющее к тому же полуистеричное лицо ораторов Болотной площади.

Нечто похожее однажды уже было – в 1968 году во Франции. В мае того года Париж был покрыт баррикадами, и казалось, что на пороге – новая Французская революция. Правда, она началась почему-то аккурат после того, как генерал де Голль выгнал американские базы из Франции, причем вместе со штаб-квартирой НАТО, заявил о выходе из военной организации блока и наладил отношения с Советским Союзом. И как-то внезапно сразу после этого именно «новые левые» пошли строить баррикады с криками о революции...

Но, как бы то ни было, Париж действительно был покрыт баррикадами. И де Голль распустил парламент и назначил на конец июня новые выборы. По итогам предыдущих, прошедших в марте 1967 года, у его партии было 200 мест в парламенте из 486, у левых – 196. Для образования большинства партии генерала пришлось идти на союз с центристами. Это было заметное ухудшение по сравнению с прежним результатом 1962 года: тогда его партия имела 229 мест из 465. Левые, напротив, повысили свое представительство – 196 мест против прежних 152. После майских баррикад на досрочных выборах июня 1968 года партия генерала получила 294 места из 485, а левые – лишь 91 место.

Общая динамика, таким образом, была такова: падение поддержки партии власти, воодушевленный буйный протест против нее – и, как результат, мобилизация сил в ее поддержку. И это притом, что выход на баррикады сопровождался общенациональной забастовкой, то есть накладывался (в отличие от событий зимы этого года в России) на действительное протестное движение масс. Тем не менее у правящей партии оказалось парламентское большинство почти в две трети голосов, а ее оппоненты скатились вниз.

Нечто подобное произошло сейчас и в России. Зимне-весенняя истерика на площадях лишь дискредитировала реальных либо играющих оппонентов власти. Оппоненты власти оказались более антипатичны для общества, чем власть. Даже когда они оглашали справедливые претензии к ней, то во многом вызывали раздражение просто своим тоном и манерой поведения. Тем более что то, что говорили они, было очень далеко от того, чем на самом деле были недовольны остальные.

Эта истерика скорее сработала против ее носителей и сделала власть субъективно менее неприемлемой, чем она казалась прежде. Она заставила многих, не голосовавших за ЕР в декабре, либо поддержать ее как знакомое и понятное зло на фоне, с одной стороны, перевозбужденных и занятых самовозбуждением персонажей «болота», с другой – полусонных оппозиционеров из парламента. Либо, как минимум, предпочесть просто не пойти на выборы, а снижение явки при прочих равных условиях всегда выгодно тем, кто имеет устойчивое ядро электоральной поддержки.

Нормальная реакция: общество может хотеть изменений и быть нелояльно настроено к власти, но если противники власти начинают выглядеть неадекватно и чересчур экзальтированно, общество предпочитает сохранить имеющуюся знакомую власть, чем довериться людям с непонятными и пугающими намерениями и психопатичным поведением.

Это было прогнозируемо, и это понимали все вменяемые аналитики, особенно знакомые с историей. В частности, с историей Франции и вообще историей развития революционных событий.

За десять месяцев «Единая Россия» не стала ни более умной, ни более эффективной. Да и просто лучше она тоже не стала, и симпатий к ней не прибавилось. Просто «болото» вызывало слишком много брезгливости и антипатии. Перефразируя Вольтера, «если бы «болота» не было, «Единой России» нужно было бы его придумать». Только придумала его не она, и не нужно в очередной раз приписывать все повсеместным фальсификациям. Просто потому, что не нужно обманывать самих себя: «болото» потому и проиграло, что само тешило себя уверениями в своей поддержке, якобы имеющей место в народе.

Парламентская же оппозиция (КПРФ и «эсеры») проиграла потому, что, с одной стороны, не смогла занять внятной позиции в зимне-весеннем противостоянии, а с другой – потому, что утешала себя уверениями в том, что когда народу надоест опостылевшая власть, он сам кинется за нее голосовать. Все занимались самодовольным ожиданием, и никто не хотел работать с обществом – во дворах, на предприятиях, в университетах...

В результате получилось то, что получилось. И, более того, получилось именно то, что и должно было получиться в данной ситуации. Победила не «Единая Россия», а логика развития политического процесса. Проиграла даже не оппозиция того или иного вида – проиграли самодовольство и самоуверенность. Но и утешать себя этим ее оппонентам не нужно, потому что они четверть века только и делают, что утешают себя, вместо того чтобы работать.

Первым политическим заявлением, которое после выборов сделал Медведев как официальный лидер «Единой России», было заявление о принципиальной значимости продолжения приватизации. Именно вокруг этого шли все политические схватки, хотя именно об этом все молчали. Именно этого хотели хозяева «болота», хотя об этом не говорилось ни слова с его трибун. Медведев решил трактовать победу «Единой России» как победу курса на приватизацию, хотя голосовавшие за ЕР скорее голосовали именно против этого курса.

По наивности или нет (голосовавшие за ЕР голосовали за Путина), Медведев пытается представить успех партии как голосование за себя и свой курс. Не случайно после некоторого снижения своей публичной активности он только за полтора дня после выборов уже несколько раз появился на экранах и озвучил несколько «инициатив». Как «лидер «Единой России» он пытается выдать ее относительный успех за свою личную победу и за свою поддержку.

На самом деле ЕР придется выбирать, чья она все-таки партия – Путина или Медведева. Но поскольку она – вообще не партия, а орудие, то ей, с одной стороны, никто не даст возможности самой делать какой-либо самостоятельный выбор, а с другой, в силу исходной непопулярности все ее успехи будут восприниматься скорее как успехи Путина, а все неудачи – как провалы Медведева. И, скорее всего, она так и умрет, не сделав этого выбора. Но если она все же станет «партией новой приватизации», то имеет шанс умереть не своей смертью.

Во Франции, кстати (раз уж мы заговорили об этой аналогии), тамошнюю партию власти после триумфа на выборах июня 1968 года ждал провал на референдуме весны 1969 года, повлекший за собой отставку де Голля. Только противникам «Единой России» не нужно себя этим утешать. Потому что если они останутся такими, какие они есть сейчас, то любое проявление их активности будет лишь заставлять людей думать, что партия власти – вовсе не самое непрезентабельное явление, которое есть в современной России.