Российская элита вечно путает свои интересы с интересами общества

В очередной раз это проявилось в недавнем интервью господина Грефа

Глава «Сбербанка» Герман Греф на днях объявил ситуацию, сложившуюся ныне в России, идеальной для того, «чтобы можно было провести целый ряд очень важных реформ».

Строго говоря, в истории России представители элиты обычно заявляли о необходимости реформ только тогда, когда их оказывалось уже недостаточно и страну могла спасти только революция.

Может быть, конечно, под «важными реформами» Греф как раз и понимает революцию. Только ставший за 2000-е годы привычным ход его мыслей, как и ход мыслей людей его генерации, говорит о том, что он может иметь в виду, во всяком случае, что угодно, но только не революцию. Возможно, он имеет в виду контрреволюцию. 

Революция – это движение вперед и вверх. Контрреволюция – попятное движение назад и вниз. А реформа, как это, собственно, понималось всегда в классической терминологии, есть «изменение формы без изменения содержания», адаптация старого без изменения его сути к существованию в новых условиях.

«Реформы Гайдара» были не реформами, а экономической контрреволюцией: движением назад и вниз. По выражению Бердяева, процитированному Путиным в послании палатам Федерального Собрания, они были движением «к варварству». 

И еще Греф призвал «заниматься мозгами воспитателей и родителей», что, с одной стороны, правильно, но с другой – звучит весьма настораживающее. Нынешние мозги его не устраивают. Но если они не устраивают его, то это не значит, что его мозги лучше мозгов большинства членов общества. Это значит лишь то, что у общества они одни, а у него – другие. И большой вопрос, чьи лучше. 

Но вообще конфигурация получилась такая: сегодня все плохо, но есть условия для того, чтобы все стало хорошо. При этом общий ход и общее направление своих мыслей он в свое время демонстрировал, например, тогда, когда еще году в 2005 заявлял, обосновывая правительственные планы приватизации, что должно быть приватизировано все, что не связано с выполнением государством своих непосредственных функций. Например, «Аэрофлот», поскольку, по его мнению, осуществление перевозок не входит в функции государства.

Просто интересно: хотя бы Конституцию РФ он, чтобы стать министром, должен был прочитать или нет? Напомню, что пункт 3 статьи 4 гласит: «Российская Федерация (то есть демократическое правовое федеративное государство с республиканской формой правления, как определяется это понятие в статье 1. – Прим. авт.) обеспечивает целостность и неприкосновенность своей территории». Пункт 1 статьи 8 гласит: «В Российской Федерации гарантируются единство экономического пространства, свободное перемещение товаров». Пункт 1 статьи 27 гласит: «Каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства».

Просто интересно, как хотя бы эти (подчеркну: конституционные!) требования можно гарантировать, не занимаясь «перевозками людей»? Если мы признаем, что свобода передвижения и выбора места жительства есть неотъемлемое гражданское право, то как оно может быть гарантировано, если не предоставлением доступных средств передвижения по всей территории страны, и кто должен предоставить эти средства, как не государство?

Греф представляет такую генерацию людей, ход мышления которой сводится всегда к одному: как бы что-нибудь продать. Потому что все они в душе – всего лишь мелкие фарцовщики, какими их лидеры и были в советское время. Только теперь они пришли к выводу, как говорит Греф, что делать это быстро нельзя. Нужно делать постепенно. И начать с воспитания тех, кто ходит в детские сады. 

То есть, с одной стороны, по мнению Грефа и его единомышленников, нынешнее общество жить хорошо не готово и не умеет, с другой стороны – менять это положение нужно, с третьей – быстро это сделать не получится. Поэтому нужно подождать лет 20-30, пока подрастет поколение, которое сейчас ходит в детские сады. А еще лучше – 40...

Вообще «великие реформы», которые нужно начать через несколько десятков лет, – это уже интересное интеллектуальное творение. Хрущев все-таки обещал хотя бы материально-техническую базу коммунизма за 20 лет построить. И никто не знает наверняка, врал он или нет: вдруг, если бы не сняли через три года, построил бы? Правда, то, что и без него успели построить в 60-70-е годы прошлого века, страна проедает до сих пор. То есть на четверть века хватило. 

Если бы сейчас так и столько строили, то, возможно, и «реформы Грефа» не понадобились бы. Тем более что он предлагает их проводить лишь через 20-30 лет, а до тех пор претензий к власти не предъявлять. Как и к нему лично: народ, мол, не готов, и пока он не дозреет, ничего хорошего для него сделать нельзя. И ни в коем случае России, по мнению Грефа, не нужно сегодня думать о революционных преобразованиях – только о постепенных. 

Когда-то, примерно сто лет назад, на эту тему были сложены строчки: «Медленным шагом, робким зигзагом – марш-марш вперед, рабочий народ». 

Академик Симчера как-то с цифрами в руках показал, что если бы после 1991 года СССР даже без всяких реформ развивался бы так же, как даже в не самые успешные 80-е годы ХХ века, то он уже несколько лет назад действительно перегнал бы Америку. 

Вообще проблемой определенной части российской элиты всегда было то, что она принимала свои собственные проблемы за проблемы страны и, слишком уверовав в свои способности и в свое превосходство над остальными, не доверяла большинству решать проблемы страны так, как отвечало бы их интересам, а не ее аберрациям сознания. 

Мы, с одной стороны, можем сказать, что, как правило, реформы терпели поражение тогда, когда они не находили в себе сил стать революциями, хотя ситуация того требовала, и когда ими хотели подменить революционное развитие. С другой – что они становились революциями тогда, когда охватывали своим влиянием более или менее широкие и активные слои общества. 

Успех или неудача реформ были связаны со степенью их соответствия настроениям достаточно широких масс. И здесь мы должны обратить внимание на два чрезвычайно важных момента. Во-первых, в России в силу ряда причин был чрезвычайно велик ценностный смысловой разрыв между более или менее просвещенной и европеизированной частью элиты и широкой массой. Когда реформаторски ориентированная часть элиты пыталась проводить реформы, она часто абсолютизировала свои интересы и ценности, принимая их за всеобщие интересы, и опиралась в борьбе с традиционалистской частью элиты только на свои силы, в результате чего терпела поражение. Во-вторых, она ориентировалась на создание адекватных условий для своего общественного положения, преимущества которого обеспечивались как раз не устраивающими ее политическими условиями, и не покушалась на социальную систему общества. Аристократия выступала против самодержавия, тогда как в глазах масс самодержавие было их единственным защитником от аристократии.

Надо также учитывать и то, что в России, как правило, удавалось то действие, которое удавалось осветить ориентацией на глобальную ценность, на глобальный образ. Реформы, имевшие целью прозаическое улучшение жизни, как правило, проигрывали на фоне освящавшего старый порядок высокого идеала. Таким образом, чтобы осуществить реформу в России, надо было быть революционером, открыть некую истину для всего мира и быть эгалитарием.

Российское общество и российская власть часто замечали необходимость реформ тогда, когда этой терапии (если считать реформы терапией) было уже недостаточно и требовалось хирургическое, революционное вмешательство. Соответственно, реформы в России терпели поражение тогда, когда не находили в себе сил стать революциями.

То же, что подчас называют «либеральными реформами», служило интересам тех, кто в это время относился к «либералам». Но им, как и говорилось выше, всегда было свойственно принимать свои интересы – части господствующей элиты – за интересы всего общества. И, проводя свои начинания, они, возможно, даже искренне желая блага обществу, сталкивались с тем, что их интересы чужеродны как для основной части элиты, так и для основной части населения. Когда же им, как, скажем, в 90-е годы, удавалось воплотить свои начинания в силу либо обмана масс, либо относительно случайного совпадения факторов, наделявших их властью, их начинания оказывались трагедией для большинства народа. В результате их уделом становилась народная ненависть с одной стороны и печальные рассуждения о «неблагодарной участи реформаторов» в России – с другой.

Те, кто любит называть себя «либералами», хотя они похожи на Вольтера и Рузвельта (да даже и на Милюкова) не больше, чем очковая змея на интеллигента, всегда принимали свою корысть за благополучие народа. А потом негодовали: почему это те, кого они считают «непросвещенными массами», сжигают их имения, а их самих отправляют куда подальше – хотя бы на каком-нибудь «философском пароходе»...

Как сказал однажды один современный политический философ: «Избавь нас, Боже, от экономистов, а от юристов мы и сами как-нибудь избавимся».

Кстати, замминистра образования Александр Климов в начале этого года сообщил, что сегодня самые нетрудоустроенные (то есть бесполезные) специальности – это экономисты и юристы.