Двадцатый век возвращается?

«Благодаря» усилиям Соединенных Штатов мир фактически отброшен на сто лет назад — к моменту начала Первой мировой войны

Можно, конечно, считать, что мы живем в XXI веке. По календарю оно действительно так. Просто астрономический календарь слишком часто расходится с политическим.

В любом случае, ясно, что по политическому календарю – сегодня явно не двадцатый век. Потому что XX век – Это век противостояния и баланса двух социально-экономических и политических систем. Сегодня этого противостояния и этого баланса нет. Просто потому, что одной из этих систем не стало.

Отсюда вопрос: мир от этого состояния, состояния продвинулся вперед, к более безопасному и устойчивому состоянию – или откатился назад, к менее безопасному и менее устойчивому?

В воскресной программе «Политика» на Первом канале было высказано мнение, что расставание с этим состоянием, состоянием XX века, отбросило мир назад, к тому моменту, который такому состоянию предшествовал. То есть, к состоянию кануна Первой мировой войны, ровно на сто лет назад. И, собственно, нынешнее внимание к столетию ее начала отнюдь не случайно.

С этим мнением не согласился депутат Госдумы от «Единой России» и декан факультета госуправления МГУ Вячеслав Никонов, настойчиво доказывавший, что мир от XX века переходит не назад, к XIX, а именно вперед, к XXI.

Он говорил, что сто лет назад, в канун Первой мировой войны борьба шла между странами европейского континента за доминирование в Европе, а сейчас в нее начинают вмешиваться усиливающиеся экономики из других частей света – от Китая до Латинской Америки.

Он говорил, что сегодняшний мир переходит от однополюсного - к многополюсному политическому устройству. И он говорил, что существовавшему до сих пор доминированию в мире США начинает бросать вызов укрепляющаяся Россия и начинающие тяготеть к ней другие страны.

Последнее утверждение, формально, бесспорно: Россия конечно, начинает бросать вызов США, а США пытаются отстоять свою претензию на глобальное доминирование. Но в этом с одной стороны нет ничего специфически нового: именно в течение XX века Россия бросала вызов не только США, но и всему остальному миру.

Ее упадок был связан лишь с последним десятилетием и для всего двадцатого столетия абсолютно нехарактерен. А с другой стороны, утрата доминирования США никак не могла бы считаться атрибутом расставания с XX веком потому, что оно если и существовало – то в то же последнее десятилетие этого века. Тогда, когда СССР/Россия отказался от противостояния с ними.

Двадцатый век не был веком доминирования США, они вообще вышли на авансцену мировой политики только после того, как сначала Германия лишила мирового лидерства Францию и Британию, а затем СССР разгромил Германию, то есть только после Второй мировой войны и сорок пять лет, с 1945 до 1990 они делили мировое лидерство с СССР, шаг за шагом ему уступая.

В этом отношении вызов Штатам со стороны России – это как раз не переход к 21 столетию, а возврат к состоянию 20го. Но только в этом отношении. Потому что действительно, мир становится многополярным, а не двухполярным, каким он был в 20 веке. Но в 20 веке он не был однополярным, став таковым лишь на какое-то время в самом своем конце.

Возникновение множественности центров силы – это реальность. И в этом отношении Никонов прав. Он только забывает (или не знает), что до условного рубежа 20 века, до 1914 года, до Первой мировой войны – он именно таким и был.

Не было ни одного доминирующего центра силы, их было с десяток: Англия, Франция, Германия, Россия, Италия, Австро-Венгрия, Турция, Япония, США. Сегодня их, пожалуй, даже чуть меньше: США, ЕС, Россия, консолидирующийся мир суннитского Ислама, Китай, Иран. Можно добавить Индию и Латинскую Америку, частично – включенную в Западную коалицию Японию.

Это не новая картина 21 века. Это именно странная картина 19 столетия, которая и обернулась катастрофой Первой мировой войны во многом именно потому, что мир был многополярным. Потому что многополярный мир на порядок менее устойчив, чем и двуполярный, и однополярный.

В однополярном мире, если он действительно однополярен, то есть имеет некую одну доминирующую над остальными политическую и экономическую силу, конфликты не возникают, либо подавляются, пока эта сила остается действительно доминирующей.

В двуполярном мире два полюса, так или иначе, могут удерживать общие правила игры и границы системной безопасности, потому что есть равновесие сил и каждая из них знает, с кем и как решать возникающие конфликтные вопросы.

В многополярном же мире комбинация сил неустойчива. Ни одна из сторон не может обойтись без союзов, но ни один из заключающих союз участников не может быть уверен в устойчивости этого союза.

В 1914 году Германия ни за что не решилась бы на войну, если бы знала, что Англия поддержит Францию и Россию: та до последнего момента либо колебалась, либо сознательно создавала впечатление, что либо выступит на стороне германии, либо как минимум сохранит суверенитет. Италия вступила в войну после долгих колебаний и могла вступить и не на стороне Антанты. С Японией произошло примерно тоже самое.

Но, конечно, самым замечательным по эрудированности является отсыл Никонова к тому, что нынешний момент отличается от положения столетней давности тем, что теперь в мировую борьбу включаются неевропейские центры силы и противостояние охватывает весь мир.

Это заявление уже почти на уровне открытий Обамы, уверяющего, что в Крыму и в Донбассе Россия пытается вернуть себе территории, утраченные ею в 19 веке.

То есть для Никонова новостью является то, что первыми войнами, по сути открывавшими путь Первой мировой войне, были войны далеко за пределами Европы, в ходе которых быстро развивавшиеся неевропейские страны вступили в борьбу с европейскими: США с Испанией, а Япония - с Россией.

И именно эти неевропейские страны и приняли участие в Мировой войне, и в результате ее возвысились до мирового значения. Тогда как поражение потерпели три старые континентальные империи: Германия, Австро-Венгрия, Османская империя.

Чем отличается сегодняшний мир от мира 20 века? Тем, что ускоряющие свое развитие новые мировые центры начинают вступать в соперничество со старыми: США и Западной Европой.

Но так или иначе, именно это – картина не «нового, 21 века», а именно старого, 19-ого, с его борьбой за передел мира между новыми и старыми, в классической терминологии «империалистическими» державами, и тем, что тогда называлось «неравномерностью развития в эпоху империализма».

Никонов, в общем-то верно обрисовал черты наступающей эпохи.

Но только умолчал (или забыл), что хотя эти черты мы видим перед собой сегодня, по астрономическому календарю – в 21 веке, они именно таковы, какими были позавчера, по политическому календарю – в 19 столетии.

Кончено, сегодня уже не 20-й век. 20 век ушел. Но и далеко не 21-й. На дворе – Второй Девятнадцатый.

И очень может быть. что впереди – Второй Двадцатый. Со всеми вытекающими последствиями.