Дмитрий Сергеевич Мережковский
Мережковский
Дмитрий Сергеевич - известный поэт, романист, критик и публицист. Родился в
В
Романы
Мережковского и книга о Толстом и Достоевском переведены на многие языки и создали ему громкую известность в
Западной Европе. - Отличительные черты
разнообразной деятельности Мережковского - преобладание головной надуманности над непосредственным чувством.
Обладая обширным литературным
образованием и усердно следя за европейским литературным движением, Мережковский почти всегда вдохновляется
настроениями книжными. Менее всего
Мережковский интересен как поэт. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало, и, в общем, его
поэзия не согревает читателя. Он часто
впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии Мережковский сначала всего теснее примыкал к
Надсону . Не будучи
"гражданским" поэтом в тесном смысле слова, он охотно
разрабатывал такие мотивы, как верховное
значение любви к ближнему ("Сакья-Муни"), прославлял готовность страдать за убеждения
("Аввакум") и т. п. На одно из произведений первого периода деятельности Мережковского -
поэму "Вера" - выпал самый
крупный успех его как поэта; живые картины духовной жизни молодежи
начала 1880-х годов заканчивается призывом
к работе на благо общества. С конца
1880-х годов Мережковского захватывает волна символизма и
ницшеанства. Мистицизма или хотя бы
романтизма в ясном до сухости писательском
темпераменте Мережковского совершенно нет, почему и "символы"
его переходят в ложный пафос и мертвую
аллегорию. - Широко задумана "трилогия" Мережковского, долженствующая изобразить
борьбу Христа и Антихриста во всемирной
истории. Крайняя искусственность замысла, мало заметная в первом романе, ярко выступила на вид, когда трилогия
была закончена. Если еще можно было
усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана отступника, то уже чисто внешний характер носит это
сопоставление в применении к эпохе
Ренессанса, когда с возрождением античного искусства якобы
"воскресли боги" древности. В
третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в
Петре. Самый замысел сопоставления
Христа и Антихриста не выдерживает критики; с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и
вечное, с понятием об Антихристе -
исключительно суеверие. То же самое можно сказать и о другом
лейтмотиве трилогии - заимствованной у
Ницше мысли, что психология переходных эпох
содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к типу "сверх-человека": представление о
"переходных" эпохах противоречит идее
непрерывности всемирной истории и постепенности исторической
эволюции. Особенно очевидна
искусственность этой идеи в применении к Петру; в исторической науке прочно установился взгляд,
что Петровская реформа была лишь
эффектным завершением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры. В чисто художественном отношении
выше других первый роман. В нем много
предвзятости, психология Юлиана-Отступника полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности
разработаны порой превосходно.
Предприняв поездку в Грецию, тщательно ознакомившись с древней и
новой литературой о Юлиане, автор
проникся духом эллинизма и сумел передать не
только внешний быт античности, но и самую ее сущность. В
"Воскресших богах"
Мережковский с особенным увлечением отдался той стороне ницшеанства,
которая заменяет мораль преклонением
перед силой и ставит искусство "по ту сторону добра и зла". Мережковский на всем
протяжении романа подчеркивает полное
нравственное безразличие великого художника, вносящего одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план
особого типа домов терпимости, в
придумывание разных полезных изобретений, и в устройство "уха
тирана Дионисия", с помощью
которого сыщики незаметно могут подслушивать. Вторая часть трилогии, как и третья - не вполне
художественные произведения; не меньше
половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. п. Еще меньше можно причислить оба романа к
подлинной истории. Благодаря, однако,
хотя и тенденциозной, но яркой мысли, подкрепленной колоритными цитатами, "Воскрешение Боги" - одна
из интереснейших книг по Ренессансу; это
признано даже в богатой западноевропейской литературе. В третьей
части трилогии Петр "Великий"
в значительной степени меркнет, и на первый план выступает Петр более "Грозный", чем
"Грозный" царь Иван . Перед нами
проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства,
грубейшего сквернословия и во всей этой
азиатчине главную роль играет великий
насадитель "европеизма". Мережковский сконцентрировал в одном
фокусе все зверское в Петре. Новую серию
исторических тем Мережковский начал драмой
"Павел I" и большим романом "Александр I". Личность
Павла и трагедия его смерти освещены
автором самостоятельно, без принижения личности императора. Александровская эпоха разработана довольно
поверхностно, а декабристское движение -
даже легкомысленно. Стремясь отыскать в декабристах "человеческое, слишком
человеческое", автор затушевал в них то
несомненно-геройское, которое в них было. - В критических работах
своих Мережковский отстаивает те же
принципы, которых держится в творческой
деятельности. В первых его статьях, например, о Короленке, еще
чувствуется струя народничества начала
80-х годов, почти исчезающая в книжке "О причинах упадка современной литературы", а в
позднейших статьях, уступающая место не
только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему
презрению к ним. В 1890-х годах мораль
ницшевских "сверх-человеков" так увлекает Мережковского, что он готов отнести
стремление к нравственному идеалу к
числу мещанских условностей и шаблонов. В книжке "О причинах
упадка современной русской
литературы" не мало метких характеристик, но общая тенденция неясна; автор еще не решался вполне
определенно поставить скрытый тезис
своего этюда - целебную силу и утилитарной школы русской критики, но собственные его статьи очень тенденциозны.
Так, поглощенный подготовительными
работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине находил
в самом национальном русском поэте
"флорентинское" настроение. В период увлечения религиозными
проблемами Мережковский подходил к
разбираемым произведениям по преимуществу с
богословской точки зрения. Эта специальная точка зрения не помешала,
однако, исследованию Мережковского о
Толстом и Достоевском стать одним из самых
оригинальных явлений русской критики. Сам художник, Мережковский
тонко анализирует сущность
художественной манеры Толстого, которого характеризует как ясновидца плоти, в противоположность
ясновидцу духа - Достоевскому. Замечательно
владея искусством перемешивать собственное изложение искусно подобранными цитатами, Мережковский сделал из
своего исследования одну из
увлекательнейших русских книг. Как в исследовании о Толстом и
Достоевском, так и в других статьях
попытки Мережковского обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему.
Мережковский исходит из старой теории
дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество "утверждало
плоть в ущерб духу", и в этом
причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал "духа в
ущерб плоти". В действительности же
Христос "утверждает равноценность, равносвятость Духа и Плоти"
и "Церковь грядущая есть церковь
Плоти Святой и Духа Святого". Рядом с "историческим" и уже "пришедшим" христианством
должна наступить очередь и для
"апокалиптического Христа". В человечестве теперь обозначилось
стремление к этому "второму
Христу". Официальное, "историческое" христианство Мережковского называет
"позитивным", т. е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную
"стену" определенных, окаменевших
истин и верований; оно не дает простора фантазии и живому чувству. В частности "историческое"
христианство, преклоняющееся перед аскетическим
идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для "апокалиптических" чаяний
Мережковского вопрос пола есть по преимуществу
"наш новый вопрос"; он говорит не только о "Святой Плоти",
но и о "святом сладострастии".
Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого Мережковского.
В ответ на обвинения духовных критиков
он готов признать, что в его отношении к "историческому христианству" есть "опасность
ереси, которую можно назвать, в
противоположность аскетизму, ересью астартизма, т. е. кощунственного смешения и осквернения духа плотью".
Несравненно ценнее другая сторона
религиозных исканий Мережковского. Второй из его "двух главных
вопросов, двух сомнений" -
"более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического
христианства языческому Imperium
Romanum": об отношении церкви к государству. Став в начале 1900-х
годов в главе
"религиозно-философских" собраний, Мережковский подверг резкой
критике всю нашу церковную систему, с ее
полицейскими приемами насаждения
благочестия. Эта критика, исходящая от кружка людей, заявлявших, что они
не атеисты и не позитивисты, а искатели
религии, в свое время произвела сильное
впечатление. Как публицист, Мережковский слишком неустойчив в своих симпатиях и антипатиях, чтобы иметь серьезное
влияние. Он выступал и как апологет
самодержавия, и как защитник идей диаметрально-противоположных. Не всегда устойчив Мережковский и как
практический деятель; в
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://perfilov.narod.ru/
Дата добавления: 07.12.2009