Две словесности

Удивительное явление открывается исследователю древнерусской словесности: быстрое, почти мгновенное возрастание оной. Не успела еще Русь креститься, а уже – Литература. Удивительно, ибо мы знаем, как неспешно – и ведь не на пустом уже месте! – развивалась у нас литература западноевропейского образца (от первых переводных книг до Пушкина – полтора столетия, плюс еще столько же до той поры, когда основная масса населения стала читать. В прорубленное Петром окно легко пролезали фрегаты и мануфактуры, но не словесность…

Быть может, правы те, кто предполагает наличие письменности на Руси до X века? Пресловутая «Велесова книга», узелковое письмо и т. п. Серьезная наука смотрит на подобные «открытия» отрицательно, но в них и нет нужды – ведь несомненен высокий уровень устной словесности. О ней мы можем догадываться по словесности письменной, возникшей и развившейся в течение нескольких десятилетий именно благодаря устной традиции. Сознание творцов и той и этой словесности оказалось тождественным, единые эстетические ценности, единый способ создания и передачи текста (чего нельзя сказать о искусственном вливании на Русь западноевропейской культуры XVII-XIX вв). Способ этот, описанный в фольклористике (об этом ниже) не для одного фольклора характерен. Так, средневековый летописец творил свой текст сразу «набело», прорабатывая все черновые варианты, прикидывая сюжет и подбирая эпизоды отчасти подсознательно, отчасти в уме, оперируя словесными «формулами», как и народный сказитель. Здесь грань между традиционной культурой и культурой нового времени – не между дописьменной и письменной эпохами, а между двумя формами мышления, миросозерцания: религиозного (традиционного) и секуляризированного.

Интересно отметить, что литература нового времени до конца так и не проникла в крестьянский быт, в то время как знаменитые новгородские берестяные грамоты говорят о том, что грамотность распространилась в самых низах уже в первом столетии после крещения и, вероятно, не только для того, чтобы писать друг другу берестяные записки. Те, кто, смогли уклониться от всеобщей европеизации – что особенно характерно для старообрядцев – сохранили культуру домашнего чтения до наших дней.

Итак, быстрое развитие древнерусской письменной словесности ничем иным, как единосущностью ее со словесностью устной объяснить нельзя. И поэтому их дальнейшее многовековое влияние друг на друга представляется нам не столь существенным, как это принято думать. Новейшая словесность (начиная с XVII века) начинает существенно взаимодействовать с фольклором. Первоначально второе успевает поглощать первое: переводные лубочные романы обретают народный дух и слог, но с приходом Петровских реформ соотношение меняется. Вместе с тем то, что губило фольклор, то его и спасло – создание науки западноевропейского образца привело в начале XIX века к осознанию необходимости записи живой устной традиции. Были зафиксированы не успевшие подвегнуться влиянию городской культуры, образцы обрядовой поэзии, былинного эпоса, духовных стихов, сказок…

Духовные стихи – а именно с них мы начнем наши публикации – сохранили не только христианский, но и, возможно, сильно трансформированный, дохристианский миф. Процесс ухода мифа из быта естественен (и античную и западноевропейскую мифологию мы знаем только в пересказах) – религиозное значение мифа падает на этапе перехода к государственной общественной форме, которая нуждается уже в письменной культуре, рано или поздно расстающейся со своим религиозным содержанием. Если бы дохристианское мифологическое сознание не пришло к естественному упадку, то христианизация Руси «сверху», на наш взгляд, была бы невозможна. Поэтому так туманно и многослойно все, из чего строятся духовные стихи. И сам сюжет – неадекватно, видимо, нами воспринимаемый – и представления о миропорядке. Даже если в основе стиха известный христианский апокриф, миф, то под ним проступает миф дохристианский, не входя с первым ни в какие противоречия. Воистину: «исполнить пророков», а не нарушить пришло христианство на Русь. Безусловным мифом следует признать распространенное мнение, что первые христиане стали старательно уничтожать предшествующую культуру. Да это было бы и просто невозможным. Напротив, церковная паперть стала главным местом звучания духовного стиха. Церковь усыновила свое незаконнорожденое детище, духовный стих сменил ветхие мифологические меха на новые формы апокрифической литературы. На собственно литургическую и евангелическую тематику стихов почти нет – каждый остался при своем деле. Духовному стиху пришлись впору христианские сюжеты, оставшиеся за порогом церкви – т.е. там, где и должно было ему жить, как определенной форме религиозного сознания.

А «первоначальные изводы» Голубиной книги, которые видны сквозь публикуемые ниже записи XVIII-XIX вв., оказываются куда древнее книги велесовой даже и в том случае, если мы будем считать ее подлинным памятником дохристианской писменности.

А.Г.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.rusland.spb.ru

Дата добавления: 08.08.2011