Роль оценочного компонента значения лексемы глаза в произведениях М.А. Булгакова «Собачье сердце» и «Роковые яйца»
Першукова С.В. (г. Москва)
Рисуя портрет профессора Владимира Ипатьевича Персикова, Булгаков дважды обращает внимание читателя на его глаза: «На красном носу старомодные маленькие очки в серебряной оправе, глазки блестящие, небольшие, росту высокого, сутуловат. Говорил скрипучим, тонким, квакающим голосом и среди других странностей имел такую: когда говорил что- либо веско и уверенно, указательный палец правой руки превращал в крючок и щурил глазки» [3, с. 96]. Писатель использует вместо слова глаза его производное - глазки. Данный дериват, бесспорно, выполняет эмоционально-экспрессивную функцию. С его помощью выражается авторская оценка образа персонажа, подчеркивается неприятное впечатление, производимое уже самим внешним видом профессора. Суффикс является семантически нагруженной морфемой русского языка. Так, уменьшительно-ласкательными к слову глаз в первом значении [2, с. 138] являются лексемы глазочек, глазоньки, глазенки, глазки. Но две последние лексемы содержат в рассматриваемых произведениях выражение пренебрежительного отношения к называемому предмету [2, с. 147]. В пространстве художественного текста оценочную характеристику могут приобретать слова, которые собственно в языке никакими оценочными потенциями не обладают, а слова, маркированные с точки зрения оценки, способны по воле автора менять или уточнять знак оценки. Лексема глазки с отрицательной коннотацией, встречающаяся при характеристике того или иного персонажа у М.А. Булгакова, на наш взгляд, может считаться особенностью языка писателя, его идиостиля.
В следующем ниже контексте характеризуются действия другого профессора, Филиппа Филипповича Преображенского, из «Собачьего сердца»: «Филипп Филиппович, опершись ладонями на край стола, блестящими, как золотые обода его очков, глазками наблюдал за этой процедурой и говорил взволнованно...» [4, с. 183]. «Наклоняясь, он блестящими глазками исследовал голый живот пациента» [4, с. 167]. Перед нами те же блестящие глазки, что и в описании внешности профессора Персикова. Можно предположить, что данным образным выражением Булгаков объединяет самодовольных и тщеславных персонажей своих произведений, решивших, что они вправе вторгаться в природу существования и даже менять ее по своему усмотрению. Цепочку подобных образов продолжает Александр Семенович Рокк: «Персиков хотел выразить иронию и презрение, но пришелец их не заметил, внимательно блестящими глазками всматриваясь в камеру» [3, с. 122]. «Маленькие глазки смотрели на весь мир изумленно и в то же время уверенно, что-то развязное было в коротких ногах с плоскими ступнями» [3, с. 120]. «Судя по глазкам, его поразил прежде всего шкап в двенадцать полок, уходивший в потолок и битком набитый книгами» [3, с. 120].
Разнообразные синтагматические связи оценочно маркированного существительного глазки мы наблюдаем в повести «Роковые яйца» при описании внешности скандального журналиста Бронского: «Из-за спины Панкрата тотчас вынырнул молодой человек с гладко выбритым маслянистым лицом. Поражали вечно поднятые, словно у китайца, брови и под ними ни секунды не глядящие в глаза собеседнику агатовые глазки» [3, с. 104]. «Я занят, - сказал профессор, с отвращением глядя в глазки гостя, но никакого эффекта не добился, так как глазки были неуловимы» [3, с. 104]. «Вместо ответа молодой человек поклонился профессору два раза на левый бок и на правый, а затем его глазки колесом прошлись по всему кабинету, и тотчас молодой человек поставил в блокноте знак» [3, с. 104]. «В глазках молодого человека мелькнула хищная радость» [3, с. 105]. Именно благодаря деривату глазки читатель всего лишь по нескольким фразам безошибочно определяет отрицательный знак данного типажа.
В.В. Виноградов считал, что «нет слов и языковых форм, которые не могут стать материалом для образа. Необходимо лишь, чтобы применение их в целях художественной образности было стилистически и эстетически оправдано» [5, с. 119]. В системе языка есть слова и выражения, образность которых является их постоянным и естественным свойством. Например, адъективы - это те добавляемые или «приложенные» слова, которые наиболее точно характеризуют самый предмет, наиболее ярко его показывают.
Для определения почти каждой детали внешности человека в языке есть специфические прилагательные с положительной и отрицательной оценкой. «В соответствии с общеязыковой оценочной асимметрией среди прилагательных, характеризующих отдельные части тела человека, слов с отрицательной оценкой представлено приблизительно в два раза больше, чем слов с положительной оценкой» [9, с. 200]. Никаких у меня детишек нету, сукины дети, - заорал Персиков и вдруг попал в фокус черного аппарата, застрелившего его в профиль с открытым ртом и яростными глазами [3, с. 107]. Персиков разноцветный, иссиня-бледный, с сумасшедшими глазами, и, задыхаясь, начал кричать... Профессор сорвал одним взмахом галстук, оборвал пуговицы на сорочке, побагровел страшным параличным цветом и, шатаясь, с совершенно тупыми стеклянными глазами, ринулся куда-то вон [3, с. 140]. Ничего этого профессор не читал, смотрел остекленевшими глазами перед собой и курил [3, с. 142]. Очевидно, что адъективы яростные, сумасшедшие, тупые, остекленевшие и т.п. по отношению к характеристике глаз «гениального» ученого в гневе и ярости используются автором явно с целью создания сатирического образа. Создается образ человека, который провел эксперимент, нарушивший естественное течение жизни, высвободивший страшные силы, поэтому, в первую очередь, ужасен он сам, ужасны его глаза.
Кстати, в повести «Собачье сердце» появляется неожиданный образ чучела совы, которое очень раздражает Шарика. Здесь встречается прилагательное - дериват от лексемы глаза: «Посередине кабинета на ковре лежала стеклянноглазая сова с распоротым животом, из которого торчали какие-то красные тряпки, пахнущие нафталином» [4, с. 179]. По отношению к чучелу совы сложное прилагательное стеклянноглазая не несет в себе никакой оценочной коннотации. Но, если предположить, что образ «мудрой» птицы появился в повести вовсе не случайно, а в качестве своеобразного символа, проводящего параллель между ним и образом самого профессора Преображенского, то маркированность прилагательного стеклянноглазая становится вполне очевидной. «В механизмах номинации ведущая роль принадлежит сравнению. В основе вторичной номинации также лежит скрытое сравнение предмета или явления, уже имеющего вербализованную форму, с новым, номинируемым. Познавая окружающий мир, себя в этом мире, человек издавна проводил ассоциации с миром животных и растений, его окружавших. Перенос по модели «животное» -> «человек» является универсальным и широко распространенным» [7].
«- Вон, я говорю, - повторил Филипп Филиппович, и глаза у него сделались круглые, как у совы» [4, с. 199].
С помощью оценочных прилагательных можно дать разнообразную характеристику не только отдельным деталям внешности человека, но и его внутреннему состоянию. В повести «Роковые яйца» встречается еще один портрет Персикова: Ошеломленный Персиков развернул газету и прижался к фонарному столбу. На второй странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с безумными и незрячими глазами, с повисшею нижнею челюстью человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В.И. Персиков, открывший загадочный красный луч», - гласила подпись под рисунком [3, с. 106]. Эпитеты безумные и незрячие отражают не столько характеристику глаз в портрете героя повести, сколько самого Персикова, совершившего свое ужасное открытие.
Чаще всего лингвисты говорят о совмещении в слове или фразеологизме экспрессивности, эмоциональности и оценочности [6, с. 37-45]. В произведениях М.А. Булгакова достаточно много примеров синтагматических комплексов, характеризующих глаза персонажей при разных обстоятельствах, описываемых автором, например в «Собачьем сердце»: «Пес сегодня больше всего возненавидел тяпнутого и больше всего за его сегодняшние глаза. Обычно смелые и прямые, ныне они бегали во все стороны от песьих глаз. Они были настороженные, фальшивые, и в глубине их таилось нехорошее, пакостное дело, если не целое преступление» [4, с. 182]. «Тяпнутый, не сводя с пса настороженных дрянных глаз, высунул из-за спины правую руку и быстро ткнул псу в нос ком влажной ваты» [4, с. 183]. «У Зины мгновенно стали такие же мерзкие глаза, как у тяпнутого» [4, с. 182]. «Человек у двери мутноватыми глазами поглядывал на профессора и курил папиросу, посыпая манишку пеплом» [4, с. 193]. «Старуха указательным и большим пальцем обтерла запавший рот, припухшими и колючими глазами окинула кухню и произнесла с любопытством: - О, господи Исусе!» [3, с. 199]. «Затем ослаб, полежал, а когда поднялся, шерсть на нем стала вдруг дыбом, почему- то в ванне померещились отвратительные волчьи глаза...» [4, с. 182].
М.А. Булгаков достаточно свободно обращается с оценочной маркированностью слов, представленной в языке, поэтому в художественном тексте появляются нестандартные и парадоксальные соединения слов с противоположными оценками: «Отвалив спинку винтящегося кресла, Персиков в изнеможении курил и сквозь полосы дыма смотрел мертвыми от усталости, но довольными глазами в приоткрытую дверь камеры, где, чуть-чуть подогревая и без того душный и нечистый воздух в кабинете, тихо лежал красный сноп луча» [3, с. 120]. Такое сочетание можно отнести к оксюморонному типу. Вот описание глаз нечисти, полученной в результате чудовищного эксперимента в «Роковых яйцах», упоминавшееся выше как пример развернутой метафоры: «Лишенные век, открытые ледяные и узкие глаза сидели в крыше головы, и в глазах этих мерцала совершенно невиданная злоба» [3, с. 132]. Несмотря на явную негативную оценку автором неизвестного существа, тут же появляется совершенно противоположное высказывание в адрес все тех же глаз: «Настолько хороши были эти глаза между листьями» [3, с. 132]. Такая парадоксальность несет в себе глубокий символический смысл: соблазн часто мешает разглядеть жестокую истину (как известно, змея является символом соблазна).
Слова с оценочным компонентом значения чрезвычайно важны в плане характеристики прагматического аспекта высказывания. Ю.Д. Апресян писал о том, что в процессе конкретного речевого акта говорящий, используя слово, включенное в оценку, направляет адресату скрытый императив «отнесись хорошо» или «отнесись плохо» к объекту, названному данным словом [1, с. 159]. Многочисленные и многообразные ассоциации рождают тот особый строй булгаковских произведений, когда за сиюминутным и временным угадывается вечное. При этом важна каждая лексическая единица языка, потому что именно она является сигналом, функция которого - пробудить человеческое сознание, затронуть в нем определенные концепты, готовые откликнуться на этот сигнал.
Список литературы
Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография // Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М.: Языки русской культуры, 1995. - 767с.
Большой академический словарь русского языка: Т. 4. - М., С.-П.: Наука, 2006 (БАС). - 680 с.
Булгаков М.А. Роковые яйца // Проза. Пьесы. Письма. Образ писателя. - М.: Педагогика, 1991. - С. 95-145.
Булгаков М.А. Собачье сердце // Проза. Пьесы. Письма. Образ писателя. - М.: Педагогика, 1991. - С. 158-222.
Виноградов В.В. Сюжет и стиль. Сравнительно-историческое исследование. - М.: Изд-во АН СССР, 1963. - 192 с.
Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. - М., 1985. - 228 с.
Маркова Е.М. Культурные коннотации вторичных номинаций при обучении русскому языку как инославянскому // Электронный журнал «Вестник МГОУ» [Сайт] -М.: МГОУ, - 2013. - №1 - URL: http://evestnik-mgou.ru/Articles/Doc/296.
Скляревская Г.Н. Категория оценки: основные понятия, термины, функции (на материале русского языка) / Г.Н. Скляревская // Оценка в современном русском языке: сб. научных статей. - Studia slavica Finlandensia, t. XIV. - Hirn. - Helsinki, 1997. - С. 166-184.
Смирнова Л.Г. Лексика с оценочным компонентом значения в современном русском языке. - Смоленск, 2008. - 268 с.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://evestnik-mgou.ru/
Дата добавления: 28.07.2014
