Типажи Великой Бауманки. Часть вторая

Недавно один из знакомых студентов института – Леонид Красильщик – своим примером доказал, что в Бауманке есть место и мужеству тоже

Часть первая

«Тропа мужества» Леонида Красильщика

В самой Бауманке аббревиатуру МВТУ расшифровывают еще и по-другому – Мужество, Воля, Труд, Упорство. С тремя последними категориями согласен. Но я никогда не понимал, при чем здесь мужество? Бауманка все-таки – не военное училище. Скорее, сюда подошла бы Мысль. Но недавно один из знакомых студентов института – Леонид Красильщик – своим примером доказал, что в Бауманке есть место и мужеству тоже.

Мы приводим его рассказ без купюр, от первого лица. Он очень хорошо передает всю драматургию событий.

Вызов

Недавно мне довелось пережить тяжёлое личное событие. Какое – уточнять не буду. Оно долго не отпускало меня, вызывая горькие переживания. Я решил перебить его каким-то другим эмоциональным потрясением. Короче, я решил бросить вызов самому себе.

Долго не мог понять, как это сделать. И тут друзья предложили отправиться на «Тропу мужества» в Калужской области – преодолеть в предельно сжатые сроки лесисто-гористую пересеченку длиной в шестьдесят километров (хотя там были и более щадящие дистанции). Но мы с Айдаром (соседом по комнате в общежитии) решили махнуть именно на шестьдесят.

И начали резко готовиться. Экипы (экипировки – М.Л.) ни у Айдара, ни у меня нормальной не было. И мы потом тыщу раз пожалели об этом. Минимальный вес по заявке должен был составлять минимум десять кило. Это тоже все резко осложняло. Но мы что-то нам накрутили в итоге.

С кем в общаге мы с Айдаром не общались – никто не верил, что у нас вообще что-либо получится. Мы же не на опыте. А туда такие крутые пацаны заходят… С экипой не в одну сотню тысяч. И вообще с непривычки штурмануть шестьдесят км – ну нереал, в натуре! Нам пророчили максимум тридцать пять. Дальше ноги просто не идут. А по пересеченке, гружеными, с рюкзаком – максимум двадцатка. Но мы и не спорили. «Мы же не сверхлюди, – думали мы. – Если тридцатку вытащим – уже хорошо». Ни я, ни Айдар на самом деле не верили, что в реале пройдем эти шестьдесят километров.

Наша ошибка была в том, что мы рванули в эту тему спонтанно, без какой-либо подготовки. Хотя у нас не было никаких надежд и ложных ожиданий. Я прекрасно понимал, что на этой тропе может произойти все, что угодно. Я шел по приколу – смогу-не смогу. Смогу – зашибись. Не смогу – значит не смогу.

Опасения

Перед тропой у нас было три вида опасений. Первое – длинная дистанция. Все-таки шестьдесят км нормальные люди одним днем не ходят.

Второе – груз. За спиной – десяток килограмм. Крутовато.

Третье – вода. Мы оба опасались, что ее не хватит на всю дистанцию. Так что мы от души запаслись энергетиком.

И еще меня пугала погода. Все-таки на дворе не май месяц. Весь маршрут будет лить дождь. Я боялся, что мы просто замерзнем и можем жестко заболеть. И еще дикие звери на пути. Мы нашли в Инете видео тропы прошлого года, где парень идет по лесу и справа от него пробегает стадо кабанчиков. Судьи нам потом сказали, что на тропу и медведь может вывалиться. Короче, пошли мы.

В тамбуре

Все пошло непросто с самого начала. Добирались до места уже сложно. Три часа езды на калужской электричке в пятницу вечером – это жесть. Народу было – не протиснуться. Все три часа мы просидели в тамбуре. В Калугу мы приехали уже уставшие. На базе было капец как холодно. К тому же выяснилось, что нас кормить не будут. Я думал, для участников будет предусмотрена какая-то общая казарма. Оказалось – нет. База – это только судья, костер и кухня. Все остальное – сами. Хорошо, что у нас палатка была трехместная.

Кроме нас все остальные «тропиканы» были матерые, с матерой – не в одну сотню тысяч – экипой. Кто-то сжалился и выдал мне спальник без коврика в аренду. Мы схомячили свой доширак и с горем пополам легли спать – в плохих спальника в холодной палатке. Я, по–моему, так толком и не заснул.

Начало

Подъем был в шесть утра. Инструктаж. Нам рассказали про маршрут. Двинулись. Из лагеря вышли большой толпой – пятьдесят пять участников. Никто никуда не рвался, как сохатый по сушняку. Просто шли. И через десять минут я привык к грузу. Пока все было относительно комфортно.

Первый брод перешли относительно легко. Помог ОЗК-костюм.

Я думал, тут все на опыте и через час мы окажемся в конце всей толпы. А по факту перешли брод одной большой колонной. Особо никто не отставал. Мы вышли к Оке. Она в тех местах, кстати, обалденно красивая. На маршруте было восемь реперных точек. Первая – линия ЛЭП на крутой глиняной горе. Гора оказалась крепким орешком. Стало резко забиваться дыхание, и буквально через минуту икры зажгло, как на тренировке. А поднимались мы минут пять. Одышка бешеная, пульс – сто восемьдесят. Стало жарко, и мы разделись.

Дальше пошли вдоль Оки. Минут сорок шли по склону вдоль берега. На тропе одна сторона была всегда под наклоном, и все стопы были постоянно под углом. Они от такой ходьбы жестко загудели. Вообще на маршруте было много спусков и подъемов – так что доставалось и нашим коленям, и нашей дыхалке. Многие контрольные точки были рядом с братскими могилами. Мы шли от одно братской могилы к другой. Вообще там в войну в боях погибло около четырехсот тысяч наших бойцов. Меня поразила эта цифра.

Потом было заросшее и какое-то бескрайнее поле. Твердая земля, перепаханная глубокими бороздами. Танки, что ли, по ней гоняли… А маршрут лежал поперек этих рядов. И каждый этот ров мы прошли. Очень неудобно было ставить стопы. Мы все молчали. Бескрайнее поле, молчание и ничего больше. Вот такой космос. Но прошли поле в темпе, без остановок. Я шел замыкающим и понимал, что если отстану – ждать меня никто не будет. Тормозить нельзя. Поэтому впахивал вместе со всеми.

Дальше был забор вдоль очередного кладбища. И нужно было по крутому длиннющему спуску спуститься к купели. С высоты в полете ты резко опускаешь на колено свой собственный вес и еще вес рюкзака. Было очень больно. У всех нас очень сильно заболели колени. Сустав человеческого организма явно был не создан для таких нагрузок. Ноги стали подкашиваться. Мы прошли двадцать два километра, и у меня уже гудели ноги и горели стопы. Но это были еще цветочки.

Потом – пять километров по асфальту. Для меня это оказалось самым плохим участком маршрута. Потому что асфальт – он, собака, жесткий. И обувь на нем не амортизирует никак. Стопа и сустав снова берут на себя всю нагрузку. И от этого еще уставала спина. Мы сели прямо на асфальт перевести дух, Просидели на нем минут двадцать-двадцать пять. Нам надо было еще идти двенадцать км по асфальту. И я понимал, что это будет трэш. Так оно и случилось. Это оказалось самым сложным участком за весь маршрут.

На сороковом километре надо было свернуть в сторону леса. И я начал отставать от ребят. Я-то был в ботинках, а они в кроссовках. Пошел дождь, и мы надели дождевики. У меня все страдало, все болело. В итоге мы доковыляли до поворота в лес и сделали привал. Ребята стали перебинтовывать ноги. Ноги у них были мокрые, мозоли отсырели, и со стопами и кожей все было жестко. Я не мог уже нормально стоять и, подойдя к ним, упал сначала на колени, а потом на спину. Какое-то время просто лежал. Потом попытался встать. Все тело болело, голова кружилась. И я думал – как же я дальше-то пойду, если я сюда еле дополз? Мы выпили сначала весь свой обезбол, потом энергетик. И встали и пошли снова. Через боль. Но хотя бы не по асфальту. Началась лесная часть маршрута. От энергоса с обезболом мне стало легче. И здесь я увидел след – два огромных копыта на земле. Это были кабаны. Они прошли раньше нас.

Стемнело. Мы включили фонари. Меня уже тошнило от наших батончиков. Под проливным дождем схомячили нашу «тушнину». Снова двинулись. У меня болели стопы, колени. Чтобы не думать об этой боли, я начал петь. Иду и пою – чтобы не думать о том, зачем я страдаю. Перебрал весь свой репертуар – «Любэ», «Батяня-Комбат», Михаила Круга и все остальное. Так мы шли и пели, наверное, часа два. И я действительно забыл про боль. Она ушла.

Очередная контрольная точка – брод. Там должен был стоять судья. А река там капец широкая – метров шесть. И глубокая. Заход тяжелый. Чепыжи в человеческий рост. И брод мы так и не нашли. Но нас догнала команда. У них были мощные фонарики (наши начали садиться), и был свой GPS. Мы пошли вместе. Вода была просто ледянющая. Ноги в воде тоже сразу стали такими же ледянющими. На броде было два скрытых больших валуна. Можно было запросто споткнуться и усвистать вниз по течению. Но мы прошли.

Роковые метры

Но главный трэш начался дальше. Надо было найти родник. И мы попали в какое-то жуткое болото. Делаешь шаг – и ты по колено в воде. А то и по пояс. И зацепиться не за что. Чепыжи, кусты, кочки, ямы, грязь, трясина... Каждый из нас упал несколько раз. Ты падаешь – а вставать тяжело. Меня один раз сильно засосало выше колена. И сил не было выбраться. Хватался пальцами, ногтями за какие-то кусты. Кое-как поднимался. Один из наших сел на бревно возле реки: всё, пацаны, не могу больше идти…

Казалось, что мы все останемся в этом проклятом вонючем зыбком болоте навсегда. Мы даже как-то смирились с этой мыслью. Но если не сфоткаемся возле какого-то родника, весь маршрут по условиям тропы будет бессмысленным. И тут нас настигает другая команда. И мы понимаем, что это наш шанс. Они нашли брод, значит и родник найдут. И они его действительно нашли. И мы пошли к финишу.

Эти проклятые пятьсот метров мы проходили два часа. Как нас и предупреждали судьи. За все шестьдесят километров эти пятьсот метров оказались самыми страшными.

Потом у меня порвались шнурки. Прямо посередине. Только на двух петлях и держались. Я полагал, что без них я пройду еще максимум полчаса.

Три последних километра нам показались десяткой. И тут у Айдара лопнули мозоли на стопах. По его лицу было видно, что ему капец как больно. Он сел прямо на дороге и стал перебинтовываться. Айдар замотал себя в три слоя бинтов. И мы поковыляли дальше. Мы все хромали, как раненые или инвалиды. И нам было уже все равно.

Финиш

Шестьдесят километров мы по итогу прошли за восемнадцать часов. Но у нас не было сил даже радоваться. Радовала только мысль о грядущей бане. Я мечтал о том, что отогрею и приведу в чувство стопы, мозоли и колени. Даже еда не радовала. А шашлык был хорошим. Но я не съел даже половины.

И вот мы с Айдаром и Илюхой сидим в предбаннике и понимаем, какие мы феерические идиоты. Потому что не взяли чистой и сухой одежды в обратный путь. А вся наша одежда насквозь мокрая. И в ней нам придется спать. И я понимаю, что если я после бани усну мокрый в холодной палатке – могу просто сдохнуть. И я сижу в предбаннике, и мне никуда не хочется идти. Потому что идти мне некуда. Хотелось заснуть прямо здесь, в предбаннике. А потом мы стояли в общем строю, нам выдали красивые награды, всех поздравили. Я стоял в строю в шлепках – ботинки были насквозь сырыми.

Это вроде конец истории. Но не моей истории.

«А что изменилось после моего похода? – думал я, сидя в электричке и смотря в окно на мелькающий ряд сосен. – Позади – столько страданий, а радости в душе нет. Внутренние уровни у меня не открылось. Я дьявольски устал. Мой организм изнасилован. Что со мной вчера произошло? И как мне все это должно помочь? Почему эти страдания так ни к чему и не привели?»

Я чувствовал себя стоящим на краю бездонного провала разочарования. Причем и в самом себе, и в жизни.

И тут я за окном электрички увидел их. Солдат. Таких же молодых, как я. Тех, кто именно в этих местах, страшной осенью 43-го года, испытывая ровно такие же страдания, погибали и умирали.

Рядом с железной дорогой, в полосах дождя, в лесных сумерках они шли нам навстречу. Поротно, побатальонно. Молча. Сосредоточенно. В серых шинелях, с винтовками за спиной. Они шли навстречу Победе, навстречу судьбе и навстречу своей смерти. Именно они лежали в тех бесчисленных безымянных братских могилах, которые встречались нам на всем протяжении маршрута. Они погибли в бою – за то, чтобы само имя России не померкло. Чтобы мы с Айдаром и Илюхой пришли в этот мир, носились, как сохатые, по этим лесам и горам, жили и радовались жизни. И выбора у них не было. В отличие от нас…

А я живой. Только измотанный. И моя жизнь, жизнь студента Бауманки Леонида Красильщика, продолжается. И в ней, кроме испытаний, будет еще масса интересного, удивительного и прекрасного.

И мне стало легче.