Финансовая система США: кризис жанра налицо

Эмиссия перестала быть панацеей

Я уже много раз затрагивал эту тему, но она всплывает снова и снова. Впрочем, понятно, почему. Речь идет о том, может ли ФРС (для случая евро – ЕЦБ) печатать деньги вечно. Ну, действительно, какая разница, какие долги у США, если казначейство исправно печатает свои бумажки, их выставляют на аукцион по некоторой фиксированной ставке (например, -0,05%), затем все, что не выкупают частные лица (которые все равно это делают, потому что нужно где-то размещать деньги, которые страшно держать в банках), довыкупает ФРС, – и все отлично?..

Главный аргумент против такой схемы, который выдвигают некоторые эксперты, – это инфляция. Мол, денег становится все больше, цены растут, экономика валится. Однако опыт последних лет показал, что никакой инфляции нет: во всяком случае, официальные цифры ее не показывают. То есть имеет место полное счастье. И вот тут нужно дать более или менее серьезный комментарий.

Во-первых, утверждение о том, что инфляции нет, не совсем верное. Официальная статистика дает сильно заниженные данные, в реальности инфляция в США где-то между 5-6%. Для экономики, в которой падает спрос, это очень много, и означает, в частности, что стагфляционные процессы уже начались. Кроме того, это означает, что реальный спрос падает каждый год на 5%, и только для его компенсации нужно увеличить доходы граждан. А они вовсе не растут на пять с лишним процентов в год.

Почему же этого не видно? Дело в том, что имеет место довольно большой разброс по субъектам экономики – от очень доходных до убыточных. Причем в современной экономике убыточное предприятие может существовать довольно долго, за счет правильной реструктуризации финансовых потоков, особенно в том случае, если капитализация его активов намного превышает показатели реальных продаж. Так что тут есть большое поле для полета фантазии статистиков, как точно считать средние, особенно если учесть желание начальников этих статистиков получить оптимистический результат и быстрое изменение ситуации, которое настоятельно требует изменения методик расчетов. Это даже не совсем фальсификация: просто из нескольких методик выбрали более оптимистичную, а дальше все предельно честно.

Однако в реальности проблемы накапливаются, и роста так уж точно так не получишь. В результате после нескольких лет оптимистических ожиданий ситуация резко ухудшается. Что-то подобное происходило в 2010-11 годах, когда оптимистические ожидания сменились резким пессимизмом, который потом вновь начали разгонять наигранным оптимизмом.

Во-вторых, поскольку реальный спрос пока падает и компенсируется ростом искусственного, принципиально меняется поведение потребителей. Одно дело – получать устойчивую зарплату, совсем другое – тот или иной вид государственного пособия. В любом случае, второй вариант не предполагает инвестиций в развитие и сложных покупок. Потребитель старается ограничить себя по минимуму – и потому, что не видно будущего, и потому, что нет никакой гарантии, что все это продлится достаточно долго. Соответственно, принципиально меняется структура спроса, притом, что соответствующих работ, в общем, мало, и более или менее точного эффекта не видно.

В-третьих, эмиссионная модель предполагает, что реальный сектор становится лишним. Точнее сказать, эта модель имеет в виду, что эмиссионные доллары попадают потребителям ровно в том объеме, чтобы компенсировать их «выпадающий» спрос (если им дать больше – может начаться инфляционная спираль), а все остальное концентрируется в финансовом секторе. В последнем инфляция выражена в полной мере (рост фондовых рынков!), а это увеличивает инфляцию издержек для производителей. В то же время кредитование их становится все менее и менее выгодным делом (разве что поддерживать те производства, которые дают большой объем продаж для конечных потребителей), но уж точно нет смысла в такой ситуации вкладываться в развитие. Это почти наверняка потеря денег, которые худо-бедно мультиплицируются в чисто финансовых операциях, стимулированных за счет эмиссии.

Иными словами, модель эмиссии сама по себе «закрывает» развитие, а также постепенно снижает рентабельность реального сектора. Частично это может компенсироваться, например, снижением цен на энергоносители (газ), однако этот ресурс ограничен. Впрочем, на коротких промежутках он как раз может давать оптимистические результаты. Отметим, что долго такое снижение продлиться не может, поскольку «горячие» инвестиционные деньги ищут потенциальные источники прибыли, и даже административные меры тут не станут панацеей: пусть с более низкой точки, но сырьевые рынки все равно будут расти.

Не забудем и о такой составляющей роста издержек, как страхование. Постоянный рост рисков вызывает необходимость увеличения страховых расходов, а более или менее приличные компании просто не могут себе позволить от этих расходов отказываться. В отличие от людей, кстати, что хорошо видно по статистике, что и заставляет власти США внедрять соответствующую систему чуть ли не насильно.

Есть и более тонкие механизмы – например, изменение психологии инвесторов, которые видят, что финансовые рынки исчезают именно как рынки, что их знания и понимания уже не играют никакой роли, поскольку ставки (и, чего уж греха таить, бенефициаров) определяют денежные власти из соображений, далеких от экономики. И многие из этих механизмов даже не видны до тех пор, пока они вдруг не начинают неожиданно выскакивать, как черт из табакерки, в некоторый момент. Таких историй было много и будет еще больше, и учесть их наперед практически невозможно.

В результате остается только констатировать, что темпы спада за счет эмиссии резко затормозились, но сами негативные процессы никуда не делись и медленно, но верно подтачивают действующую экономическую систему.