Путешествие к началу мира

Португалия-Франция. 1997. 95 минут.

Автор сценария Мануэл ди Оливейра

Режиссер Мануэл ди ОливейраОператор Ренато Берта

Художник Зе Бранку

Композитор Эммануэль Нуньес

В ролях: Марчелло Мастроянни, Жан-Ив Готье, Леонор Силвейра, Диогу Дориа, Изабел ди Кастро, Жозе Пинту, Изабел Рут.

Оценка - 8 (из 10).

Экзистенциальная драма.

Рекомендуя на прошлой неделе посмотреть по телевидению (тем более по каналу ТНТ, на который не все обращают внимание, или же он вообще у кого-то не принимается) фильм «Путешествие к началу мира», я немножко слукавил, поскольку сам его еще не видел, но желал это непременно сделать. Потому что португальский режиссер Мануэл ди Оливейра - не только признанный классик европейского арт-кино, но и являет собой уникальный пример редкостного и плодотворного долголетия в кинематографе. Сейчас ему пошел уже десятый десяток лет (!), а неутомимый постановщик по-прежнему снимает по фильму в год. И, в частности, «Путешествие к началу мира», лента 1997 года, замечательно доказывает, что Оливейра создает живое и будоражащее мысли кино.

Стоит ли усиленно прорываться на просмотры Московского кинофестиваля, если буквально на следующий день после его окончания можно спокойно, не выходя из дома, насладиться подлинно высоким искусством, превосходящим по уровню многое из показанного на фестивале. Так совпало, что посмотрев на дополнительном сеансе в Доме кино излишне перехваленную картину «После жизни» молодого японца Хирокадзу Корэ-эда, тем же вечером я смог познакомиться с поздним творением португальского режиссера, созданным им в возрасте 88 лет, словно в ситуации «после жизни». Его явный альтер-эго, кинопостановщик преклонных лет Мануэл (кстати, сыгранный смертельно больным Марчелло Мастроянни незадолго до кончины - поэтому и фильм посвящен ему), предпринимает попытку возвращения в места своего детства и юности, в начало века, как будто к истокам современной цивилизации. Хотя внешне - это всего лишь небольшая поездка на автомобиле вместе с тремя другими участниками съемочного коллектива, а в большей степени - попутная экскурсия на родину отца одного из актеров, который сам родился, вырос и всю жизнь провел во Франции, даже не зная ни слова по-португальски.

Кажущаяся простота road movie на европейский манер, бесхитростных и необязательных путевых заметок, вроде бы пустой (пусть и интеллигентной, насыщенной философией, поэзией и прочей культурной атрибутикой) болтовни персонажей ради того, чтобы скоротать время путешествия, все это оборачивается тонкой и умной игрой Мануэла ди Оливейры и с собственной биографией, и с воспоминаниями о бурных событиях века, к счастью, прошедших мимо него самого, но так или иначе отразившихся на мире вокруг. Как бы туристическая поездка по деревням, городкам и крепостям недалеко от границы с Испанией начинает восприниматься действительно в качестве путешествия в некие античные времена, чья культура постепенно пришла в упадок и запустение - так что мы присутствуем теперь на обломках и развалинах обветшавшей империи, но и духовно испытываем ощущение безвозвратной потери «золотого века», навсегда утраченной гармонии со всем сущим.

Чисто кинематографически, пластически и зримо, это впечатляюще выражено при помощи такого заурядного приема, как отъезд, вернее, фиксирование камерой, установленной в автомобиле, той убегающей дороги и видов по обе ее стороны, что остается за спинами уезжающих путешественников. То есть вместо движения навстречу, заявленного «путешествия к началу», мы чаще всего наблюдаем покидание героями уже посещенного места, расставания и прощания в долгих панорамах-проездах, которые задают удивительный внутренний ритм повествования (не разрушаемый даже назойливыми включениями телерекламы). Невольно получается, что это - «путешествие к концу света», к исходу века, к закату жизни, своей собственной и тех старых нищающих обитателей столь же приходящих в негодность жилищ, которые практически доживают отпущенный земной срок - и вот-вот всё и все канут в небытие.

Однако в истории актера Афонсо, желающего встретиться с родными своего отца, давно умершего во Франции, несмотря на первоначально проявившееся полное непонимание и утрату каких-либо связей с этой уходящей в никуда, медленно умирающей реальностью со всеми ее представителями, одетыми в черное, словно заранее готовыми к собственным похоронам, вдруг возникает потрясающий драматический (или же высокий мелодраматический) обертон. Афонсо и не желающая его признавать португальская тетя Мария долго не могут найти общий язык - в том числе и потому, что племянник из Франции вообще не говорит и не понимает по-португальски, и ему нужен переводчик, роль которого по очереди выполняют двое участников поездки, а еще невестка этой женщины-крестьянки. Пока, наконец, раздосадованный Афонсо не догадается по-актерски уверить тетю Марию, что они - одной плоти и крови, и напросится посетить кладбище, где похоронены все родственники.

Вот и в Португалии «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» тоже оказывается определяющим для «самостоянья человека» - и тетушка начинает свой жалобный, но полный гордого достоинства рассказ про то, что выпало за этот век на ее личную долю и на судьбу целого народа. Тут даже не требуется буквальный перевод - надо лишь вслушиваться, подобно герою, в мелодику чужой для него речи, пытаясь по интонациям постичь, о чем же говорит умудренная женщина. Слава Богу, что и при озвучивании фильма на ТНТ хватило такта и ума не переводить синхронно этот монолог, а уже потом в паре фраз иных персонажей передать конспективно суть этой прилюдной исповеди. Истина, в общем, проста - человек, если он по-настоящему хочет понять другого человека, всегда это может сделать, пусть и не общаясь с ним на одном языке.

Всматриваясь и вчувствуясь во время мимоходного визита на родину, актер Афонсо в финале вполне может идентифицировать себя перед зеркалом в гримерной и с тем португальским «стойким оловянным солдатиком», коим представал высеченный в камне крестьянин Педру Макау, упорно и несгибаемо несущий на своем плече бревно вот уже доброе столетие, а то и больше. В конечном счете, все мы в жизни - как бесчисленные Педру Макау, чья ноша давит или не давит, но ее все равно приходится нести, и ведь никто из встреченных не скажет - пора бы бросить, да и сами мы не готовы избавиться от этого груза. Может быть, именно эта добровольно-принудительная тяжесть (какой бы различной она ни была - физической или духовной, как в случае с Афонсо, а также с самим Мануэлом, героем и режиссером, изнывающим от пережитого за несколько десятков лет) в итоге примиряет нас с жизнью и с собой. И в этом смысле даже печальное путешествие туда, куда уже не вернуться, становится началом чего-то нового, точкой отсчета для последующего пути.