Война Чарли Уилсона

                                           Бестселлер Джорджа Карлайла

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Бестселлер Джорджа Карлайла

М.: Совершенно секретно, 2008.

 

Герои этой увлекательной книги – реальные люди. События – тоже. Выходящий в конце года в издательстве «Совершенно секретно» в русском переводе бестселлер талантливого американского журналиста и телеведущего Джорджа Крайла «Война Чарли Уилсона» - неизвестная история последней битвы холодной войны. Автор повествует о делах четвертьвековой давности, в значительной мере подхлестнувших нынешнее наступление исламских экстремистов по всему миру. А началось все с того, что эксцентричный конгрессмен Чарли Уилсон из восточного Техаса, за свои любовные похождения и бурную жизнь прозванный «весельчаком Чарли», договорившись с опальным агентом ЦРУ, фактически осуществил самую крупную, хитроумную и успешную тайную операцию в истории спецслужбы.

В то время как Рональд Рейган столкнулся с полным прекращением финансирования «контрас» в Никарагуа, Уилсон, заседавший во всемогущей Комиссии по ассигнованиям Конгресса США, выбивал сотни миллионов долларов на поддержку моджахедов, сражавшихся с советскими войсками. Оружие тайно доставлялось в Пакистан и распределялось среди воинов ислама с помощью бывшего сотрудника ЦРУ Гаста Авракотоса. Сегодня оно повернулось против американских солдат.

Любопытно, что здравствующий и поныне главный герой этой истории, теперь уже бывший конгрессмен Чарли Уилсон благосклонно отнесся и к книге и к одноименному фильму о своих авантюрах. (Премьера состоялась в канун новогодних праздников: режиссер Майк Николс (один «Оскар», пять номинаций); в ролях – «оскароносцы» Том Хэнкс, Джулия Робертс, Филип Симур Хоффман; сценарий – Аарон Соркин (четыре премии «Эмми» за политический сериал «Западное крыло» о жизни обитателей Белого дома).

Мы предлагаем читателям отрывок из бестселлера Джорджа Крайла, погружающего нас в тайны вашингтонского политического бомонда.

 

Джордж КРАЙЛ

                            ТЕХАССКАЯ СЕНСАЦИЯ

             (Отрывок из книги «Война Чарли Уилсона)

 

Спустя годы, когда Авракотос пытался объяснить, как ЦРУ стало выделять миллиард долларов в год  на убийство русских солдат в Афганистане, он давал любопытное объяснение: «Все началось с женщины из Техаса, одной из тех, кто вносил пожертвования в избирательный фонд Уилсона. Именно она заинтересовала его».

Джоанна Херринг была гламурной и экзотической фигурой в нефтяном мире Техаса 1970-х — 1980-х годов. В то время никто не предполагал, что помимо исполнения роли светской львицы и хозяйки салона, где собирались сильные мира сего, она занималась политикой и привела в движение процесс, оказавший глубокое влияние на итог афганской войны. Когда почти все списали афганских моджахедов со счетов, она увидела потенциал,  казалось бы, в самых неподходящих персонажах, одновременно став музой и сводницей для пакистанского военного диктатора, фундаменталиста Зии уль-Хака и скандального конгрессмена Чарли Уилсона.

Большинство женщин, с которыми Чарли встречался в те дни, годились Джоанне Херринг в дочери. Но она была необыкновенно изобретательна и умела очаровывать. Не последнюю роль сыграло и то, что ей удалось ввести конгрессмена из «библейского пояса» в ослепительный мир званых ужинов с участием кинозвезд, саудовских принцев и крупных нефтяных магнатов-республиканцев. В статьях о Джоанне журналисты неизменно обращались к образу Скарлетт О’Хары.

Особая аура, окружающая Техас с его нефтяными богатствами, способствует тому, что жители штата не прочь заново изобрести собственную историю и  вести жизнь, подобную нескончаемому театральному представлению. По словам самой Херринг, она родилась в день независимости США 4 июля и происходила по прямой линии от сестры Джорджа Вашингтона. Ее двоюродный дед погиб в битве при Аламо, и ходили слухи о старинных семейных богатствах и родовом гнезде по образцу Маунт-Вернон.* История ее семьи воплощала все американские добродетели в их техасском варианте. «Видите ли, Вашингтон был моим предком, и родные всю жизнь напоминали мне об этом. Приятно знать свою родословную, и мне кажется, я знаю всех моих предков, которые жили здесь раньше».

Но история Джоанны бледнела по сравнению с тем, что могли о себе поведать другие именитые уроженцы штата. К примеру, Сандра Ховас, ее подруга по средней школе, ставшая для Уилсона еще одним связующим звеном в его знакомстве с Афганистаном.

 В юном возрасте  Сандру нежно окрестили «Пышечкой» за округлые формы. Но в 1960-е годы, уже будучи молодой женщиной, она начала выстраивать для себя другой образ, став Сэнди, потом Сандрой и, наконец, Сондрой. Сондра знакомится с бароном Рики ди Портанова, эффектным молодым итальянцем, переехавшим в Хьюстон, чтобы заявить о правах на свою долю нефтяного состояния Калена. Отныне она именует себя Алисандрой. А, выйдя замуж за барона, - исключительно баронессой ди Портанова.

Человеку со стороны Джоанна и баронесса могли показаться обычными светскими бабочками. Однако их объединяло нечто большее. В качестве молодых дебютанток обеих когда-то пригласили на шоу Minutewomen, выделившееся из ультраправого, псевдо-милитаристского шоу Minutemen. В то время как другие дебютантки по всей стране хихикали и болтали о мальчиках, Джоанна и «Пышечка» сидели за чинным чаепитием и слушали патриотически-настроенных женщин, рассуждавших о заговоре, угрожавшем американскому образу жизни. В возрасте восемнадцати лет обе девушки вступили в полу-секретную национальную организацию правых патриотов, члены которой были настолько убеждены в неизбежности коммунистического вторжения, что готовились к партизанской войне. Как и все воспитанные техасские девочки, Джоанна и «Пышечка» учились стрелять и ездить верхом с самого раннего возраста.

«Сейчас трудно себе такое представить, — говорит Джоанна. — Теперь нас сочли бы шайкой ястребов, охваченных паранойей». Тем не менее, она продолжает гордиться своим членством в ультраконсервативной организации. Там ее научили «чувству долга, подобающему настоящей леди», которое включало твердую решимость бороться с коммунизмом. «Тогда я решила посвятить свою жизнь сохранению общества свободного предпринимательства, ради своих детей».

Вряд ли кто мог бы заподозрить подобные устремления, читая новости о Джоанне в колонках светской хроники хьюстонских газет 1960-х и 1970-х годов. Ее вечеринки на древнеримский манер, куда получали приглашения все видные жители Хьюстона, были такими роскошными и театральными, что попадали на страницы журнала «Лайф». Девушек-рабынь продавали на торгах; христиан сжигали под аккомпанемент фейерверков. Для большей аутентичности десятилетние чернокожие бойскауты, изображавшие нубийских рабов, расхаживали среди гостей, облаченных в римские одежды, и наполняли вином хрустальные бокалы.

В 1970-е годы Джоанна ежедневно развлекала хьюстонцев в своем невероятно популярном телевизионном ток-шоу.  Когда она вышла замуж за богатого нефтепромышленника Боба Херринга, управлявшего самой большой компанией по производству природного газа в США, начала путешествовать вместе с ним по арабским странам. Чета знакомилась и заводила дружбу с королями, шейхами и шефами разведслужб. Арабские нефтяные магнаты имели особые связи с Техасом. Техасцы проводили разведку месторождений и поставляли оборудование, а они регулярно посещали Техас и смотрели фильмы про ковбоев. При знакомстве с Джоанной Херринг почти все они становились ее поклонниками.

Хьюстон находился на пике процветания. Поэтому когда короли и иностранные лидеры высказывали желание посетить город, госдепартамент неизменно заручался поддержкой Джоанны в организации развлекательной программы. Ее вечеринки отличались невероятной пышностью и экстравагантностью. Для короля Швеции устроили дискотеку в шатре арабского шейха с коврами из шкур зебры, чучелами тигров и танцовщицами живота. Она так очаровала Фердинанда и Имельду Маркос, что когда они с мужем приехали на Филиппины, супруги Маркосы встретили их с оркестром и почетным караулом. Вскоре Джоанна внесла в список «дорогих друзей» Анвара Садата, короля Хусейна, принцессу Грейс, иранского шаха и Андана Кашоги, каждый из которых получал эксклюзивный прием в Ривер-Оукс, семейном особняке Херрингов на 22 комнаты.

В 1976 году Джоанна отправилась в Париж для постановки «документального» фильма о жизни маркиза де Лафайета под названием «Жажда славы, борьба за свободу». Она организовала в Версале съемки тридцати французских аристократов, исполнявших роли французских вельмож XVIII века, внеся таким образом свежую струю в местную светскую жизнь. Парижский бомонд полюбил эту «техасскую сенсацию», которая без устали болтала о политике и истоках свободного общества. Ходили слухи о ее романе с элегантным начальником французской разведслужбы, графом де Маренше.

До этого знакомства Джоанна была уверена, что полностью осознает коммунистическую угрозу. Но граф нарисовал ей еще более полную картину. По его словам, «шпионы просачивались в каждое министерство и правительственное учреждение, даже в аэропорты». Де Маренше объяснил, что именно он сыграл ключевую роль в подавлении студенческих бунтов 1968 года. Он занимал центральный пост в организации, которую Джоанна отныне называет «сообществом людей, готовых пожертвовать всем: своей жизнью, своим состоянием и даже священной честью, в точности как отцы-основатели».

Можно сказать, что будущее навязчивое желание бороться с русскими в Афганистане возникло у миссис Херринг в Париже, когда де Маренше организовал для них с мужем встречу с одним из главных игроков своей глобальной сети - блестящим пакистанским послом в Вашингтоне и будущим премьер-министром Пакистана Шахабзаде Якуб-Ханом. В конце 1970-х эта бедная страна не пользовалась благосклонностью Вашингтона. Якуб-Хан, пытавшийся наладить дружеские связи, предложил Бобу Херрингу стать почетным консулом Пакистана в Хьюстоне. Тот отказался, но назвал кандидатуру жены. Так начались «любовные отношения» Джоанны с Пакистаном; безусловно, это было одно из самых невероятных назначений, для страны с консервативным исламским режимом.

Как правило, обязанности почетного консула ограничиваются спасением пьяных моряков от тюрьмы, отправкой умерших граждан на родину для похорон и общей демонстрацией флага. Но Джоанна Херрринг вела себя так, словно она полномочный посол, или, по меньшей мере, торговый представитель. Она стала устраивать благотворительные мероприятия и однажды уговорила своих друзей-модельеров Пьера Кардена, Оскара де ла Рента и Эмилио Пуччи создать коллекции с использованием пакистанских национальных мотивов и разместить  в Пакистане заказы на пошив одежды. Она путешествовала по пакистанским селениям, вела с нищими мусульманами вдохновенные беседы о капитализме и вселяла надежду на то, что все они разбогатеют на продаже изумительных платьев и ковров, созданных ее знаменитыми друзьями.

Ни одна американка раньше не играла такой видной роли в продвижении пакистанских интересов. Поэтому Пакистан наделил ее официальным статусом «почетного гражданина», и теперь к ней нужно было обращаться «сэр». Между тем в США ей удалось включить невзрачных пакистанских дипломатов в списки гостей на своих великосветских званых вечерах наряду с такими видными особами, как Генри Киссинджер и Нельсон Рокфеллер.

Все шло замечательно, пока пакистанские военные, придя к власти, не повесили президента Зульфикара Али Бхутто, теперь более известного как отец Беназир Бхутто. Президент Джимми Картер одним из первых осудил нового диктатора Зию уль-Хака и обвинил его в расправе над пакистанской демократией и создании исламской атомной бомбы. Картер прекратил всякое военное и экономическое содействие Пакистану и объявил эту страну не достойной американской помощи.

Когда слово «Пакистан» стало в Вашингтоне ругательным, любой другой почетный консул мог бы пасть духом. Джоанна Херринг отреагировала по-своему. Граф де Маренше сообщил ей в доверительной беседе, что между свободным миром и коммунизмом стоят лишь семь человек. По его словам, Зия уль-Хак был одним из них. Поэтому она отправилась в Пакистан искать добродетели в душе диктатора. И Зияя сумел завоевать ее сердце. Он пригласил Джоанну на обед в своей простой военной штаб-квартире и объяснил, что не собирается переезжать во дворец Бхутто до тех пор, пока его народ голодает. Но главной неожиданностью этого визита стало глубокое впечатление Зии уль-Хака от встречи с миссис Херринг. Он был ортодоксальным мусульманином, а она христианкой, вернувшейся в лоно своей веры после духовных сомнений. Между тем, их связь стала такой прочной, что ее называли самым доверенным американским советником Зии. Министр иностранных дел Якуб-Хан считал такое положение дел очень тревожным. «Он прислушивается к каждому ее слову, и это ужасно», — говорил министр.

Это сотрудничество казалось еще более необычным с учетом того, что Зия только что заново ввел строгие религиозные ограничения для женщин своей страны. Он относился к Джоанне Херринг с такой серьезностью, что, к полному замешательству собственного министерства иностранных дел, сделал ее послом доброй воли Пакистана во всем мире и оказал ей высочайшие гражданские почести: наделил титулом Куайд-и-Азам, или «Великий лидер». По словам Чарли Уилсона, чтобы отвечать на звонки Джоанны, Зия отлучался с заседаний кабинета министров. «У нее не было романа с Зией, — говорит Уилсон. — Но невозможно общаться с Джоанной и не поддаться ее женскому обаянию. Не важно, кто вы такой, вы все равно будете отвечать на ее звонки».

Во время русского вторжения в Афганистан в конце 1979 года отношения режима Зии уль-Хака с Соединенными Штатами едва ли могли еще ухудшиться. Зато он был как никогда близок со своим почетным консулом. Джоанна внушила диктатору мысль, что это вторжение может обернуться для него настоящим благом. «Наконец-то русские открыто перешли границу, — сказала она ему. — Раньше они скрывались  за своими марионетками, но теперь стали играть в открытую, и у меня появилась возможность что-нибудь сделать».

Подобная бравада была типична для сорокавосьмилетней Джоанны, привыкшей захватывать и удерживать центральную сцену, отказываясь подчиняться обстоятельствам. Она дважды побывала замужем, воспитала двух сыновей и пять дней в неделю работала по двенадцать часов в день в своем телевизионном ток-шоу. Она была одной из светских львиц Хьюстона и неустанной защитницей интересов Пакистана. Но через год после  вторжения она впервые в жизни ощутила горечь неудачи. Она обнаружила, что никто не хочет слышать о Зие уль-Хаке, а тем более об Афганистане. Казалось, жизнь проходит мимо нее, и она чувствовала себя одинокой. Ее муж умер от рака после долгих мучений, и Джоанна помнит, как она в отчаянии рыдала у церковного алтаря в Хьюстоне. «Я думала, что больше никогда не буду смеяться, — говорит она. — Мне казалось, что жизнь закончена».

Джоанна Херринг с содроганием думает о тех мрачных днях. Но она вспоминает и о том, как Чарли Уилсон приехал к ней и спас ей  жизнь. Они познакомились два года назад на вечеринке в Ривер-Оукс после того, как Чарли удалось протолкнуть важную поправку к закону о нефти и газе, которую ее муж считал непроходной. Джоанна собрала вокруг себя могущественных людей, и когда рассказывала Уилсону о Пакистане, не сводила глаз с обаятельного конгрессмена. Он уехал в твердой уверенности, что Джоанна с ним флиртует, и поэтому очень обрадовался неожиданному звонку, еще не подозревая о ее глубокой депрессии.

Говорят, ипохондрики становятся лучшими сиделками. Однако, если Чарли Уилсон и помог Джоанне выбраться из трясины уныния в 1981 году, то главным образом потому, что он хорошо знал, откуда она родом, и какие чувства может испытывать.  Лишь немногим было известно о частых депрессиях самого Уилсона, связанных с бессонницей, алкоголизмом, приступами астмы, визитами к врачу и постоянным одиночеством. Он хорошо умел скрывать свое состояние. Перед публикой неизменно представал улыбчивый и энергичный техасец.

Его кипучая энергия послужила чудесным лекарством. «Чарли снова научил меня смеяться и сделал мою жизнь прекрасной», — говорит Джоанна. Между ними завязался любопытный роман с беседами о Христе, Зие уль-Хаке и антикоммунизме. Шли недели, и Джоанна чувствовала, как к ней возвращается боевой дух. «У всех стекленели глаза, когда я заводила речь об афганцах, но Чарли интересовался такими вещами».

Когда Джоанна Херринг убедилась, что Уилсон может спасти положение, она с новой силой принялась ратовать за вмешательство в ход афганской войны. «Я поговорила с Зией и постаралась убедить его, — вспоминает она. — Я боялась, что кто-нибудь в пакистанском правительстве подготовит доклад о Чарли и отговорит Зию от общения с ним. Я сказала: «Вот человек, который действительно может помочь вам». Видите ли, тогда в Пакистане многие очень боялись США». Джоанна пустила в ход все свои чары, чтобы подключить Уилсона к афганской войне. «Я знала: если он будет настроен серьезно, то пойдет до конца, — вспоминает она. — Я говорила ему: «У тебя есть влияние, ты превосходный политик — только подумай, что ты можешь сделать!» Это напоминало промывку мозгов. Но мне не пришлось особенно стараться, потому что Чарли придерживался того же мнения. Это техасский дух, и его легко пробудить».

Уилсон, находившийся во власти ее очарования, немедленно принял приглашение приехать в Ривер-Оукс и встретиться с неким человеком, который, по ее словам, должен был все объяснить. «Тебе он понравится, — говорила она Уилсону. — О нем написано восемнадцать книг, и у него есть награды всех стран мира. Он был первым человеком, который оказался в бельгийском Конго после резни. Он женился на одиннадцати еврейских девушках, чтобы вывезти их из нацистской Германии, но ни с одной не провел медового месяца. Каждый раз, когда в мире происходила катастрофа, Чарльз Фосетт  оказывался на месте. Ты еще не встречал такого человека».

Тем, кто не знаком с Джоанной Херринг, сказанное могло показаться преувеличением. Но ее истории о Фосетте большей частью были правдивыми, включая то, как он недавно заманил ее в Афганистан. По ее словам, полгода назад, находясь дома в Ривер-Оукс, она получила «подпольное» сообщение из Афганистана. Записка от ее друга Фосетта была выведена цветным карандашом на задней обложке детской тетради: «Немедленно приезжай и возьми с собой съемочное оборудование. Мир не знает о том, что здесь творится».

Рассказ Джоанны о том, как она сразу же вылетела в Исламабад, а потом перешла с Фосеттом через границу и попала в зону боевых действий, произвел на конгрессмена глубокое впечатление. «Все нужно было проделать в полной тайне, — заговорщически шептала она. — Зия выслал к границе самолеты и вертолеты сопровождения. Он даже направил войска туда, где им было не положено находиться. Меньше всего они хотели спровоцировать советское вторжение. Зия не раз говорил мне, что русские не могут дождаться, когда его войска пересекут границу, чтобы оправдать ответные меры».

«Они переодели меня в мужскую форму. Ко мне приставили телохранителя семифутового роста с длинными усами, закрученными вверх, и с винтовкой Энфилда». По словам Джоанны, в какой-то момент этот великан катил ее в бочке, чтобы спрятать от посторонних взглядов. «Ночью было так холодно, что мужчины отдали мне свои одеяла, но я все равно как будто лежала под тушей дохлого бегемота. Меня всю трясло от страха и холода, но это было самое волнующее переживание в моей жизни».

Джоанна знала, что эта история  найдет живой отклик в техасской душе Уилсона. Она рассказывала, как первобытные кочевники молились по пять раз в день, поворачиваясь в сторону Мекки. Она подчеркивала, как мало у них оружия. Афганские воины обращались со своими винтовками, как с библиотечными книгами: когда один пересекал границу, он вручал оружие другому, идущему навстречу смерти. «Это было поразительно, — говорила она. — Ничто не трогало меня больше, чем вид двадцати тысяч человек, поднимающих оружие и клянущихся сражаться до последней капли крови».

Когда Джоанна познакомила Уилсона с Фосеттом, она исходила из того, что у этих мужчин есть две общих черты: стремление защищать слабейших и жажда славы и приключений.

Чарльз Фосетт был невероятно обаятельным человеком. Как и надеялась Джоанна, он сразу же произвел впечатление на Чарли Уилсона историями о непрерывных стычках, походах и благодеяниях. Уилсон узнал, что Фосетт был почти полным сиротой, чье детство прошло под свободной опекой дяди из обеспеченного семейства Фернли-Фосеттов из Южной Каролины. По словам Фосетта, в пятнадцать лет он завел роман с матерью лучшего друга, о которой до сих пор вспоминал как о «чудесной женщине». «Если это было развращением малолетних, — говорил он, — то я желаю такого каждому молодому парню». Но женщина его юных грез прервала отношения, и в шестнадцать лет этот пригожий и крепкий юноша, уже выступавший на футбольных соревнованиях своего штата, покинул родину на грузовом пароходе «дикого плавания» направлявшемся во все злачные места всех портов мира.

Молодой Фосетт принадлежал к числу всесторонне одаренных людей. Он обладал командным голосом, сильным и красивым телом, которое обнажал для скульпторов, художественным талантом и музыкальным слухом, позволявшим ему достаточно хорошо играть на трубе, чтобы однажды выйти на сцену и получить совет от самого Луи Армстронга: «Парень, ты должен взять трубу вот так, поднести ее к губам вот так, а потом дуй, мой мальчик, дуй!»

Однажды после профессионального борцовского поединка Фосетт прошел за сцену и попросил одного из борцов показать ему несколько приемов. В следующем году он путешествовал по сомнительным театральным заведениям Восточной Европы, где участвовал в боях без правил и играл роль честного американского юноши, героически сражавшегося с подлыми противниками. «В конце концов, мне было уже все равно, что злодей каждый раз побеждает меня, — вспоминает Фосетт. — Ведь я был чистеньким, а другие грязненькими, поэтому публика всегда принимала мою сторону. Доходило до того, что зрители рвались на ринг, чтобы задать жару моему сопернику».

Фосетт до сих пор хранит альбомы, газетные вырезки и выписки из учетных книг, свидетельствующие о его невероятных похождениях: водитель кареты скорой помощи во Франции перед началом Второй мировой войны, пилот Королевских ВВС во время воздушной битвы за Британию, сбивавший «Мессершмиты» над Лондоном на своем стареньком «Хуррикане», и даже член французского Иностранного легиона. В конце войны Фосетт слег от туберкулеза и был демобилизован. В результате ему пришлось подрабатывать трубачом на похоронах и раскапывать могилы для опознания жертв нацистского режима. Спас его старый знакомый, предложив сняться в эпизоде кинофильма. В течение следующих двадцати лет Фосетт снялся в ста с лишним фильмах категории «B», главным образом в Италии. Он был в своем роде звездой, но всегда играл роли злодеев. Исполнял трюки собственного изобретения, выскакивая из окон и прыгая на лошади с утеса. Днем он мог быть второразрядным актером, а вечером, по словам колумнистов из желтой прессы, становился «царем Рима» и «мэром Виа Венето». Уоррен Битти помнит его как центрального персонажа городской dolce vita.

Именно там Фосетт познакомился с бароном Рики ди Портанова, впоследствии мужем упомянутой «Пышечки», подруги детства Джоанны. В то время ди Портанова не афишировал свой титул: он сидел на мели и зарабатывал на жизнь бархатным голосом, дублируя итальянские фильмы на английский. Они с Фосеттом делили крошечную квартиру в переулке на Виа Венето с туалетом в конце коридора. Кто приводил женщину на ночь, тот получал постель.

Если бы не Джоанна Херринг, ди Портанова оставался бы обнищавшим и забытым членом «нефтяного клана» Калленов. Его мать носила фамилию Каллен, но она страдала психическим расстройством и практически не имела связи со своей семьей и ее деньгами. Именно Джоанна убедила его, что он должен заявить о своих правах и отсудить долю семейного состояния. Он послушался, выиграл дело и через несколько лет стал неотъемлемой частью хьюстонского высшего общества — сказочно богатым бароном ди Портанова, завсегдатаем модных международных курортов.

Как и многие поздно разбогатевшие люди, барон романтизировал свою бедную жизнь в Риме со старыми друзьями. Двадцать лет спустя, он с тревогой узнал, что Фосетт болен и сидит без денег, и настоял на том, чтобы старый товарищ по квартире приехал в Ривер-Оукс, где ему (в качестве официальной предлога для приглашения) предлагалось проследить за сооружением нового большого крыла особняка и плавательного бассейна. Фосетт принял билеты на самолет, прилетев в Хьюстон, посетил лучших тамошних врачей. Вскоре он стал заметным и всеми любимым членом  хьюстонского светского общества 1970-х. Однако ему не слишком нравилось жить во внезапно свалившейся роскоши.

К тому же, в доме барона не все ладилось. Год назад верный лакей ди Портановы получил пулю, когда во время ланча подавал к столу блюдо с холодными куропатками. Барон настаивал, что настоящей мишенью для убийцы был он, а не слуга. Ходили слухи о враждебных родственниках, пытавшихся избавиться от лишнего претендента на состояние Калленов. Когда новое крыло дома сгорело дотла, снова пошли разговоры о грязной игре. Фосетт испытывал иррациональное чувство вины, как будто он мог каким-то образом предотвратить беду. Без ясной цели и направления он чувствовал себя не в своей тарелке. После вторжения Советского Союза в Афганистан шестидесятичетырехлетний Фосетт сказал Джоанне, что собирается покинуть Хьюстон и проникнуть в афганские горы, чтобы учить моджахедов партизанской тактике, которую сам усвоил в Иностранном легионе.

Никакие увещевания барона и баронессы не могли остановить Фосетта. В конце концов, они устроили ему шикарный прощальный ужин в винном погребе лучшего хьюстонского ресторана. На следующее утро Джоанна Херринг проводила его в аэропорт, а спустя полгода, получив от него сообщение на тетрадном листке, сама прибыла в Афганистан со съемочной группой, чтобы открыть миру глаза на происходящее.

Уилсон проникся к Фосетту огромным уважением, считая его романтиком эпохи Возрождения. «Он любит красоту, любит войну и любит убивать плохих парней», — говорил он. Для него Фосетт был героем, который «убивал фашистов в Испании, расстреливал «Мессершмиты» над Лондоном и охотился на русских в Гиндукуше. Как я могу отказать такому человеку?»

Однако столь же лестно отозваться о фильме Фосетта было затруднительно. Он выбрал Джоанну в качестве блондинки-интервьюера и убедил Орсона Уэллса, еще одного старого товарища по Виа Венето, озвучить закадровые комментарии. Барон подготовил для хьюстонской премьеры фильма роскошный вечерний прием с высокопоставленными гостями. Сценой служило недавно восстановленное правое крыло особняка, выстроенное вокруг большого бассейна в греческом стиле, с громадными люстрами наверху.

Когда погас свет, на экране появился одинокий моджахед, осаживающий вздыбленного коня. Афганец с длинной белой бородой, поразительно похожий на Фосетта, подбегает к всаднику со словами: «Командир, куда ты едешь?» На фоне мелодии, словно взятой из приключений Эррола Флинна, звучал ответ: «Я еду сражаться с русскими!» «Но, командир, как ты будешь сражаться с неверными без оружия?» Далее кадры с названием фильма: «Смелость — наше оружие».

Джоанна Херринг наблюдала за премьерой со смешанными чувствами. «Фосетт просто не мог заставить себя вырезать хоть что-нибудь», — говорит она. Она признает, что фильм получился не слишком утонченным, особенно в части ее бесед с моджахедами. «Афганцы рассказывают мне, как русские кололи штыками беременную женщину, а я  пытаюсь разобрать их слова и улыбаюсь, все время улыбаюсь, потому что хочу поощрить их и дальше говорить по-английски».

После двухчасового сеанса, когда в зале  снова зажегся свет, барон постучал по бокалу шампанского, встал и предложил тост.

— Это не реальность, — заявил он и широким жестом обвел крытый плавательный бассейн с огромными люстрами на потолке.

— А это, — продолжал он, театрально указав на кинопроектор, Фосетта и Джоанну Херринг, — это кино и они — настоящая реальность!

Уилсон был безмерно рад, когда его приняли в круг общения барона ди Портанова. «Раньше я никогда не встречался с подобными людьми, — вспоминает он. — Это был мир мечты, о котором приходилось слышать каждому техасцу, но лишь немногие его видели». Убежденному антикоммунисту Уилсону оставалось лишь завидовать Джоанне и Фосетту, побывавшим в зоне боевых действий. Они рисковали жизнью ради того, чтобы сделать хоть что-нибудь полезное.

Он не знал, что и сказать, когда Джоанна настаивала, что ЦРУ ведет фальшивую игру в Афганистане, что американский консул, с которым она встретилась у границы, едва ли не оправдывал советское вторжение, и что храбрые мужчины умирают из-за нерешительности американских конгрессменов. Теперь уже не имело значения, что он позвонил нужному человеку и распорядился удвоить бюджет тайной помощи моджахедам. По словам Джоанны, несколько лишних миллионов долларов ничего не могли решить. Она хотела, чтобы Чарли Уилсон стал истинным поборником дела моджахедов. В ее устах это звучало легким намеком на то, что на кону стоит его мужское достоинство.

 

Перевод     …………

* Маунт-Вернон — поместье Джорджа Вашингтона под Александрией на р. Потомак, унаследованное им от брата в 1752 году. — Примечание переводчика.