Давайте дружить со злодеями!
Почему-то исторически сложилось, что слово “герой” в русском языке одновременно обозначает и личность без страха и упрека, и персонажа, особенно центрального, в художественном произведении. Если в других языках все обстоит гораздо менее двусмысленно, и для второго все-таки придуманы более корректные обозначения вроде “ведущей фигуры” или “основной персоны”, то по-русски – “герой” и все тут.
Это обстоятельство вносит некоторую идеологическую сумятицу. Дело в том, что “ведущие персонажи” не только не всегда герои, а совсем даже наоборот, гораздо чаще - отъявленные мерзавцы или ничем выдающимся не прославившиеся маленькие люди, что еще хуже.
Почему? Да хотя бы потому, что изобразить по-настоящему положительного героя так, чтобы он не был тошнотворен и ненатурален, почти невыполнимая задача: цветисто ругать всегда легче, чем убедительно и не скучно хвалить. Это во-первых.
Потом, жизнь среднестатистического злодея - бандюка, убийцы, черного мага или просто скучающего циника - почему-то наполнена гораздо большим количеством приключений, чем жизнь добряка. Они и злодеями-то делаются в основном от избытка жизненных сил, в то время как добрые кажутся добрыми лишь от недостатка энергетики. Герои-паршивцы предоставляют массу материала для описания, в них есть то, что хочет читатель, который, как это ни прискорбно, интересуется главным образом сексом и насилием. К тому же настоящий негодяй, обольститель, грязная и порочная зверюга, известное дело, обладает особым магнетизмом, особенно в женских глазах. Это во-вторых.
И, наконец, в-третьих, на дворе у нас теперь царит как бы другая эпоха с другими понятиями и ценностями, чем были в те древние времена, когда единственно возможным литературным героем действительно был герой. Но, что интересно, героем-то он был совсем не в нашем с вами смысле. Это был скорее такой родовой идол, божок местного пошиба, от природы наделенный магической силой, но не очень устойчивый в смысле моральных ценностей – мог и сироте помочь, а мог и по голове шарахнуть. Потому, кстати, без конца и восхваляемый - чтоб лишний раз не шарахнул.
Теперь эти понятия живут отдельно, и понятие герой по жизни наполнилось этическим содержанием, а в литературе – полутонами, сложностями и неоднозначностями. Персонаж уже не божество, а один из нас, и потому он стремится во всем быть похожим на нас, смертных, не умеющих одновременно сочетать в себе силу, правду и харизму – только что-нибудь одно.
Однако у наивного читателя, привыкшего считать, что с того, кого назвали героем, полагается писать портреты и вешать их в красном углу, (а таких у нас все-таки большинство) в голове зреет неразрешимое противоречие. “Как же так?” - думает он, - “Почему же вот этого вот назвали героем? Где же тут героизм? С кого пример брать прикажете?”.
Кроме наивного читателя у нас в преизбытке еще и наивного писателя и наивным критиком. Не обнаружив в литературном герое героя, они кидаются либо разыскивать его вожделенные черты в том, что есть, - так появляются идеи, что вот тот же Печорин или Онегин - они на самом деле хорошие, просто их поняли неправильно и вообще жизнь заела; либо срочным порядком этого положительного героя рисовать - так появляется показательно-воспитательный соцреализм и разномастные нежизнеподобные герои массовой лоточной литературы, от супермонстра графа Соколова, до фэнтезюшных ясных соколов с магическими мечами.
В том, что эти рудименты доисторической эпохи развития литературы в наш просвещенный и продвинутый век продолжают не только жить, но и оставаться популярными в широких народных массах, нет ничего плохого. Пусть себе живут. Главное, чтобы они не становились эталонами и законодателями вкусов. Когда это происходит, наступают страшные времена – времена тоталитарных обществ, в которых люди поклоняются тем же неподсудным, и потому зловредным божкам-идолам, какие правили миром во времена, когда единственно возможным героем был герой.
Ей-богу, уж лучше дружить со злодеями.
Комментарии читателей Оставить комментарий