«Победа принадлежит не абстрактному советскому народу, а русскому народу и его союзникам»

Нация как таковая и возникает вследствие переживания такого коллективного опыта

Я думаю, можно без особого преувеличения сказать, что День Победы – это особый праздник, который напоминает о ключевом событии нашей национальной истории – Победе в Великой Отечественной войне. Несомненно, что Вторая мировая была самой масштабной и кровопролитной войной в истории человечества. Что касается России, то около 70 лет назад на карту было поставлено само существование не только страны, но и нашего народа как такового.

'''Нация как таковая и возникает вследствие переживания такого коллективного опыта'''

Важно учитывать и то обстоятельство, что это – тот случай, когда наша национальная борьба за выживание и дальнейшая судьба находились на переднем крае всемирной истории. Можно сказать, что она определяла эту историю. Вот почему победа Советского Союза имела всемирно историческое значение. Для больших наций вообще очень важно чувствовать свое всемирное значение. Таким образом, значение нашей Победы в смертельной схватке с фашизмом с точки зрения исторического самосознания переоценить очень трудно. Вообще нация как таковая и возникает вследствие переживания такого коллективного опыта. И, сохраняя память об этом, она поддерживает свое внутреннее единство и в настоящем. Обычно в качестве такого конституирующего опыта выступают войны и революции.

Таким образом, раскол на уровне общественного сознания по таким вопросам может пагубно отразиться на современной жизни нации. Хотя, конечно, раскол расколу рознь. В принципе, разночтения по поводу трактовки тех или иных событий вполне возможны и допустимы, т. е. они не обязательно разрушительны для национального консенсуса. При этом важно, чтобы в обществе существовала некая эталонная концепция национального прочтения этой даты, которая периодически будет выдерживать «тесты на прочность». Потому что всегда будут находиться нигилисты, которые все отрицают, или скептики, которые ставят под сомнение отдельные детали. Но важно, чтобы был эталон.

Наша проблема связана с дефицитом такой эталонной концепции. В последнее время очень много говорится об угрозе ревизионизма, причем в достаточно широком понимании этого явления. Здесь подразумевается не только моральное оправдание гитлеровского режима или отрицание части его преступлений, но скорее отрицание в целом канонического понимания смысла событий, которые происходили в ходе Второй мировой войны. Такой канонической интерпретации ВОВ в рамках той же школьной программы не существует. Как известно, в глазах специалистов она распадается на множество деталей и проблем. Но история, которая подается общественному сознанию через систему образования, должна быть представлена в более-менее связном и последовательном виде. В подобном историческом повествовании должны быть расставлены основные акценты, которые определяют идентичность гражданина. Это не значит, что все должно трактоваться в черно-белом ключе, но очень важно, чтобы понимание многообразия и сложности исторической реальности сопровождалось четким осознанием идентичности своего народа в этой истории.

Это – простая задача школьной истории. Однако в ее категориях у нас отсутствует эталон прочтения Второй мировой войны. Или, по крайней мере, он сильно пошатнулся. То, что воспринимается большинством общества как эталон, как мне кажется, на самом деле является образцом прочтения истории Второй мировой, которое было осуществлено еще в брежневский период. В результате те, кто учился в школе в 1970-80-е и даже отчасти (по инерции) в 1990-е годы, воспринимают такую трактовку как самоочевидную.

'''Если Победа принадлежит многонациональному советскому народу, значит, она уже никому не принадлежит'''

Этот исторический эталон, в частности, предполагает оттеснение на периферию роли Сталина. Если мы вспомним позднесоветский шаблон в трактовке Победы, то он был явно антисталинистским. Концептуально он опирался на идею о негативной роли Сталина (особенно на первом этапе войны), высказанную маршалом Жуковым в книге «Воспоминания и размышления». Неприязнь Жукова к Верховному главнокомандующему была взята поздним советским официозом на вооружение. Акцент делался на то, что победу одержал не Сталин, а народ, но при этом также еще партия и советское государство. При этом под народом подразумевался «многонациональный советский народ». Я не могу сказать, что последняя формулировка вызывает у меня какие-то возражения, но определенные вопросы в связи с ней возникают.

Если Победа принадлежит «многонациональному советскому народу», то это значит, что сегодня она уже никому не принадлежит. Потому что «многонационального советского народа» больше не существует. И это – главная проблема российского канона понимания Великой Победы, который сейчас отсутствует – в силу отсутствия представления о субъекте этой Победы, которого мы могли бы связать с нынешними поколениями людей.

В этой связи возникает закономерный вопрос: кто является наследником и продолжателем советского народа сегодня? Официальная концепция российской нации, которая лежит в основе государственности и официального патриотического дискурса в этом плане, дает определенный сбой. Потому что российская нация – это, по сути, совокупность людей, которые оказались в границах РСФСР на момент распада Советского Союза и получили российские паспорта. По сути, это понимание нации как населения РФ. Но нация как население РФ не является тем историческим субъектом, который победил в 1945 году, и это нельзя не понимать. Если же мы утверждаем, что победа принадлежит всем народам СССР, которые позже сформировали национальные государства, тогда необходимо осуществить переход от паспортной концепции нации к этнической.

Выход мог бы состоять в утверждении, что народы, которые одержали эту великую историческую Победу, живы. Т. е. речь шла не о советском народе, который был достаточно виртуальным идеологическим конструктом, а о конкретных исторических народах, которые были объединены в общем государстве и одержали общую победу. При этом основная тяжесть войны выпала на наиболее многочисленный русский народ, понимаемый как восточнославянское триединство русских, белорусов и малороссов. Тогда мы действительно бы увидели субъекта, который может считаться носителем регалий этой Победы.

Т. е. регалии Победы принадлежат не абстрактному «советскому народу», не «российскому народу», а русскому народу и его союзникам. На мой взгляд, такое прочтение будет национально адекватным. Оно отвечает не только самосознанию тех, кто воевал тогда (потому что в значительной степени именно национальный патриотизм был активирован и стал ресурсом, благодаря которому компартия смогла сплотить общество), но и сегодняшнему самосознанию. В т. ч. и самосознанию национальных меньшинств России, которые всегда воспринимают свое участие в этой войне как нечто отдельное, как элемент своей национальной, этнической истории. И в этом качестве они имеют свою долю в этой Победе.