Спасти сироту Сережу!

Эта история - о том, каким классным нужно быть руководителем, чтобы мы жили в совсем другой России

Людмила Николаевна Струкова 30 лет работает преподавателем немецкого в средней школе села Александровка – это в 120 км от Тамбова. Одного из ее учеников зовут Сергей Галышкин. Отца у него никогда не было, а мать спилась. Год назад Людмила Николаевна поняла, что будущее Сергея – это тюрьма и сума. И попыталась этому воспрепятствовать. Эта история – не только о том, как одному классному руководителю удалось спасти одного из миллионов требующих спасения. Эта история – о том, каким классным нужно быть руководителем, чтобы мы жили в совсем другой России.

'''Russland'''

Я стою на одном берегу дороги и не знаю, как переправиться на другой. Передо мной – река, черная и жирная. Тамбовская область – это царство Черноземья. Земля – как деготь: не отмывается. Мысленно похоронив свою обувь и брюки, переправляюсь через дорогу по щиколотку в грязи. Между мной и местной средней школой – еще две такие же речки. А если посмотреть на Александровку с высоты птичьего полета, то она будет похожа на топографическую карту, залитую чернилами: черные реки, черные пруды, черные озера, а вокруг – серые моря. Это – неубранный урожай подсолнечника. В этом году его уничтожили дожди. Местные фермеры сидят по домам и не знают, как доживут до следующего года.

– Сергей, а Черное море ты когда-нибудь видел?

– Раньше – только по телевизору. А в этом году Людмила Николаевна оформила надо мной опекунство, и мне дали бесплатную путевку в Сочи.

– Ну и как?

– Я думал, оно действительно черное – как наша земля. А оно, оказывается, бирюзовое. Как оконные рамы в нашем классе.

Одноэтажное здание сельской школы – островок идеальной чистоты. Ученики и учителя разуваются при входе и дальше – только в тапочках на шерстяной носок. В здании холодно: +10. Это притом, что на улице +5. Но когда наступит настоящая зима, батареи не станут горячее. Еще совсем недавно школа вполне сносно обогревалась дыханием детей. Но с каждым годом здесь все холоднее и холоднее.

– За последние 3 года число учеников у нас уменьшилось на 30 человек, то есть почти вдвое, – вздыхает директор Надежда Козлова. – В этом году осталось всего 43 ребенка. За последние 15 лет население села уменьшилось на треть, а соседние деревни почти вымерли. Занятия приходится проводить одновременно для двух классов: первых-вторых и третьих-четвертых. Но поддерживать уровень образования пока удается: в прошлом году из шестерых выпускников пятеро поступили в вузы, причем двое – на бесплатной основе.

«Надо любить то, что делаешь, и тогда труд, даже самый грубый, – возвышается до творчества. Максим Горький». Табличка в школьном коридоре. Очень старая.

'''«Nicht schiessen!»'''

Людмила Струкова – в белой кофточке – одним своим видом спасает от депрессии. Она почти всегда улыбается губами и постоянно – глазами. В свои без малого 50 учительница выглядит так, будто только вчера закончила пединститут: у нее умное лицо, правильная речь, интеллигентные манеры, свежее восприятие, а нервы – тонкие, но стальные. Трудно поверить, что эта женщина родилась и выросла здесь, на черной земле, в деревенском доме, что у нее в хозяйстве 17 поросят, утки, гуси, куры, что она сама копает картошку и колет дрова, что недавно развелась с мужем, который пил и дрался.

Зато не вызывает сомнений, что дочь Людмилы Николаевны учится в Германии, в Дармштадтском техническом университете на факультете германистики. А сын – в Тамбовском филиале Московского университета МВД. И что оба поступили без денег и блата.

– Именно благодаря детям я поняла, что на свете нет ничего невозможного, – говорит Струкова. – И еще я на собственном опыте убедилась: главный пробивной инструмент человека – не лоб и не локти, а глаза. Надо просто быть искренним и смотреть людям в глаза. Тогда они все поймут, и у тебя все получится.

Людмила Николаевна работает в сельской школе 28 лет. В ее первом классе было 45 человек, а во всей школе тогда училось 800 детей. Сегодня Струкова руководит классом, в котором учатся 4 человека. Ее зарплата вместе с 25-процентной сельской надбавкой – 4220 рублей. Недавно в рамках нацпроекта ей добавили за классное руководство еще 280 рублей – из расчета 70 рублей за каждого ученика. Но даже если бы в ее классе было не 4, а 144 ребенка, надбавка все равно не превышала бы 1000 рублей. За эти деньги ей приходится писать столько бессмысленных планов и отчетов, что она с радостью отказалась бы от них, но нельзя.

– А если бы я закончила пединститут сегодня, то моя зарплата была бы 1300 рублей. Стала бы я тогда учительницей? Сомневаюсь.

Обо всем этом Людмила Николаевна рассказывает с улыбкой. Она считает, что проблема у России лишь одна: в ней люди редко смотрят друг другу в глаза. И чем выше – тем реже. К государству она относится как к большому и неразумному ребенку. Примерно так же, как к детям, которые плохо знают немецкий.

– Почему эти ребята злые и грустные? Потому что у них проблемы с алкоголем и наркотиками, – читает девочка за первой партой. – Почему Марта ушла из дома?

Потому что ее мать вела себя агрессивно.

Это – такая тема в новом учебнике немецкого языка. Называется «Трудные подростки».

В 9-м классе, где учится Сергей Галышкин, все дети делятся на просто трудных подростков и совсем трудных. Еще год назад совсем трудных было ровно половина. Первого зовут Константин. У него светлые растрепанные волосы. Когда Людмила Струкова стала его классным руководителем, он уже практически не видел текста и делал в одном слове по 3-4 ошибки. Проблемы со зрением начались у Константина в 5-летнем возрасте, тогда положение еще можно было исправить. Но его родители такие сложные задачи решать не умеют. Константина теперь может спасти только Господь Бог.

Вторым непростым ребенком еще недавно был Сергей Галышкин. Он немного похож на маленького Леонардо Ди Каприо. Его отец неизвестен. Бывшую мать зовут Римма. Сергей живет с 80-летней бабушкой, у которой медаль ветерана труда и пенсия 1500 рублей. Их дом находится в соседнем селе Большое Лозовое. Каждый день Сергей ходит 3 км до школы и столько же обратно. Вторую половину дома занимает мама Сергея, но ее почти никогда там не бывает. Римма училась в той же александровской школе. Была отличницей. Поступила в Тамбовское педучилище. Но потом что-то в ее жизни сломалось, и она начала пить. На родину вернулась в деморализованном состоянии. Сережу подкинула родителям, а сама продолжила жить своей жизнью.

Свидетельство о рождении Галышкин получил, когда ему было 5 лет, – спасибо деду Александру Михайловичу. У Сергея был мировой дед. Когда-то он служил в кремлевском полку и сумел передать внуку уважение к погонам. Поступить в суворовское училище Сережа мечтал с раннего детства. Но когда ему исполнилось 12 лет, дед умер, и мечта стала постепенно отходить на второй план.

– Между 7-м и 8-м классами он влип в дурную компанию, – рассказывает Людмила Струкова. – После каникул пришел сам не свой и как-то раз проговорился мне, что передумал идти в суворовское, а кем быть – вообще понятия не имеет. Я тогда собрала в кучу весь свой педагогический талант и серьезно с ним поговорила. Попыталась убрать в сторону детские иллюзии и максимально обнажить перед ним действительность. Объяснила, что в его положении пускаться на самотек означает только одно – стремительный уход на дно жизни. В лучшем случае – бродяжничество, в худшем – тюрьма. Говорила с ним по-русски, а в конце спросила: «Verstehen?» Он поднял руки вверх и ответил: «Nicht schiessen!» Сначала я подумала, что он пошутил, но потом убедилась – в тот момент Сережа действительно сделал свой выбор.

'''Sturm und Drang'''

Весь 8-й класс Людмила Николаевна усиленно готовила Сергея к поступлению. Хуже всего давалась физкультура. В свои 15 лет он весил 33 кг. Благодаря посильной помощи классного руководителя за учебный год вес Сережи удалось увеличить до 37 кг.

Сбор документов к поступлению отложили на весну. Как оказалось, зря.

– Я и понятия не имела, что для получения паспорта теперь нужно не только свидетельство о рождении, но и паспорта родителей. Зачем – непонятно.

Получается, что наше государство не верит документам, которые само и выдает, и требует дополнительных подтверждений, что ты – это ты. А что делать тем, у кого родители скрылись в неизвестном направлении? Или просто не желают заниматься оформлением документа своему ребенку? Прямая дорога в бомжи. Я думаю, таких детей уже сотни тысяч.

Мама Сережи в нужный момент, слава Богу, оказалась на месте. Людмиле Николаевне удалось зарядить ее сознательностью, и та согласилась сделать все, что от нее зависит. Но паспорт у Риммы Александровны был еще советского образца и без прописки. За один месяц учительнице удалось сделать невозможное: обменять родительнице паспорт, прописать ее по месту жительства, оформить документ Сергею, лишить его маму родительских прав (с ее согласия – чтобы Сергей пошел вне конкурса, как сирота) и еще – собрать все необходимые бумажки для поступления в суворовское училище. Общее количество собранных справок перевалило за полсотни. Оформлять их пришлось или в райцентре Токаревка (20 км), или в Тамбове (120 км). Утром Людмила Николаевна шла в школу учить детей, после занятий седлала велосипед и ехала смотреть в глаза местным чиновникам, а ночью – садилась за стол и строчила для начальства планы и отчеты о том, что она, как классный руководитель, сделала и собирается сделать для своих учеников. Ежемесячные планы и отчеты, еженедельные планы и отчеты, ежедневные планы и отчеты.

– Я потом подсчитала, сколько проехала этой весной на своем велосипеде, – улыбается Людмила Николаевна. – Оказалось, больше 3000 км. Две камеры стерла. У меня дома бобик есть, я его так и зову – Бобик. Первое время он еще пытался меня сопровождать в моих поездках, но потом не выдержал и бросил это дело. А мне помогло спортивное прошлое – я ведь мастер спорта по лыжам, в пединституте увлекалась.

– Странно, что велосипед не вышел из строя вместе с бобиком. Как называется?

– «Салют». Их уже не выпускают, так что можете рекламировать.

Blitzkrieg удался. В нужное время Сергей и его классный руководитель с полным пакетом документов сидели в областном военкомате. Заявки на сирот прислали только два суворовских училища – московское и петербургское. Серей выбрал московское – поближе к Тамбову.

'''«Alles kaput!»'''

В Москву Сергей Галышкин поехал с сопровождающим от военкомата. Людмила Николаевна поехать вместе с ним не смогла: у нее в это время опоросилась свинья. Дело казалось уже сделанным: сироты в суворовское идут вне конкурса. Нужно пройти лишь медосмотр и собеседование. В тамбовском военкомате медкомиссия признала Сергея годным к военной службе. Людмила Николаевна была уверена, что тот же «диагноз» поставят и в Москве.

Через неделю – звонок: «Людмила Николаевна, меня зарубили».

Военно-врачебная комиссия обнаружила у него низкое давление, цветослабость 2-й степени и «нейроциркуляторную астению по гипотензивному типу».

Классный руководитель звонит в суворовское училище, пытается объяснить, что такого не может быть – Сергей ведь прошел медкомиссию военкомата.

Разговора не получается.

Наверное, вместе с немецким языком Людмиле Николаевне передался немецкий характер. Она не отступила.

Мы должны признать, что не сразу отреагировали на ее обращение. Сначала Струкова позвонила в «Известия» по телефону. До подписания номера оставались полчаса, и в сути истории с ходу мы не разобрались.

Полная и безоговорочная капитуляция? Nein!

Людмила Николаевна просто села за стол и, вместо очередного отчета для районо, написала для «Известий» историю попытки классного руководителя подарить своему ученику нормальную жизнь. Письмо заканчивалось так: «Я обращаюсь к начальнику суворовского училища. Я обращаюсь к министру обороны. Дайте ребенку без будущего шанс стать настоящим мужчиной!»

Бывают письма, которые умеют смотреть в глаза. Отложить такое письмо в сторону может только человек, который или не умеет читать, или сделан из стеклопластика. Мы немедленно перезвонили учительнице, сказали, что едем. И, не теряя времени, отправили копию письма «главному по армии». Оно оказалось на столе у министра обороны Сергея Иванова. За этим столом сидит живой человек. Читать он умеет.

'''«Danke schoen!»'''

В начале ноября в александровской школе зазвонил телефон. На другом конце – начальник областного военкомата. Сергей Галышкин получил еще один шанс.

– Мы ехали в 13-м вагоне, место у меня было 13-е, и повторная медкомиссия назначена на 13 ноября, – смеется Сергей. – Я был уверен, что опять ничего не выйдет.

На этот раз абитуриента Галышкина осматривали не в суворовском училище, а во врачебной комиссии Московского военного округа. Давление оказалось в норме, никакой «нейроциркуляторной астении по гипотензивному типу» не обнаружено. Разногласия возникли лишь по поводу цветослабости. Сергея повезли в госпиталь имени Бурденко. Там все сомнения развеялись: зрение у Галышкина – стопроцентное.

На выходе из больницы представитель Московского военного округа подошел к представителю суворовского училища, ткнул пальцем в подпись под первым, отрицательным медицинским заключением и сказал: «Чтобы этого человека на медкомиссиях больше не было».

Собеседование Сергей тоже прошел успешно. На днях в редакцию пришло официальное письмо из Министерства обороны с известием о том, что курсант Галышкин может приезжать в Москву с вещами.

Мы с Людмилой Николаевной сидим в гостях у Сережи и его бабушки. Пьем чай, едим хлеб с маслом. Хлеб купила бабушка, масло принесли с собой мы.

Старенький советский «Рекорд» показывает какой–то фильм про море. Телевизор черно-белый, поэтому Черное море в нем действительно черное. Мы разговариваем, а бабушка молчит и смотрит в пространство. Иногда она возвращается в себя и начинает бормотать: «Плохо живем, очень плохо. Медпункт закрыли, автобусы не ходят, кругом все поросло канадской лебедой».

Про канадскую лебеду я сначала не понял. Людмила Николаевна объяснила. Оказывается, в последние 10 лет здесь действительно расплодился какой-то сорняк, которого отродясь в этих местах не бывало. Рост у него гигантский, вид марсианский, а листья – огромные с красными прожилками. Канадской лебедой этот сорняк обозвали потому, что местные жители уверены: его семена попали в местную почву вместе с посевной пшеницей, которую в 90-е годы присылали из Канады в рамках гуманитарной помощи.

Эта лебеда моментально захватывает брошенные подворья, прорастает даже сквозь бревна и разрушает дома за несколько лет.

За чаем зашел разговор: сколько дворов было в Большой Лозовке 50 лет назад? Разногласий нет – около 1000. А сколько теперь? Людмила Николаевна говорит – 50. Бабушка говорит – 40. А Сергей утверждает, что больше 100. Бабушка и Людмила Николаевна не верят. Тогда курсант Галышкин берет лист бумаги и рисует подробный план деревни, и через 10 минут все вынуждены признать – действительно больше 100.

Характер есть. Трудно ему будет в армии.

Впрочем, впереди еще 5 лет. Есть время, чтобы измениться.

И Сергею, и армии. А еще лучше – стране.

'''Дмитрий Соколов-Митрич
Тамбовская область'''