Сто лет назад от нас ушел Лев Толстой

Великий писатель скончался 7 ноября (по старому стилю) 1910 года на ж/д станции Астапово

100 лет назад, 7 ноября (20-го по новому стилю) на станции Астапово Рязанско-Уральской железной дороги скончался Лев Николаевич Толстой. Имя великого русского писателя еще при жизни обрело всемирную славу. А его долгая и противоречивая жизнь сама могла бы стать сюжетом для не одного литературного произведения.

Лев Толстой был представителем древнего русского дворянского рода, известного по легендарным источникам с 1353 года. Впрочем, больше всех прославился предок писателя по отцовской линии, граф Петр Андреевич Толстой, который известен своей ролью в следствии над царевичем Алексеем Петровичем, за что был поставлен во главе Тайной канцелярии. Он же первым из Толстых заслужил графский титул, который передавался всем его потомкам. Сам Петр Андреевич, впрочем, свою жизнь и карьеру окончил плохо – повздорил со всесильным тогда Меньшиковым и был сослан на Соловки, где вскоре и скончался.

Как сообщает биографический сайт [rulex.ru rulex.ru], правнук Петра Андреевича, Илья Андреевич, описан в «Войне и мире» в лице добродушнейшего и непрактичного старого графа Ростова. Сын Ильи Андреевича, Николай Ильич, был отцом Льва Николаевича. Он изображен довольно близко к действительности в «Детстве» и «Отрочестве» в лице отца Николиньки, и отчасти в «Войне и мире» – в лице Николая Ростова. В чине подполковника Павлоградского гусарского полка он принимал участие в войне 1812 года и после заключения мира вышел в отставку.

Весело проведя молодость, Николай Ильич проиграл огромные деньги и совершенно расстроил свои дела. Чтобы привести их в порядок, Николай Ильич, как и Николай Ростов, женился на некрасивой и уже не очень молодой княжне Волконской. Брак, тем не менее, был счастливый. У них было четыре сына – Николай, Сергей, Дмитрий и Лев и дочь Мария.

Однако мать умерла, когда Льву не было еще двух лет, отец тоже умер рано. Воспитанием детей занималась дальняя родственница Т.А. Ергольская, имевшая огромное влияние на Толстого («она научила меня духовному наслаждению любви»). Детские воспоминания всегда оставались для Толстого самыми радостными. Семейные предания, первые впечатления от жизни дворянской усадьбы служили богатым материалом для его произведений; они отразились в его автобиографической повести «Детство».

Когда Толстому было 13 лет, семья переехала в Казань, в дом родственницы и опекунши детей П.И. Юшковой. В 1844 году Толстой поступил в Казанский университет, но весной 1847-го подал прошение об увольнении из университета «по расстроенному здоровью и домашним обстоятельствам», после чего уехал в Ясную Поляну с твердым намерением изучить весь курс юридических наук (чтобы сдать экзамен экстерном), «практическую медицину», языки, сельское хозяйство, историю, географическую статистику, написать диссертацию и «достигнуть высшей степени совершенства в музыке и живописи».

После лета в деревне, разочарованный неудачным опытом хозяйствования на новых, выгодных для крепостных условиях (эта попытка запечатлена в повести «Утро помещика» (1857)), осенью 1847 года Толстой уехал сначала в Москву, а затем – в Петербург, чтобы держать кандидатские экзамены в университете. Образ его жизни в этот период часто менялся: то он сутками готовился и сдавал экзамены, то страстно отдавался музыке, то намеревался начать чиновную карьеру, то мечтал поступить юнкером в конногвардейский полк. Религиозные настроения, доходившие до аскетизма, чередовались с кутежами, картами и поездками к цыганам. Однако именно эти годы окрашены напряженным самоанализом и борьбой с собой, что отражено в дневнике, который Толстой вел в течение всей жизни. Тогда же у него возникло серьезное желание писать и появились первые незавершенные художественные наброски.

Так прошло 4 года после оставления университета, когда в Ясную Поляну приехал служивший на Кавказе брат Толстого, Николай, и стал его звать туда. Толстой долго размышлял и колебался, пока крупный проигрыш в Москве не помог его решению. Чтобы расплатиться, надо было сократить свои расходы до минимума, и весной 1851 года Толстой торопливо уехал из Москвы на Кавказ, сначала – без всякой определенной цели. Вскоре он решил поступить на военную службу, но явились препятствия в виде отсутствия нужных бумаг, которые трудно было добыть, и Толстой прожил около 5 месяцев в полном уединении в Пятигорске, в простой избе. Значительную часть времени он проводил на охоте, в обществе казака Епишки, фигурирующего в «Казаках» под именем Ерошки. Осенью 1851 года Толстой, сдав в Тифлисе экзамен, поступил юнкером в 4-ю батарею 20-й артиллерийской бригады, стоявшей в казацкой станице Старогладове, на берегу Терека, под Кизляром. С легким изменением подробностей она во всей своей яркой оригинальности изображена в «Казаках».

В этой глухой станице Толстой обрел лучшую часть самого себя: он стал писать и в 1852 году отослал в редакцию «Современника» первую часть автобиографической трилогии «Детство». Напечатанное в 1852 году в «Современнике» «Детство», подписанное скромными инициалами «Л.Н.Т.», имело чрезвычайный успех; автора сразу стали причислять к корифеям молодой литературной школы, наряду с пользовавшимися уже тогда громкой литературной известностью Тургеневым, Гончаровым, Григоровичем, Островским.

На Кавказе Толстой, скоро произведенный в офицеры, оставался два года, участвуя во многих стычках и подвергаясь всем опасностям боевой кавказской жизни. Он имел права и притязания на Георгиевский крест, но не получил его, чем, видимо, был огорчен. Когда в конце 1853 года вспыхнула Крымская война, Толстой перевелся в Дунайскую армию, участвовал в сражении при Ольтенице и в осаде Силистрии, а с ноября 1854 по конец августа 1855 гг. был в Севастополе. Все ужасы, лишения и страдания, выпавшие на долю геройских его защитников, перенес и Толстой. Он долго жил на страшном 4-м бастионе, командовал батареей в сражении при Черной, был при адской бомбардировке во время штурма Малахова кургана. Как раз в эти дни, буквально под вражеским огнем, Толстой написал рассказ из боевой кавказской жизни «Рубка леса» и первый из «Севастопольских рассказов».

Рассказ был замечен императором Николаем. Он велел беречь даровитого офицера, однако Толстой военной карьеры делать не стал. Напротив, он сочинил сатирическую песенку на манер солдатских: «Как четвертого числа нас нелегкая несла гору забирать». Едкая ирония была по поводу неудачного дела 4 августа 1855 года. Военный историк Керсновский позже отмечал, что «бестолковость наша в том деле была невообразима». И от Толстого досталось многим высшим чинам, чего они, к юмору не склонные, молодому артиллеристу не простили.

Под благовидным предлогом после штурма 27 августа Толстой был послан курьером в Петербург – подальше и от театра военных действий, и от новых выпадов против воинского начальства. Но уже в Петербурге он дописал вторую и третью части своих «Севастопольских рассказов».

Эти произведения Толстого поразили литературных критиков смелостью психологического анализа и развернутой картиной «диалектики души» (Н.Г. Чернышевский). Некоторые замыслы, появившиеся в эти годы, позволяют угадывать в молодом артиллерийском офицере позднего Толстого-проповедника: он мечтал об «основании новой религии» – «религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической».

В ноябре 1855 года Толстой приехал в Петербург и сразу вошел в кружок «Современника», принимал участие в обедах и чтениях, в учреждении Литературного фонда, оказался вовлеченным в споры и конфликты писателей. Однако позже в своей «Исповеди» (1879-82) он скажет о том времени: «Люди эти мне опротивели, и сам себе я опротивел». Осенью 1856 года Толстой, выйдя в отставку, уехал в Ясную Поляну, а в начале 1857-го – за границу. Осенью вернулся в Москву, затем – в Ясную Поляну.

В 1859 году Толстой открыл в деревне школу для крестьянских детей, помог устроить более 20 школ в окрестностях Ясной Поляны, и это занятие настолько его увлекло, что в 1860 году он вторично отправился за границу, чтобы знакомиться со школами Европы. Толстой много путешествовал, провел полтора месяца в Лондоне, где часто виделся с А.И. Герценом; был в Германии, Франции, Швейцарии, Бельгии, изучал популярные педагогические системы, в основном не удовлетворившие писателя. Собственные идеи Толстой изложил в специальных статьях, доказывая, что основами обучения должны быть «свобода учащегося» и отказ от насилия в преподавании.

В сентябре 1862 года Толстой женился на 18-летней дочери врача Софье Андреевне Берс и сразу после венчания увез жену из Москвы в Ясную Поляну, где полностью отдался семейной жизни и хозяйственным заботам. Однако уже с осени 1863 года он был захвачен новым литературным замыслом, который долгое время носил название «Тысяча восемьсот пятый год». Время создания романа было периодом душевного подъема, семейного счастья и спокойного уединенного труда. Толстой читал воспоминания и переписку людей александровской эпохи (в т. ч. материалы Толстых и Волконских), работал в архивах, изучал масонские рукописи, ездил на Бородинское поле, и лишь в начале 1865 года напечатал в «Русском вестнике» первую часть «Войны и мира».

Роман читался взахлеб, вызвал множество откликов, поразив сочетанием широкого эпического полотна с тонким психологическим анализом, с живой картиной частной жизни, органично вписанной в историю. Сам Толстой характеризовал свой замысел как попытку «писать историю народа» и считал невозможным определить его жанровую природу («не подойдет ни под какую форму, ни романа, ни повести, ни поэмы, ни истории»).

Духовный перелом в мировоззрении Льва Толстого происходил на протяжении 80-х годов ХIХ века. Он нашел свое отражение в его художественном творчестве, прежде всего в переживаниях героев, в том духовном прозрении, которое преломляет их жизнь. Эти герои занимают центральное место в повестях «Смерть Ивана Ильича» (1884-86), «Крейцерова соната» (1887-89, опубликована в России в 1891), «Отец Сергий» (1890-98, опубликована в 1912), драме «Живой труп» (1900, не завершена, опубликована в 1911), в рассказе «После бала» (1903, опубликован в 1911). Исповедальная публицистика Толстого дает развернутое представление о его душевной драме: рисуя картины социального неравенства и праздности образованных слоев, Толстой в заостренной форме ставил перед собой и перед обществом вопросы смысла жизни и веры, подвергал критике все государственные институты, доходя до отрицания науки, искусства, суда, брака, достижений цивилизации.

Новое миропонимание писателя отражено в «Исповеди» (опубликована в 1884 в Женеве, в 1906 – в России), в статьях «О переписи в Москве» (1882), «Так что же нам делать?» (1882-86, опубликована полностью в 1906), «О голоде» (1891, опубликована на английском языке в 1892, на русском — в 1954), «Что такое искусство?» (1897-98), «Рабство нашего времени» (1900, полностью опубликована в России в 1917), «О Шекспире и драме» (1906), «Не могу молчать» (1908). Как отмечается на сайте [levtolstoy.org.ru levtolstoy.org.ru], «социальная декларация Толстого опирается на представление о христианстве как о нравственном учении, а этические идеи христианства осмыслены им в гуманистическом ключе как основа всемирного братства людей. Этот комплекс проблем предполагал анализ Евангелия и критические штудии богословских сочинений, которым посвящены религиозно-философские трактаты Толстого… Бурной реакцией в обществе сопровождались высказываемые Толстым призывы к прямому и безотлагательному следованию христианским заповедям. В особенности широко обсуждалась его проповедь непротивления злу насилием, ставшая импульсом к созданию целого ряда художественных произведений – драмы «Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке пропасть» (1887) и народных рассказов, написанных в намеренно упрощенной, «безыскусной» манере».

В рамках нового миропонимания и представлений о христианстве Толстой выступал против христианской догматики и критиковал сближение церкви с государством, что привело его к полному разобщению с православной церковью. В 1901 году последовала реакция Синода: всемирно признанный писатель и проповедник был официально отлучен от церкви, что вызвало громадный общественный резонанс.

Между тем годы перелома круто изменили личную биографию писателя, обернувшись разрывом с социальной средой и приведя к семейному разладу: провозглашенный Толстым отказ от владения частной собственностью вызывал резкое недовольство членов семьи, прежде всего жены. Пережитая Толстым личная драма нашла отражение в его дневниковых записях.

Поздней осенью 1910 года, ночью, тайно от семьи, 82-летний Толстой, сопровождаемый лишь личным врачом Д.П. Маковицким, покинул Ясную Поляну. Дорога оказалась для него непосильной: в пути Толстой заболел и вынужден был сойти с поезда на маленькой железнодорожной станции Астапово. Здесь, в доме начальника станции, он провел последние 7 дней своей жизни.

Ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон (Шевкунов) в своем ответе по поводу невозможности отмены отлучения Льва Толстого, о котором [http://news.km.ru/czerkov_ne_mozhet_otmenit_otluch рассказывал] КМ.RU, отмечал также следующее.

«Последние дни жизни великого писателя говорят нам о той мучительной борьбе, которая происходила в его душе, – пишет о. Тихон. – Он бежал из своего родового гнезда – Ясной Поляны, но не к своим единомышленникам-толстовцам, а в самый известный тогда русский монастырь – Оптину пустынь, где в то время пребывали старцы-подвижники. Там он попытался встретиться с ними, но в последний момент не решился на это, о чем тогда же с горечью признавался своей сестре – монахине соседнего с Оптиной пустынью Шамординского монастыря. Позже, на станции Астапово, предчувствуя кончину, он велел послать телеграмму в Оптину пустынь с просьбой прислать к нему старца Иосифа. Но когда два священника прибыли в Астапово, окружавшие умирающего писателя ученики и последователи не допустили этой встречи».

«Церковь с огромным сочувствием относилась к духовной судьбе писателя, – отмечает секретарь Патриаршего совета по культуре. – Ни до, ни после его смерти никаких «анафем и проклятий», как утверждали сто лет назад и утверждают сегодня недобросовестные историки и публицисты, на него произнесено не было. Православные люди по-прежнему почитают великий художественный талант Толстого, но по-прежнему не приемлют его антихристианских идей».

«И все же сострадательное сердце любого христианина, читающего художественные произведения великого писателя, не может быть закрыто для искренней, смиренной молитвы о его душе», – отмечает в заключение о. Тихон.