Александр Миндадзе поддержал закон о запрете мата в кино

На днях в России завершился прокат фильма Алексея Учителя «Восьмерка» по одноименной повести Захара Прилепина.

Сценаристом картины выступил прославленный Александр Миндадзе. «Захар с самого начала не хотел писать сценарий, - признался он «Новым известиям». - Не хотел, что делает ему честь, вторгаться в ту область, в которой он не стоит на ногах твердо. Он – прозаик. А сценарий – это совершенно иной вид литературы, который находится между прозой и театром, это особый вид. Визуальная проза, рассчитанная на экран. И поэтому у него, собственно, никаких амбиций писать сценарий не было. Мы встречались несколько раз втроем с Алексеем Учителем и Захаром Прилепиным и обсуждали наше сотрудничество. Надо отдать ему должное: как человек одаренный, он не ревнив. В нем хватает широты с уважением относиться к другому. В моей жизни это едва ли не первый случай, когда я использую мотивы прозы другого человека. И этот опыт, насколько я могу судить, удался».

Александр Миндадзе. © РИА Новости, Андрей Стенин

«Восьмерка» - довольно жесткая история, но Миндадзе в ней обошелся без мата. И к недавнему закону о запрете нецензурной лексики в кино он относится спокойно, без пафоса. «В моих сценариях мата никогда не было, - признается Миндадзе. - Не потому, что я боялся употребить эти слова. Просто мне они были не нужны. В моем случае, мне кажется, мат – это общее место. Более выразительно, когда слово спрятано в подтекст. Можно острее выражаться без мата. Когда человек догадывается и ругается сам, цель достигнута. Я вообще за то, чтобы герой играл, а зритель за него доигрывал. Когда герой все тебе показал, где нужно, подмигнул, да еще и выругался матом, то зрителю уже и делать нечего. Я к мату отношусь без особого оптимизма».

Александр Миндадзе. © РИА Новости, Екатерина Чеснокова

Подход Миндадзе к написанию сценариев со временем претерпевал изменения. «С моей стороны это не некий сознательный перевод фокуса, - объясняет он. - Если я все-таки, нескромно говоря, отражал жизнь, вот она такой и отразилась. В том смысле, что менялось время. И очень сильно изменился человек. С другой стороны, я всегда экранизировал самого себя. Не в том смысле, что писал о себе, а в том смысле, что писал свое состояние и свое самочувствие на этот момент. Я работал и работаю по наитию. Это период болезненный, трудный, когда к тебе приходит какое-то состояние, жизненный казус, который, как тебе кажется, к чему-то ведет и что-то обобщает. Я всегда работал абсолютно вслепую, и то, что получалось, мне кажется, отражало те вещи, которые происходили в жизни. По этике это все изменялось и утрировалось. Жизнь менялась: она становилась не столь медленной, не столь переполненной паузами, а все более и более сконцентрированной. И все мои сценарии становились все более условны».

Александр Миндадзе. Фото с сайта kino-teatr.ru

Из-за этой условности Миндадзе с определенного момента стал снимать фильмы по своим сценариям сам (яркий пример — картина об аварии в Чернобыле «В субботу»). «Дело в том, что вообще очень сложно интерпретировать чужие идеи, - рассуждает он. - Режиссеры хорошо снимают только тогда, когда это их сюжет. Проблема интерпретации, конечно, существует, и чем причудливей, своеобычней, и чем более личный текст, тем сложнее другому человеку его воплощать. И наступил момент, когда я подошел к тому краю, когда другой человек это делать уже не мог. Поэтому я понял, что надо воплощать свои сюжеты самому. Тот я, который это понял, побежал вперед, а тот я, который привык ничего не менять, а инерционно идти вслед за событиями, очень долго ленился и боялся ломать себе жизнь. Пришлось подхлестнуть этого человека и заставить бежать».