Плащ казановы

Россия при участии Италии. 1993. 94 минуты.

Автор сценария Александр Галин

Режиссер Александр Галин

Оператор Михаил Агранович

Художник Энрико Луцци

Музыка Кабалла

В ролях: Инна Чурикова, Лука Барбарески, Екатерина Граббе, Тамара Котикова, Елена Майорова, Татьяна Гальченко, Андрей Смирнов, Сергей Гармаш.

Оценка - 8,5 (из 10).

Премии: «Ника» звукооператору Яну Потоцкому; приз за женскую роль и специальная премия президентского совета за дебют (поровну) на фестивале «Кинотавр» в 1994 году.

Экзистенциальная мелодрама.

В Италии эта картина называлась буднично и в большей степени по-советски - «Делегация». А романтичный и соблазнительный заголовок «Плащ Казановы» настраивает на некий авантюрно-мелодраматический лад, что, кстати, поначалу и оправдывается, когда скромная русская женщина-искусствовед с античным именем Хлоя, оказавшись впервые за границей, да еще в Венеции, на родине Джакомо Казановы, влюбляется в итальянца Лоренцо, вовсе не подозревая, что он - мошенник и альфонс, обхаживающий богатых женщин. Как только его-то угораздило не заметить, что Хлоя - не из привычного круга потенциальных жертв! Но спишем все на магию и таинства венецианского карнавального действа, когда так закружит тебя в вихре масок и фейерверков, что потеряешь и голову, и разум, тоже испытав нечто похожее на ответное чувство к этой наивно-кокетливой иностранке, будто бы искусно скрывающей, что она - не только редкостный знаток искусства, но и чуть ли не обладательница дорогих домашних галерей.

Самообман «местного Казановы», в общем-то, объясним - его странная спутница, встреченная в Венеции, действительно таит неразгадываемую загадку, которую трудно постичь даже и ее соотечественнику. Как писал Вознесенский, «дура де-юре, чудо де-факто». А его любимый поэт Пастернак был еще более выразителен, восторгаясь: «...а ты прекрасна без извилин, / и прелести твоей секрет / разгадке жизни равносилен». Хлоя как раз умна и интеллигентна, начитана и образована, но «все ее извилины» на самом деле не имеют значение, если все определяет таинственное и для нее самой, подспудное женское естество. Ведет себя как простодушная дурочка, вызывая косые взгляды и неодобрительные высказывания со стороны своих коллег по турпоездке - не прельщается ни шоппингом, ни прочими прелестями западного образа жизни, но главное - так и не воспользуется удачной возможностью зацепиться за иностранного мужчину и навсегда остаться в обожаемой ею культурной столице Европы.

Хлоя - как блаженная, то есть Божья избранница, и через нее Дух находит себе одно из земных воплощений. А ее возвращение на родину - такое трагически-безысходное и одновременно просветленное, очищающее (безусловно, лучшая сцена фильма - безмолвное ожидание другим мужчиной под русским снегопадом на заурядном железнодорожном переезде, когда же, наконец, пройдут мимо вагоны товарняка, и он встретится лицом к лицу с женщиной, приехавшей домой из заграницы). Если угодно, пусть это не покажется кому-то кощунственным, «Плащ Казановы» выглядит в этом случае неизбежно мелодраматизированным, однако не лишенным искреннего внутреннего пафоса своеобразным вариантом «Ностальгии» Андрея Тарковского, которую тоже часто понимали чересчур буквально и лишь в тесной связи с биографией вынужденного невозвращенца.

А ведь в обеих лентах куда более значимо отнюдь не противопоставление родины и чужбины, а вечная неразрешимая антиномия искусства и жизни, цивилизации и естественного существования, последствий и истоков. «Нам всем надо вернуться к истокам», - кричал в «Ностальгии» перед актом самосожжения на площади в Риме безумный Доменико, внутренний эмигрант в родной Италии да и своего рода посторонний в современном мире. Вот и скорбное обратное сошествие в российский ад, совершаемое Хлоей в финале «Плаща Казановы», есть не столько обряд смиренного жертвоприношения, сколько желание до конца пройти предназначенный крестный путь, подобно не осознающему смысла ритуала Горчакову, который должен все-таки донести гаснущую на ветру свечу. Между прочим, в самом последнем кадре «Ностальгии» тоже идет снег...