Песнь дороги

Индия. 1955. 122 минуты (полный вариант)

Авторы сценария Бибхутибхушан Бандьопадхяй и Сатьяджит Рей по роману Бибхутибхушана Бандьопадхяя

Оператор Субрата Митра

Художник Банси Чандрагупта

Композитор Рави Шанкар

Премии: приз основного жюри и особое упоминание экуменического жюри на МКФ в Канне в 1956 году, премия Национального совета обозревателей за лучший иностранный фильм в США в 1958 году, приз «Бодиль» за лучшую неевропейскую ленту в Дании в 1968 году

Оценка - 9,5 (из 10)

Экзистенциально-поэтическая сельская драма

Относительно явления в свет на Каннском фестивале 1956 года кинематографа Сатьяджита Рея (вообще-то знатоки бенгали настаивают на произношении Шоттоджит Рай) принято считать, что он первым прославил в мире абсолютно региональное индийское кино - подобно тому, как японец Акира Куросава стремительно ворвался на мировой экран со своим яростным и прекрасным «Расёмоном» пятью годами ранее в Венеции. Кстати, Рей не только высоко ценил Куросаву, как одного из своих любимых режиссёров, но и специально встречался с ним в Японии, а в свою очередь, японский классик весьма одобрительно отзывался о реевской трилогии «Песнь дороги»-«Непокорённый»-«Мир Апу» (вообще-то правильнее «Мир Опу»). Их своеобразное родство явственнее ещё оттого, что оба мастера, восторженно признанные на Западе, воспринимались на родине с некоторой долей настороженности. Сатьяджит Рей хоть и имел национальный успех в Бенгалии, не был столь же заслуженно принят в Индии в целом, где царило (и по-прежнему продолжает царствовать) отвергаемое им самим мелодраматическое «кино Болливуда».

Вот и для тех, кто далёк, а то и, чего греха таить, настроен презрительно ко всему исходящему с просторов Индустана, чуть ли не единственным способом преодоления ксенофобии в себе по отношению к чуждому народу и искусству является первоначальное стремление вписать Рея в знакомую, привычную систему координат, почувствовать и осмыслить его как принадлежащего в равной мере также и западной цивилизации. Конечно, можно в идеале сразу, без необходимых подсказок и соответствующих аллюзий, душевно и с трепетом воспринять редкостную естественность и удивительную поэтичность, кажущуюся исключительно стихийной, что присутствует уже в таком зрелом дебюте «Песнь дороги», который моментально прославил 35-летнего творца. И неслучайно часто цитируют американского киноведа Джона Хауарда Лосона: «существуют незабываемые мгновения, свидетельствующие об особом качестве кинематографического переживания, - Чаплин, который жарит и съедает свой башмак в заснеженной хижине, события на Одесской лестнице в «Броненосце «Потемкине», старые грузовики, мчащиеся по прерии в «Гроздьях гнева», мальчик в «Патер панчали», бредущий по сельской дороге, чтобы впервые увидеть поезд».

Знаменательно, что авторы перечисленных фильмов (Чарльз Чаплин, Сергей Эйзенштейн и Джон Форд) были кумирами молодого Сатьяджита Рея, как и Жан Ренуар, у которого он был ассистентом на съёмках в Индии в 1949 году ленты «Река», одухотворённой и неуловимо магической, словно вопреки внешней простоте и кинематографической незамысловатости. Называвшиеся самим режиссёром другие источники его вдохновения в первой половине 50-х годов - например, «Похитители велосипедов» Витторио Де Сики или трилогия Марка Донского о детстве и юности Максима Горького, которая, в свою очередь, повлияла на итальянский неореализм - это тоже, так сказать, из области очевидного. Невероятнее же иное - поразительная синхронность или даже опережаемость кинооткровений Рея, который будто без видимых усилий и, разумеется, не ощущая маргинально-ориентального комплекса (тем более не подыгрывая Западу в его тайном или явном постоянном влечении к Востоку), мгновенно стал своим, а главное - равным среди равных.

В первый же день самостоятельных съёмок в давнем 1952 году, когда Сатьяджит Рей только решился приступить к экранизации романа Бибхутибхушана Бандьопадхяя о судьбе деревенского мальчика из обнищавшей семьи брамина, он увидел и постарался тут же запечатлеть, как где-то вдали, у верхней кромки экрана, проносится гудящий паровоз с вагонами - будто ангел пролетает, трубя о грядущем Апокалипсисе, знаменующем вовсе не конец света, а его новое начало на небесах. Ныне и сам Сатьяджит пребывает уже там, по соседству со своими любимыми - Рабиндранатом, Жаном и Джоном, Витторио и Марком, Чарли и Альфредом, уже после него ушедшими Федерико и Акирой. Он был в родном доме лишь гостем, принадлежа всему миру. Теперь мир принадлежит ему.