Табу; парни не плачут

•

Так получилось, что я посмотрел эти картины подряд - одну за другой и всего через день. Об обеих заранее знал, кажется, всё, что можно было знать. Тем не менее они оставляют некое чувство растерянности - и не только из-за темы поиска сексуальной идентичности, если воспользоваться терминологией из американского фильма «Парни не плачут». Он рассказывает о действительно существовавшей 21-летней девушке Тине Брэндон, которая в 1993 году, очень коротко постригшись, туго обмотав свои груди бинтами и засунув резиновый член в джинсы, стала искусно выдавать себя за парня по имени Брэндон Тина, мечтала сделать операцию по смене пола, но в результате оказалась жертвой мужской ненависти. А герой японской ленты «Табу» - 18-летний Содзабуро Кано, поступив в самурайский отряд ополчения в 1865 году, превратился в «смутный объект желания» для нескольких однополчан, соблазняя их своим женственным личиком и длинными волосами, которые отказывался обрезать, так как дал некую клятву и вообще одержим запахом крови и желанием убивать.

 

Разумеется, работа 67-летнего классика японского кино Нагисы Осимы, хоть и не снимавшего игровые картины долгих 13 лет по финансовым причинам и в связи с перенесенным инсультом, неизмеримо выше дебютного произведения молодой американки Кимберли Пирс. И они резко отличаются как хроника и миф, как провинциальная драма о скуке и безвыходности существования на задворках Америки и экзистенциальная притча о крахе вековых самурайских порядков и кодексов чести, неожиданно обрывающаяся легендарно-мистическим образом. Но по поводу обоих героев сохраняется схожее недоумение, остается так и неразрешимая загадка: кто они были и что ими на самом деле владело - выверт доселе нереализованной подростковой эротической фантазии, мучительный прорыв к иной половой сущности или вполне понятное человеческое стремление к любви?! И если сами персонажи способны вызвать у ряда зрителей определенное раздражение, неприятие, отторжение (что может распространиться и на фильмы, их представляющие), то насущная необходимость пристальнее взглянуть на фон действия и на тех, кто находится рядом с этими «абсолютно другими», позволяет в какой-то степени догадаться, о чем же пытаются поведать нам авторы.

 

•

Знаменательно, что лента «Парни не плачут» особую обиду и даже намерение с помощью суда отомстить создателям вызвала у тех, кто в жизни знал Тину Брэндон (Брэндона Тину). В подобных случаях практически никогда нельзя угодить участникам и очевидцам событий, обычно недовольных несоблюдением мелких фактов или же общей трактовкой случившегося. А в картине Кимберли Пирс, помимо неизбежного феминистского пафоса, оскорбительно воспринимаемого не только сексуальными ортодоксами, но и либерально настроенными геями, временами чувствуется довольно резкая и нелицеприятная критика беспросветного образа жизни одноэтажной Америки, всех этих затерянных на широком пространстве бесчисленных субурбий, а по-нашему, предместий или поселков городского типа. В какой-то момент вдруг ловишь себя на странном ощущении, что и для жительницы отечественного Н-ска (если ей внезапно ударит в голову идея нарядиться парнем, а потом и вовсе изменить якобы не ту природу, ошибочно доставшуюся с рождения), это могло бы стать дерзким вызовом, бесшабашным поводом хоть что-то перевернуть вверх тормашками в опротивевшем до рвоты мире.

 

Вечно пьяные молодые мужики из фильма «Парни не плачут», постоянно ищущие приключений и готовые подраться с кем угодно, насилуют, избивают, а затем и убивают Брэндона-Тину не из одних лишь мужских шовинистических причин, но еще и потому, что будто нутром чуют в нем-ней бессознательного бунтаря против столь отупляющего животного существования. Разумеются, они считают его-ее уродом, извращенцем, выродком рода человеческого. Хотя, по сути, сами являются таковыми. И лента, если разобраться, именно о них, а не о несчастной искательнице сексуальной идентичности. В этом плане современная картина Пирс совершенно непохожа, например, на 16-летней давности телевизионную «Вторую подачу» (по удивительному совпадению ее показали на канале ТВ Центр в эти же дни), в которой Ванесса Редгрейв (в отличие от просто старательной Хилари Суонк, вряд ли заслуженно получившей «Оскар») демонстрирует абсолютно фантастическое перевоплощение, сначала играя мужчину, а потом его женскую ипостась после проведения операции по смене пола. И именно эта поразительная трансформация является главным содержанием фильма, подлинного бенефиса гениальной актрисы.

 

Гораздо больше сходства можно обнаружить у ленты «Парни не плачут» с вроде бы историческим «Табу» (все-таки это типично европейское слово, а был бы, пожалуй, удачнее перевод «Запретное»), который ошибочно воспринимается как гей-кино о тайных страстях в самурайской среде. Или же в качестве японского варианта философского запутанного детектива в духе романа и фильма «Имя розы», поскольку ставит многих в тупик своим странным финалом, будто бы переводящим все происшедшее в область запредельного, что, к тому же, вполне соответствует восточной буддистской традиции. И тогда юного и красивого Содзабуро следовало бы интерпретировать как призрака, исполняющего одним им ведаемую миссию. Можно вспомнить, что и в творчестве самого Нагисы Осимы уже был образец мистической любовной истории - в японском оригинальном варианте «Призраки любви», а в международном прокате «Империя страсти», словно продолжение «Корриды любви» («Империи чувств»). Однако куда полезнее проводить аналогии с его следующей картиной «Счастливого Рождества на фронте» («Счастливого Рождества, мистер Лоренс») - и не только из-за возникновения мотива гомосексуального влечения, усугубленного в отношениях двух мужчин-воинов обстоятельством чуждости их культур и вообще состояния военной вражды между Японией и Великобританией.

 

Уже после первого показа «Табу» в Канне-2000 журналисты мгновенно атаковали режиссера вопросами относительно разгадки последних сцен, на что умудренный десятилетиями борьбы со всякими запретами Осима ответствовал, что и сам этого не знает. Понимайте, как хотите. И его лента получила самые разные трактовки, среди которых может показаться идеальной версия о том, что практически все самураи тайно или явно влюблены в прекрасного юношу, подобного Тадзио в «Смерти в Венеции» или больше напоминающего амбивалентного Гостя из «Теоремы». Тогда «Табу» представится произведением не о запретной любви между мужчинами, а о невписываемости самого понятия «любовь» в самурайский кодекс чести и весь способ бытования этой особой империи в империи, существовавшей еще со средних веков.

Конечно, о разрушительной силе любви так или иначе говорят все поздние работы Нагисы Осимы - от «Корриды любви» до его единственной европейской ленты «Макс, моя любовь», которая почему-то признана неудачей мастера. Но как раз в ней доведена до предела мысль о том, как человеческая и общественная среда воспринимают в качестве греховного, порочного, грязного и недопустимого любое проявление чувств, пусть лишь подозреваемое и недоказанное в доверительных взаимоотношениях женщины и обезьяны-самца. Вот и прельщающий своим видом Содзабуро Кано - как такой же симпатичный примат, перед которым никто не может устоять, а в оправдание своих одержимых желаний все готовы придумывать что угодно, вплоть до финального предположения Хидзикаты, что этот юноша - порождение дьявола, искушающего и его самого. И разве так уж важно, кто же есть Содзабуро и причастен ли он к совершенным убийствам? Тут, как и в картине «Парни не плачут», фон значительнее героя, который выступает лишь в качестве катализатора процессов, становящихся необратимыми. А любовь все равно оказывается призрачной в мире столкновения мужских амбиций, борющихся за обладание властью в политике, на поле брани, в тесном коллективе соратников или на личном фронте покорения души и тела сексуального партнера.

В ключевом эпизоде прохода отряда ополченцев по улице Киото режиссер «Табу» практически цитирует самого себя - вспомним, как в «Корриде любви» похожий момент шествия солдат вносит резкий обертон во вроде бы камерную историю, заранее придавая ей непостижимую обреченность. Только финальная привязка к реальному случаю, происшедшему в 1936 году, ретроспективно позволяет с полным правом сопоставить несопоставимое - крах иллюзий о тотальной любви двух людей и вступление Японии в пору военных экспансий, которая закончится окончательным крушением империи. А в «Табу» Осима с самого начала заявляет конкретное время действия - 1865 год, канун поражения самурайских отрядов в борьбе с юным императором Мацухито, приход к власти которого ознаменует с 1868 года наступление эпохи Мэйдзи (то есть просвещенной монархии), феодальная изоляционистская Япония отойдет в прошлое, и на смену ей явится, проникнув с Запада, прагматичная капиталистическая система.

 

Сам постановщик заявлял в интервью, что отчаянно красивый жест Хидзикаты в финале, срубающего одним взмахом меча стоящую рядом сакуру, оказывается метафорическим образом неизбежного исхода самурайства. А когда падают, сраженные ниц, существовавшие веками империи, никому не должно быть особого дела до упрямого выяснения обстоятельств, не явилось ли это прямым следствием разгула страстей, разврата и вырождения среди носителей гибнущей системы ценностей. Вот и отстраненный, как бы индифферентный взгляд наблюдателя, избранный Нагисой Осимой в «Табу», свидетельствует о стремлении режиссера так сказать о запретном, чтобы осталось ощущение, что мы еще меньше понимаем случившееся, нежели в начале повествования. И начинаем видеть с прежде невозмутимым героем Такэси Китано (Хидзиката), что кругом - будто одни призраки, включая его самого.