Улица Самостроевская

Именно частная энергия — движущая сила будущей жилищной революции

'''Половина нового жилья в России приходится на индивидуальное строительство. В свое время выделение земли под дачи помогло решить продовольственный вопрос: люди сажали картошку и жили в вагончиках. Но теперь «фазенды» все чаще превращаются в настоящие загородные дома, типичное жилье европейского горожанина. Конечно, героизм и упорство отдельных семей в решении жилищного вопроса не заменят государственное управление в сфере массового строительства. Но именно частная энергия — движущая сила будущей жилищной революции'''

Пять минут пешком до остановки, десять минут на одной маршрутке, еще десять на другой — и из съемной «двушки» в центре Брянска, где живут Костя, его жена Наташа и ее 15−летняя дочь Саша, мы попадаем в поселок Кузьмино, на улицу с вызывающим названием Самостроевская. Здесь преобладают крепкие кирпичные особнячки, сушится белье на веревках и лают собаки, отчего Наташа каждый раз вздрагивает и норовит спрятаться за Костину спину. Наша цель — коробка без крыши из серых блоков. Прыгая по островкам суши среди мокрой грязи, в которую превратили улицу дожди и строительная техника, мы оказываемся с той стороны будущего дома, что смотрит на лес. Наташа отпускает Костю, останавливается, тихонько вдыхает прозрачный осенний воздух, поднимает на меня счастливые глаза и говорит:

— Вот! Правда же, тут хорошо?

'''Мечта в процессе'''

С собой у нас турка — будем варить кофе на углях костра, который разведем тут же за домом. Наташа с Костей все лето водили сюда друзей — жарить шашлыки и печь картошку. «Чтобы дому не было скучно». Если бы мечта осуществлялась по плану, они бы здесь уже жили. Но кризис позволил захватить участок бурьяну, который к зиме пожух и оттого стал еще негостеприимнее на вид. Впрочем, когда Наташа с Костей осматривают что-то внутри, нежно водя руками по шершавым серым блокам, я чувствую себя здесь четвертой лишней. И понимаю, что затишье на Самостроевской ненадолго.

Костя и Наташа поженились пять лет назад. У него ни кола ни двора, у нее комната в общежитии, которую они сдали, а себе сняли квартиру. Через год хозяева квартиры собрались ее продавать, и молодой семье пришлось искать другое жилье, а еще через год — снова…

Однажды Костя обмолвился: «А хорошо было бы построить дом…» Расценить его слова как руководство к действию, учитывая обстоятельства, было сложно. Но Наташа поступила именно так. Тем более что другого способа решить квартирный вопрос все равно не просматривалось: продать, кроме комнаты в общаге, нечего, наследства ждать неоткуда, ипотеку не дадут — доходы у свободного фотографа Кости и почти такого же свободного журналиста Наташи не очень стабильные и не вполне белые. А если и дадут, то хватит в лучшем случае на крохотную «двушку». А крохотная «двушка» — это не то место, где хочется жить, ждать счастливой старости и печь пирожки внукам. Да и боязно влезать в долги. Дом же можно строить постепенно, вкладывая средства по мере их накопления. В нем хватит места и для Наташиных родителей, которые совсем скоро уже не смогут жить одни, и даже для фотостудии — мечты любого фотографа.

Так решение было принято. С тех пор Наташа живет в интернете. Потому что построить у нас дом — так, чтобы в нем хотелось жить, — можно единственным способом — став профессионалом строительного дела. «Все врут» — это уже не девиз доктора Хауса, а суровая реальность страны, где выражение «под ключ» относится только к стоимости работ, а вовсе не к их качеству. И пока Костя с утра до ночи зарабатывал деньги, Наташа изучала строительные сайты и форумы, общалась с архитекторами, инженерами и чиновниками, обзванивала продавцов стройматериалов и бригады мастеров. Строительство собственного дома вообще сильно развивает исследовательские и коммуникативные навыки.

Для покупки участка взяли кредит в «Сбербанке». Дальше предстояло придумать проект и начать строить. В принципе, готовых проектов в интернете полно, но вот проектов домов со встроенной фотостудией, да еще на две семьи… Нашли архитекторов. Переделывали проект несколько раз. Друзья шутили, что строить дом уже необязательно — Костя с Наташей там и так уже как будто пожили. За время работы над проектом они продумали все — от расположения санузлов до того, под каким углом будут падать утренние лучи солнца на кухонный стол… Костя настоял на настоящей русской печке — чтобы печь пирожки по всем правилам, а заодно поменьше зависеть от прихотей электросети и государства в целом: строительство дома, как и владение автомобилем, дарит если не свободу, то хотя бы ее иллюзию.

Помимо максимальной автономности у Кости есть еще одна основополагающая идея: экологичность. Он не берет в супермаркетах бесплатные целлофановые пакеты и не мусорит в парках, а до того, как стать фотографом, вообще хотел стать лесничим. И стал бы, если бы вовремя не понял, что быстро сопьется на такой работе. В общем, Костя за разумное потребление природных ресурсов — и за экономию собственных денег, поэтому дом требовалось построить так, чтобы в будущем как можно меньше тратиться на отопление. Пара недель в интернете и консультаций со специалистами, и найдено заветное слово — «сэндвич». Это принцип устройства стен, напоминающий термос с хорошей вентиляцией. Их дом будет первым в окрестностях Брянска, построенным по такой технологии (сами блоки везли из Тулы). Так пристрастие к интернету и забота о кошельке сделали Наташу с Костей пионерами брянского энергоэффективного домостроения.

Фундамент и коробка были готовы за пять месяцев. Но на этом деньги — кредит, выручка от продажи комнаты, собственные накопления и подарки родственников — кончились. И тут грянул кризис…

Денег нет, кредитов нет, мечта оказалась под угрозой. Все минувшее лето Наташа и Костя ездили вместе и поодиночке на замороженную стройку, водили туда друзей и думали, как еще заработать. Додумались. Теперь Наташа пускает мыльные пузыри на свадьбах, которые фотографирует Костя — по сто рублей с каждой пары.

Строительство дома повышает изобретательность. Однажды жених попросил у Наташи телефон, чтобы дать друзьям, которые тоже собирались жениться, у Наташи оказалась под рукой только визитка: «Заместитель главного редактора». «А почему вы пускаете пузыри?..» — озадаченно спросил юноша. «Потому что я строю дом», — радостно ответила Наташа.

— Как-нибудь достроим! — уверена она. — Вот правда: дом — это такое дело, что даже если денег совсем нет, то они все равно откуда-нибудь появляются. У меня тетя, которая бухгалтером работает, одна за три года построила себе дом!

Конечно, она три года в одной юбке проходила, но зато дом же! За те деньги, что мы сюда уже вложили, в Брянске можно купить однокомнатную квартиру. А у нас 240 квадратных метров. И лес. Так зачем копить на квартиру?

Наташа что-то объясняет про волшебные, не пропускающие тепло стены, к тому же не требующие облицовки, и говорит, что самый лучший облицовочный кирпич выдерживает не больше пятидесяти лет, а Костя энергично добавляет:

— А нам на пятьдесят лет дом не нужен! Нам нужен на двести.

Строительство дома в конечном счете дарит человеку то, над чем тщетно бьется уже которое по счету правительство — чувство стабильности. Я вдыхаю прозрачный осенний воздух, слушаю лай собак и ловлю себя на зависти к людям, которые строят планы на двести лет вперед.

'''Ненависть к городу'''

Владимир Смирнов, липецкий бизнесмен, переехал жить в деревню Кривец не так давно. От города это час езды на машине. Везет меня Сергей, сын Владимира.

— Я сам живу в Липецке вместе с мамой, на выходные приезжаем сюда, к отцу. Наш дом крайний, прям возле леса. Белые грибы на участке растут, в лесу живность водится всякая: лоси, кабаны, лисы, — готовит он меня к встрече с прекрасным.

— А почему не переезжаешь?

— Сам не знаю. Там не скучно. Но я ж молодой, мне тоже хочется в люди выходить, не только с кабанами общаться, — пытается объяснить мне Сергей. Ему двадцать лет.

Мы сворачиваем с трассы на узкую деревенскую дорогу, асфальт неожиданно заканчивается, едем медленно, по ухабам.

Участок в деревне семья купила три года назад. По словам Владимира, это была удачная сделка:

— После покупки первое чувство было восторг: неужели это все наше?! Сразу чувствуешь себя барином. И всего за 120 тысяч рублей. Тогда еще не очень много народу здесь было, это теперь притащились, понаехали тут.

Бизнес Владимира что тогда, что сейчас идет хорошо, ни в чьей помощи — ни государства, ни банков — он не нуждался. Это тот случай, когда, чтобы осуществить мечту, нужна была только решимость. Просто, говорит он, надоело жить в городе:

— Я городскую жизнь ненавижу. На работу туда езжу без проблем, каждый день. Пробок у нас на дорогах почти не бывает. Но жить лучше здесь. И не говорите мне про скуку. Это же дом, тут всегда надо что-то делать: мелочи, но они занимают время. Ну а если вообще нечего делать, можно в лес пойти погулять, на речку сходить, дрова попилить. А в квартиру приходишь после работы: диван и телевизор — все.

Мы сидим у него в теплой и уютной гостиной. Пока Владимир рассказывает про дом, жена Серафима разливает чай.

С землей в придачу Смирновым достался дачный обветшалый дом, который простоял еще два года с момента покупки.

— Его убогость ничем нельзя было скрыть, поэтому я ее только подчеркивал: паутину по углам развешивал, пауков искусственных, в дверных проемах старые шторы, на ленты порезанные, повесил, — продолжает Владимир. — А потом махнул на все это рукой и решил строить заново. Все за один год сделали: от старого дома только четыре стены оставили, все остальное снесли и вывезли, обшили фасад, внутренняя отделка… У нас свой водопровод, вода из колодца. Отопление я не стал газовое делать: электрическое лучше. Канализация своя. Для меня это не так сложно было, я уже тридцать лет в строительстве работаю.

Сам строитель, Владимир признается: главной проблемой были не деньги. Не хватало людей, которые могли бы красиво и качественно строить. Это нам говорил уже второй человек. Тенденция.

Дом у Владимира с виду совсем небольшой, но уютный.

— Мне не нравятся соседские дома, — объясняет он свой минимализм. — Надо, чтоб в доме были только те комнаты, которые тебе нужны, в которых ты бываешь каждый день. А еще хуже, когда построил дом, а потом бываешь в нем раз в месяц, наездом.

Жену и сына, которые и бывают здесь пусть чаще раза в месяц, но тоже наездами, Владимир ехидно называет «квартирантами». Но у них пока есть оправдание: на втором этаже еще идут отделочные работы. Вот когда закончат…

Впрочем, Серафиму держат в городе и дела: «Недавно открыла с подругой зал йоги, у меня группы, я тренирую, дел невпроворот. Физически не успеваю каждый день ездить туда-обратно».

Мы выходим на улицу, Владимир и Серафима показывают нам свои владения. На участке растет несколько молодых деревьев, стоит теплица, не очень большая баня — и никаких грядок.

— Они и не нужны, грядки эти. Вот у нас трава растет, и хорошо, мне нравится, — объясняет Владимир. На участке есть еще маленький летний домик с крохотной мансардой, где стоит одинокая железная кровать, а по углам раскиданы снопы соломы, — это любимое место главы семьи. — Чувствуете, как здесь пахнет? Я вот когда все сделаю, кроликов хочу завести: у меня в детстве были кролики, я их ненавидел, но умею и знаю, как за ними ухаживать. Вот, буду разводить.

Наш разговор прерывает Серафима: ей пора возвращаться в город, она предлагает нас подбросить. Владимир провожает нас до машины, попутно перечисляя, что еще хочет сделать в доме:

— Интернет надо провести, «тарелку» поставить, тогда сын будет чаще приезжать. Он у меня фанат футбола, ему «тарелка» очень нужна.

'''Полезное наследство'''

Зимой до меня в этом доме жили единственный раз во время войны. Когда родственники думали, что фашисты могут войти в Москву. Вот, видите кусочек земли без деревьев? Их вырубили, чтобы печку топить. Дед был химиком и давал лесничему взятки спиртом, чтобы тот разрешил срубить несколько деревьев. Забавно, правда? Сейчас все вырубают деревья просто так, безо всяких разрешений… А вообще здесь был настоящий лес. Отопления не было, туалет во дворе — обычная будка, а мыться ходили в баню.

Александр Файнберг поселился на старой даче своего прадеда абсолютно добровольно через шестьдесят с лишним лет после войны.

В этой части подмосковного Кратово — старые профессорские дачи, огромные участки по 36 соток, на которых высятся новые особняки. Профессоров уже нет, а их дети и внуки давно продали свое наследство.

Двухэтажный деревянный дом Александра полон воспоминаний и старых фотографий.

— Видите мужчину? — показывает хозяин на фото пожилого господина с роскошными белыми усами. — Это Соломон Юрьевич Файнберг, мой прадед. Он родился в Российской империи в 1877 году. Не был коммунистом, но придерживался левых взглядов. У него было шестеро детей от первой жены. Уехал учиться в Швейцарию, а накануне прихода Гитлера к власти взял с собой вторую жену, этническую немку, четырех младших детей и вернулся в СССР. Ему это было близко: страна всех трудящихся, ну, вы понимаете. Ему не советовали приезжать, а он не послушал. Потом в каком-то письме написал: Сталин нас всех обманул. Одного из его сыновей расстреляли. Второй — он закончил МГУ то ли в 1940, то ли в 1941 году — сразу ушел на фронт и пропал без вести под Москвой.
Сашина жена, тоже Саша, никакой ностальгии в связи с этим местом и этим домом не испытывает. Оно и понятно: Саше-мужу 47 лет, Саше-жене всего 24, и она не москвичка.

— Надо бы иметь хотя бы небольшую квартиру в Москве, чтобы там время от времени оставаться, — говорит она.
А пока такой квартиры нет, Саша-жена частенько остается ночевать у друзей: все они работают и живут в Москве, и им, как и ей, по двадцать с небольшим лет. Приезжать в гости в Кратово их не тянет.

Саша-муж, когда встал вопрос, где жить, о собственной квартире в городе даже не думал. Он каждый день приезжает в загородный дом, отпускает няню и остается с трехлетним Марком.

— У нас в семье водораздел, мы по этому поводу почти каждый день ругаемся, — говорит Александр почему-то радостно. — Саша — человек мегаполиса, она хочет жить в Москве, а я в Москве уже нажился. Конечно, когда я после работы иногда пройдусь по Тверской или Остоженке, мне нравится. Огни, витрины, люди куда-то спешат. В Москве хорошо, когда ты ведешь образ жизни плейбоя. У тебя пентхаус, дорогая машина, ты ездишь целыми вечерами по клубам, знакомишься с девчонками и все время на телефоне: в какой клуб поехать? Но для семьи Москва не подходит.

Когда Александр был плейбоем, он снимал, правда, не пентхаус, а просто квартиру в самом центре Москвы, у Третьего кольца. Потом хозяйка сделала дорогой ремонт и подняла плату.

— Я бы сэкономил на чем-то другом и так бы там и жил. Но появился ребенок, и стали важны другие траты: няня и все такое прочее. А главное — рядом Третье кольцо. На высоте 70–90 сантиметров, как раз где ребенок, самый сильный смог.

Маленький человек, который стал причиной семейного «водораздела» и переезда, радостно бегает по участку, прижимая к себе талую ледышку. Здесь у него есть свобода. Можно гулять, когда вздумается, и пачкаться, сколько душе угодно.

За два года Александр сделал отопление, провел воду, переломал внутри половину перегородок, настелил новый пол. И, главное, сделал настоящий городской санузел.

— Мы учились на ходу. Я сделал сначала одну ванную, потом другую — пришлось переделывать. Трубы у нас тут самые простые и проложены бестолково. Когда они замерзли на Новый год, мне всего за два дня все переделали. И как-то сразу голова заработала — куда звонить.

В Кратово нет ДЕЗа, зато есть постоянные жители богатых особняков, у которых свои мастера на зарплате. Предприимчивые соседи отлавливают их за пределами участка и нанимают для отдельных работ. Такой вот аутсорсинг.

Александр знакомит меня с соседями:

— Вот за тем забором — его, кстати, недавно построили — жил Мелик-Пашаев, главный дирижер Большого театра. Теперь там какой-то важный чин. Мы его никогда не видим, хотя он приезжает. Там все время суетятся какие-то люди, обслуживающий персонал, всегда что-то делают на участке. Зато я спокоен: у нас отличная охрана. Там не просто забор, а даже какие-то волны есть специальные от кошек — их как бы отбрасывает; конечно, камеры по всему периметру. Если что, мгновенно приедет милиция. Тут при любом переустройстве нужно согласие всех соседей, а он на звонки не отвечает и дверь никогда не открывает. Может, не надо об этом писать, но мы все всегда его подпись подделываем. А вот с этим человеком — видите, у нас калитка к нему на участок — мы раз в год примерно общаемся. Я могу взять бутылочку коньяка, прийти к нему, он расскажет мне что-то о своих делах, я ему — о своих, но не более того. Никаких общих интересов.

— Знаете, — мечтательно продолжает Александр, — мне бы хотелось, чтобы тут был такой английский паб. Не в том смысле, что мне пива очень хочется, а чтобы было какое-то место, где люди общаются и знакомятся.

Александр делится планами на будущее:

— Вот здесь я сделаю большую крытую веранду. Можно поставить мягкие кресла, повесить плазму. Можно будет приглашать гостей. Ну, мы и так, конечно, приглашаем. Но вот что интересно: все построили себе коттеджи с сауной и бильярдом, поэтому никто ни к кому не ездит. Зачем, если я могу приехать к себе на участок, зажарить шашлык и пойти в баню? Я спрашиваю своих товарищей: «А когда ты в последний раз был в своей бане?» Отвечает: «Два года назад». — «А когда в бильярд последний раз играл?» — «Три года назад».

Пока к ним в гости мало кто заезжает, Саша-отец и Марк ездят сами. На детские площадки: в Ильинское, Хрипань, Поповку и другие окрестные поселки. На велосипеде.

— Велосипед, — объясняет Александр, — это средство доставки. Марка в подготовительную школу и продуктов из магазина.

Наша встреча заканчивается неофициальным обращением Александра Файнберга к президенту России.

— Я недавно был в Финляндии — ее можно сравнивать с Россией. Климат, природа — все похоже. Но там нет заборов. Они не боятся, а мы боимся. Чего мы боимся? Это как-то очень глубоко внутри, непонятно. Я считаю, это вопрос государственного уровня. Если снести все заборы, можно построить еще одну страну.

'''Анна Рудницкая''', '''Ирина Федотова''', '''Татьяна Филимонова''', '''Ольга Цыбульская'''