“ЧЕМ ХУЖЕ ЖИЗНЬ, ТЕМ БОЛЬШЕ ТАЛАНТОВ”

Минувшие выходные ознаменовались для волгоградских меломанов двумя неординарными событиями. В наш город совсем недавно был доставлен концертный рояль “Steinwey”. Это первое

Минувшие выходные ознаменовались для волгоградских меломанов двумя неординарными событиями. В наш город совсем недавно был доставлен концертный рояль “Steinwey”. Это первое событие. А во вторых, сыграл на нем один из лучших пианистов современности народный артист СССР Николай ПЕТРОВ. Перечисление только званий и регалий этого музыканта — занятие сложное и неблагодарное, поскольку занимают они никак не меньше страницы убористого текста. Фирма “Steinwey & Sons” настолько известна в мире, что уже давно не нуждается ни в каких рекомендациях.

И хотя, предваряя главные вопросы журналистов, сам маэстро скромно заметил, что качество инструмента, конечно, важно, но это для него далеко не главное, то, что происходило на сцене Центрального концертного зала, можно именовать всего лишь одним словом — Чудо.

Впрочем, суконная проза газетной страницы вряд ли может передать очарование гениальной музыки. Нам же важнее, что думает Николай Петров о жизни и об искусстве.

“Steinwey” ИМЕЕТ БОЛЬШОЙ ЗАПАС ПРОЧНОСТИ

— Признайтесь, вас легко было уговорить приехать в наш город?

— Я давно не был в Волгограде. Хорошо, что у меня оказались свободными несколько дней, и я не смог лишить себя удовольствия поиграть на совсем новеньком рояле “Steinwey”. Это похоже на то, что приехать куда-то и прокатиться на новеньком “Роллс-Ройсе”.

В какой-то степени мое выступление здесь — это первая брачная ночь. Первая брачная ночь часто бывает достаточно трудной в силу некоторых физиологических особенностей. Первая брачная ночь с роялем тоже бывает не менее сложной.

Один раз ваш покорный слуга даже позорно соскочил с дистанции. Это было в Екатеринбурге. Мне был выкачен сияющий новенький “Steinwey”. Я отыграл на нем первое отделение, потом попросил заменить его на старый инструмент. Новичок оказался “тяжелым”, неразыгранным.

— А на каком инструменте вы начинали играть?

— Моим первым роялем был старенький-старенький “Беккер”, дореволюционного изготовления, конечно. Кажется, на нем играла еще моя бабушка, в свое время закончившая с золотой медалью консерваторию. Потом он перешел в руки матушки, которая совмещала игру на рояле с балетом Большого театра и литературной работой. Вот этот раритет и достался мне в наследство.

Гораздо позже, став взрослым, я начал покупать и собственные рояли и пианино. Сейчас у меня пять инструментов, один из которых рояль “Steinwey”. Он находится на даче, где я живу большую часть времени.

— Этот рояль относится к числу любимых?

— Я отдаю предпочтение роялю “Steinwey” потому, что он стоит на даче, а я люблю жить за городом. Туда, где расположена моя дача, я попал сорок лет назад и сразу почувствовал, что это именно то место, где я ощущаю себя комфортнее всего. Недаром раньше Николину гору ценила партийная верхушка, а теперь у нас мечтает обосноваться любой новый русский. Меня сюда тянет как магнитом.

— Даже при том, что жизнь музыканта — это вечные гастроли?

— Действительно, было время, когда я играл по 120—130 концертов в год. Тогда мне крайне редко удавалось бывать дома. Сейчас возраст дает о себе знать. Я выступаю примерно вдвое реже и, естественно, чаще бываю дома.

— А что вы решили исполнить для волгоградской публики?

— Все сочинения, которые в этой программе, — чистая романтика. Особенно интересная работа была над Шубертом. Я уже довольно давно нашел сочинение, которое будет звучать в первом отделении. Оно называется “Цепочка вальсов”. Великая польская пианистка Ванда Ландовска взяла несколько вальсов Шуберта и объединила их в “свиток”. При этом сделала она это с очень большим целомудрием, вкусом и колоссальным уважением к композитору. Получилось божественно!

Вся программа, представляемая на ваш суд, практически новая. Единственное, что мною исполнялось раньше, кроме вальсов, это фантазия Мендельсона. А, впрочем, вообще-то я в “сундуке со старым бельем” роюсь достаточно редко.

— Не окажет ли неблагоприятное влияние на драгоценный рояль “Steinwey” влажный берег Волги, на котором расположен Центральный концертный зал? — Естественно, и этот вопрос волнует нас не в последнюю очередь.

— Культура производства на таких предприятиях, как “Steinwey & Sons”, действительно уникальная. Инструменты такого уровня, как правило, специально изготавливаются в условиях, приближенных к тому климату, где им предстоит находиться. “Steinwey” — рояль с огромным ресурсом прочности. Он выдерживает больше, чем любые другие рояли.

СТРАШНЕЕ ВСЕГО — НЕВОСТРЕБОВАННОСТЬ

— У вас есть ученики?

— Частных уроков я не даю принципиально. Бывает, что люди продают из дома последнее для того, чтобы дать ребенку музыкальное образование, и часто даже за большие деньги не получают качественных занятий. Брать деньги с таких людей достаточно стыдно и ... несвоевременно. Мое время стоит очень дорого. Я даю дорогие мастер-классы, семинары.

Впрочем, ученики у меня есть. Их, правда, немного, всего четверо. Кстати, я работаю в Московской консерватории 12 лет и ни одной копейки там не получаю. Мне неловко брать копейки, так называемую оплату труда. Как-то мне сообщили, что за два года работы в консерватории было выписано что-то около 200 долларов. Тогда я понял, что мой урок стоит, наверное, 50 центов, а может быть, даже и меньше. Нет, уж пусть руководители этого учебного заведения делают с этими деньгами то, что хотят. Большего количества учеников я брать не могу, поскольку все-таки являюсь концертирующим музыкантом, а несколько часов каждую неделю я им посвящаю.

— А есть ли среди них юные гении?

— Талантливые ребята у нас появляются в обратной пропорции к уровню жизни. То есть, на мой взгляд, чем хуже мы живем, тем больше талантов рождается в России. Появляются совершенно уникальные молодые музыканты, и их много. Конечно, страшная вещь — это невостребованность. Особенно в провинции. Дело в том, что пианисту надо учиться 20 лет, это специфика профессии, а после этого музыканты “выстреливаются” буквально в никуда. Что можно сказать о перспективе поехать куда-нибудь в “дыру” на оклад 600 рублей в месяц? Между тем, артисты — это люди черезвычайно ранимые, очень нервозные, болезненно переживающие успехи своих коллег. Конечно, у нас есть достаточно сильные фонды, которые занимаются “PR-ом” талантов. К сожалению, это чисто экспортные организации. Это очень печально.

— А как вы относитесь к меценатству?

— Несколько лет назад я основал свой собственный благотворительный фонд. Мы оказываем помощь и молодым музыкантам, и старым, больным, абсолютно забытым артистам, профессуре.

Основная же цель фонда — открытие новых имен. Мы живем в очень жульническое время, страшно жульническое. Музыкальные конкурсы превратились из соревнования молодых музыкантов в соревнование их профессоров, по большей части составляющих и жюри. Система “ты — мне, я — тебе” вышла из России и распространила свои метастазы по всему миру. Первые премии на международных конкурсах присуждаются по большей части не по качеству исполнительского мастерства, а в результате закулисных интриг и подковерных переговоров.

Я стараюсь устранить эту несправедливость и дать пропуск на большую сцену молодым, неизвестным, но талантливым музыкантам. Уже лет пятнадцать у меня есть свой собственный именной абонемент в Большом зале консерватории. Один концерт так и называется “Николай Петров представляет”. Таким образом, одному из талантливых, но пока никому не известных артистов я предоставляю Большой зал с готовой публикой. И не нужно никакого “пиара”, мой абонемент распространяется одним из первых.

Кроме этого, мы организуем фестиваль в Кремле, в котором принимают участие и звезды, и молодые музыканты. В Оружейной Палате всего 250 мест, но все концерты показывает телевидение, поэтому опять же на маленькую аудиторию всех восьми концертов пожаловаться мы не можем.

КОГДА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КОНЦЕРТ

— Вы любите бывать в магазинах, где продаются музыкальные инструменты?

— Нет. Все они абсолютно одинаковые. Я больше люблю ходить в магазины, где продаются компакт-диски или музыкальные центры, которые действительно меняются каждый месяц. Меня можно найти либо у стойки с классикой, либо с джазом.

— Не так давно вы приняли участие в передаче “Растительная жизнь”.

— И сделал это с большим удовольствием.

Растения, высаженные на моей даче, пока живут. Посмотрим, как они перезимуют. В любом случае, я очень благодарен авторам “Растительной жизни”.

— А еще ходят легенды о вашей коллекции изделий “Гжель”.

— Все началось лет тридцать пять назад с “набега” на один из подмосковных гарнизонных универмагов. Тогда гжельский фарфор стоил буквально копейки.

Сейчас в моей коллекции около 850 предметов. Разумеется, ширпотреба среди них нет — покупаю исключительно авторские работы известных художников. Но приходится себя ограничивать. Причина самая банальная — на даче для них больше нет места.

— Вы вообще увлекающийся человек?

— Страшно увлекающийся! Втянуть меня в авантюру легче легкого. Правда, с возрастом приходит и некоторая мудрость. Всеми силами стараюсь удерживаться от непродуманных поступков.