«Революция – это выполнение плана Путина. Все остальное – имитация»
Понятно, что политическая ситуация в России 2012 года более чем значимо отличается от политической ситуации 2008 года. Прав оказался Сергей Кургинян, когда во времена создания сегодня уже забытого «Комитета 2008» говорил, что наиболее существенное будет происходить не в 2008, а в 2012 году.
Другое дело, в чем она все же изменилась. Для наиболее электризованных, активно выступающих публично политических групп изменение в том, что если четыре года назад власть была предельно сильна, а оппозиция – предельно слаба, то сегодня, как они полагают, влияние этих начал сравнялось, причем сила власти тает, а сила оппозиции нарастает.
Т. е. они полагают (или иногда делают вид, что полагают), что само позиционирование, сами линии противостояния по своей конфигурации не изменились, но изменился лишь их потенциал.
На самом деле изменилось и то, и другое. И, что более важно, стали другими сами линии фронта противостояния.
На рубеже 2007-08 гг. существовала альтернативная развилка, выглядевшая следующим образом: либо Путин остается на третий срок и по своим внутренним закономерностям развивает режим авторитаризма, который с неизбежностью будет двигаться или к мобилизационному сценарию, или к загниванию и упадку, либо Путин уходит в обычном порядке, по истечении срока полномочий, и утверждается система привычно-президентского типа с периодической сменяемостью первого лица и его администрации, что тоже может вести как к условному «процветанию», так и к безусловному «упадку».
Причем поскольку лидера, на тот момент сопоставимого с Путиным по личному влиянию и восприятию обществом, не было, эта система постепенно и не очень медленно двигалась бы к усилению тех начал парламентского правления, которые на самом деле в существовавшей конструкции имелись.
При этом объективными потребностями и интересами страны были: во-первых, технологический прорыв и технореконструкция производства, т. е. создание производства на основе технологий постиндустриальной, информационной эпохи; во-вторых, усиление социальной направленности политики, создание системы социальной демократии; в-третьих, обеспечение национального суверенитета страны, восстановление ее внешнеполитических позиций, утраченных в результате геополитической катастрофы раздела СССР; в-четвертых, переход от авторитаризма к демократии, возможно, через этап развивающего авторитаризма в его «включающем» (т. е. опирающемся на активную поддержку и участие масс) варианте.
Получилось по-другому: был преемник, сохраняющий в основных контурах систему авторитаризма, созданную Путиным. Эта система по ряду причин уже не могла стать мобилизационной, но могла привести к авторитарному загниванию, когда старое умирает и отравляет все вокруг, но новое не появляется. Вставал вопрос о том, чтобы попытаться заменить ее хотя бы на представительную демократию и парламентское правление, имея в виду, конечно, не существовавшую Государственную Думу, а во многом новую систему представительства, с тем, чтобы через нее попытаться решить вышеописанные задачи.
И это само по себе предполагало самый широкий фронт оппонирования имевшейся системе, при союзе и коммунистических, и либеральных, и консервативных, и националистических течений. И такая попытка была оправданна. Но, во всяком случае, при соблюдении минимум одного условия – принципа сохранения приоритета суверенности страны.
Однако по ходу развития событий стали очерчиваться и другие факторы.
Первое. Система подверглась не всегда афишируемой, но мощной атаке самих системных элитных групп, переформатировавшихся в своих конфигурациях. Те, кто ранее делал ставку на сохранение своего социально-политического господства и ради этой цели признал в начале 2000-х авторитарность Путина и его системы над собой, теперь ориентировались на то, чтобы избавиться от такого подчинения, и, по сути, пошли на союз с элитными группами, прямо или открыто ранее противодействовавшими Путину.
Отчасти они пошли на это, считая, что Путин выполнил свою задачу и пора самим брать власть в руки и пользоваться плодами его правления. Отчасти после того, как стало ясно, что успехи Путина максимально ослабили тех, кого эти силы больше всего боялись – левую оппозицию и КПРФ.
Причем именно в силу ослабления последней силы оказалось, что основными обладателями победы над путинской системой окажутся именно эти вступившие в борьбу за его наследство группы. Т. е. встал вопрос не о шансах заменить перонистско-патерналистский авторитаризм системы Путина на ту или иную более мобилизационную или более демократическую систему, а о том, что она может быть заменена на некий вариант то ли анархо-олигархии, то ли олигархического авторитаризма, подобного системе 1990-х гг. (там сочетались оба эти элемента), но уже без сдерживающего фактора в лице сильной КПРФ.
Речь теперь шла не о выборе, остаться на месте или прорываться вперед. Речь шла о выборе между тем, чтобы сохранить позиции продвижения вперед и пытаться толкнуть инерционную систему дальше, с одной стороны, и тем, чтобы покатиться назад, с другой.
Систему Путина часто называют бонапартистской. Но парадокс в том, что практически всегда бонапартистские системы, к которым самим всегда очень много вопросов, при своем падении заменяются не более прогрессивными, а более реакционными правлениями. Хотя об этом можно и стоит говорить отдельно.
Второе. Кризис 2008-2009 гг. показал, что ранее существовавшая официальная оппозиция в своей значимости политически стала почти ничем. В условиях падения уровня жизни, закрытия предприятий, девальвации рубля, повышения цен, увольнения людей она не оказала всему этому никакого реального сопротивления, на деле не попыталась и не смогла повести за собой пострадавших от кризиса.
И стало ясно, что она не способна прийти к власти ни в противостоянии с Путиным, ни в противостоянии с системой Путина без Путина, ни в случае противостояния с олигархическими группами, выступающими против Путина. Более того, в случае, если бы кто-то и сверг систему Путина, власть оказалась бы в руках кого угодно, кроме левой оппозиции.
Третье. В ходе войны с режимом Саакашвили стало ясно, что та оппозиция, которая стала складываться помимо старых партий оппозиции, в своей борьбе против Путина готова на все, т. е. готова добиваться его свержения путем поддержки внешних и врагов, и конкурентов России, платить за расправу с Путиным утратой суверенитета страны. Она пошла на то, чтобы в удовлетворении своей иногда иррациональной ненависти осуждать даже действия российской власти по поддержке Абхазии и Южной Осетии.
Последующие события подтвердили эту готовность. Ее представители откровенно стали вести борьбу с властью России, вставая на сторону противников России как таковой, работать на ухудшение имиджа России на международной арене, всячески препятствовать инвестиционным вложениям в российскую экономику. Хотя стоит отметить, что зачастую сама власть своими неуклюжими действиями давала немало поводов для этого.
К началу 2011 года борьба элитных групп за переход власти в полной мере в их руки приняла форму борьбы против возвращения Путина на пост президента и за сохранение на этом посту Медведева как, по их мнению, более слабого, более управляемого и менее для них опасного. Кстати, одна из причин, почему Медведев не пошел до конца на их вариант (а причин было несколько), – то, что в какой-то момент он понял, что его делают «боярским царем». При Путине он был хотя бы вторым, но если при его поддержке они убирают Путина, то Медведеву просто не дадут стать первым. В этом случае он будет в лучшем случае десятым. Будет номинальным правителем при «боярах»-олигархах.
И в 2011 году альтернатива была уже другой. Персонализировано – Медведев или Путин. Но дело не в именах. Дело в перспективах векторов.
Медведев, по моему мнению, означал «второе издание» перестройки и катастрофический взрыв, новый 1991 год уже через пару лет, к 2014 году. Путин (с вероятностью в две трети) – загнивание авторитарной системы с достаточно печальным концом в пределах десятилетия, т. е. некую отсрочку и попытку выстроить из тех или иных вменяемых сил заслон на пути этого негативного движения. Либо (с вероятностью в одну треть) некий технократический и деидеологизированный прорыв прежде всего в экономике и производстве при сохранении курса на суверенитет страны и сильную социальную политику. Понятно было, что оставалось выбирать.
Оппозиция в этом выборе полностью утратила субъектность и либо застыла в добродетельно-грозном угрюмом мычании, как КПРФ, либо превратилась в массовку и актив массовки для выступивших против Путина элитных групп.
России объективно нужна революция. Но именно что революция, а не игра в нее, создание нового, но не бессмысленное крушение всего, что попадет под руку. Революция – это прежде всего созидание. И получилось так, что делать реальную революцию, в общем-то, и некому. Хотя на самом деле без нее ничего хорошего в стране не получится.
Самый большой парадокс в том, что что-либо близкое к революционному сегодня предлагает как раз Путин – и в своих предвыборных статьях, и в своих указах от 7 мая. Либо его оппоненты и не прочитали его указы, либо им невыгодно говорить о них: поддержать – неловко, осуждать – себе дороже.
Что там, собственно, было среди прочего: вывод из-под программ приватизации ТЭКа, естественных монополий и оборонных предприятий, переход к стратегическому планированию экономики, создание на предприятиях советов работников для привлечения их к управлению производством, установка на обеспечение технологического прорыва в производстве и создание производства новой эпохи, привлечение к управлению государством общественных организаций (по сути – создание системы «ответственной власти»: власть для народа, а не народ для власти)... Да и многое другое.
Будет ли это реализовываться или же останется пропагандистскими декларациями – следующий и важный вопрос.
Но на программном уровне это как раз и есть оппозиционирование и существующему положению вещей, и существующей системе, и существующей властной элите. Причем именно в том направлении, в котором объективно это и необходимо для страны.
В 2001 году объективным потребностям страны отвечало низложение существовавшей политической системы, и это было задачей оппозиции, с которой она не справилась. В 2012 году объективным интересам страны отвечает реализация предложенной Путиным программы, и это и является задачей последовательной оппозиции.
В этой программе есть свои недостатки. Можно было бы предложить и даже более последовательную, лучшую и революционную программу, нежели предложенная Путиным. У Зюганова, например, программа на выборах была еще лучше. Только ясно, что Зюганов минимум в ближайшей перспективе власть не возьмет, а если бы вдруг и взял, то программу свою не реализует – не хватит сил и не сумеет.
Путин власть уже взял и доказал, что способен за нее драться, а программу – возможно, выполнит, возможно, не выполнит.
Но если он хочет, чтобы его новое правление оказалось успешным, он должен ее выполнять. Если он не будет ее выполнять – его правление может закончиться трагически. Т. е. его объективный интерес – в выполнении этой программы. И объективный интерес России на данном этапе – тоже в выполнении этой программы.
Поэтому, в отличие от 2008 года, в 2012 году быть на деле в оппозиции к тому, что мы сегодня имеем, это добиваться выполнения программы Путина. И даже более того. Реализовать эту программу – это и значит совершить в России Революцию.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.