Сколково отдали иностранцам

Вчера истек срок подачи заявок на конкурс на проектирование иннограда Сколково, пишет «Коммерсантъ». И выясняется, что, во-первых, к конкурсу не допущены русские архитекторы. А во-вторых, у заказчика весьма слабое представление о том, что он, собственно говоря, хочет получить.

Названия компаний, подавших заявки, и даже их количество — закрытая информация, посему сегодня можно судить только о заказчике, отмечает автор публикации Григорий Ревзин. Некоторые его черты ясно проявляются в тексте объявления конкурса, и они, несомненно, позволяют более или менее определенно предсказывать развитие проекта.

Конкурс объявлен на проектирование трех участков, один (основной) 496,7 га, второй 8,5 га, третий 26,8 га. Хотя в конкурсных материалах отсутствует буквальная привязка к местности, однако по карте понятно, что участок примыкает к Минскому шоссе справа (при движении в Москву) от развилки между Минским и Боровским шоссе, напротив платформы Трехгорка.

В объявлении о конкурсе обращают на себя внимание три вещи, продолжает автор публикации. Во-первых, к конкурсу не допущены русские архитекторы. Организаторы конкурса дважды это подчеркивают. В главе «проектировщик» (в английском варианте — designer) они пишут: «Проектировщик — юридическое лицо, из числа ведущих мировых компаний по мастер-планированию». Проектировщик должен нанять архитектора (имеется в виду, что сам он занимается, скорее, городским планированием), но и эта фигура — «юридическое лицо, из числа ведущих мировых компаний по архитектурному проектированию». Формально русские архитекторы могут объявить себя ведущей мировой компанией по архитектурному проектированию, но реально у них нет никаких шансов, поскольку нет проектов, исполненных за рубежом.

Во-вторых, продолжает автор, у заказчика весьма слабое представление о том, что он, собственно говоря, хочет получить. Инноград Сколково описан в самых общих чертах, там нет представления о том, как он функционирует, что производит, чем живет, и отсюда нет ясных характеристик ни по функции (жилье, офисы, общественные здания), ни по площадям (жилья столько-то, офисов столько-то), ни по транспорту, ни по каким иным характеристикам. Единственное исключение — указание на то, что там все будет очень инновационно. Заказчик просит предусмотреть альтернативные источники энергии (солнечные батареи и ветряки), установки по переработке отходов во что-нибудь полезное и т. д. Честно сказать, сочетание неопределенности в том, что будет работать, с указанием, что работать оно должно на солнечных батареях, производит несколько комический эффект, отмечает Григорий Ревзин.

В-третьих, заказчик дает основания заподозрить, что конкурс является несколько условным. На подачу заявки (это весьма значительный объем документов) он отвел одну неделю, на разработку проекта — три месяца, до ноября 2010 года. Это очень сжатые, чтобы не сказать критические сроки, тем более, если нет четкого понимания того, что, собственно, собираются проектировать. Вкупе с сообщениями о том, что проект Сколково уже разрабатывается швейцарской компанией Maxmakers, которая прежде занималась проектированием курортных зон и парков развлечений, это заставляет подозревать, что проектировщик уже выбран и конкурс необходим для легализации выбора.

Григорий Ревзин обращает внимание на прецедентность ситуации. По тем же принципам были организованы конкурсы на реконструкцию Пушкинского музея (сначала был выбран проект Фостера, затем проведен конкурс), на Мариинский театр (сначала был выбран проект Джека Даймонда и Дональда Шмидта, затем проведен конкурс) и, похоже, на «Охта-центр» в Петербурге (несколько членов жюри вышло из состава, мотивируя это тем, что городская администрация заставляет их голосовать за заранее выбранный проект). При этом, заранее выбрав исполнителя, заказчик во всех этих случаях не давал себе труда заранее понять, что же он хочет исполнить.

Везде на стадии конкурса отсутствовало техзадание, продолжает автор публикации. Везде архитектору предоставлялось сомнительное удовольствие угадывать потаенные желания заказчика, развивать их и совершенствовать — достаточно напомнить историю с «Охта-центром», где Валентина Матвиенко объявила конкурс на здание высотой до 300 метров, после чего выбрала единственный проект, предлагавший 400-метровый небоскреб. Все эти стройки идут тяжело (чтобы не сказать — зашли в тупик), везде более или менее безнадежно сорваны сроки и безнадежно «поехал» бюджет. Сколково, похоже, уже сегодня собирается стать следующим тупиком российского госстроительства.

Практика приглашения иностранцев, а потом неприглашения русских для участия в конкурсах идет из Петербурга, питерцы тут ориентируются на Петра Великого, напоминает автор публикации. Но ведь с петровских времен ситуация изменилась — уже в течение 250 лет в России практикуется регулярное архитектурное образование. Видимо, до администрации эта информация не дошла, отмечает Григорий Ревзин.

Петербургская дискриминация русских, напоминает он, начинается с первого конкурса на Мариинский театр (2003) и потом продолжается в конкурсах на проектирование Пулковского аэропорта, стадиона «Зенит», резиденции в Стрельне, «Охта-центра», далее — олимпийских объектов в Сочи, далее везде. Полагаю, мы можем с некоторым унынием заметить, пишет Ревзин, что российский Союз архитекторов вкупе с российской Академией архитектуры представляют собой более или менее пустое место — им не удалось ни в коей мере переломить ситуацию. При этом, отмечает автор публикации, в любой стране (кроме азиатских тигров, включая сюда и Китай) запрет на участие в конкурсе на проектирование общественных зданий национальных архитекторов привел бы к скандалу, а если бы к этому добавился и запрет на рабочее проектирование (раздел «проектировщик»), то тут бы восстал и Китай. Это в принципе нечто вроде запрета на участие в выборах национальных политиков.

Однако, продолжает Ревзин, оставляя в стороне импотенцию русских архитектурных структур в отстаивании корпоративных интересов архитекторов, я бы хотел сказать, что заказчик в данном случае проявляет некоторую недальновидность. В начале 2000-х годов русские архитекторы были главными сторонниками привлечения в Россию западных мастеров. Они шумно приветствовали приход в Россию первых иностранцев, напомню, что первая лекция Фостера в Москве собрала 2 тыс. человек. Однако то, что происходило дальше, привело к изменению позиций. «Апельсин» Фостера и «Охта-центр» RMJM собирали уже не поклонников, а демонстрации протеста, и даже более представительные. Информация об этих проектах шла именно от архитекторов — у них нет сил убедить власть уважать их хотя бы в той минимальной степени, чтобы допустить до конкурса, но хватает сил, чтобы убедить общественность, что инициативы власти идут вразрез с общественным благом.

Так что можно не сомневаться, резюмирует Ревзин, что в самое ближайшее время окажется, что инноград в Сколково не экологичен, губительно сказывается на ситуации с транспортом, функционально бездарен, архитектурно беспомощен, не соответствует никаким строительным нормам, не учитывает снеговые нагрузки, русскую ментальность и губителен для отечественной культуры (поселок писателей в Переделкино) и православия (резиденция патриарха там же). Так это происходило с проектом Мариинского театра Доминика Перро. Это не способно вовсе сорвать стройку, но уж замедлить ее и сделать предметом общественного раздражения — наверняка.