Летучий голландец

Нидерланды-Бельгия-ФРГ. 1995. 140 минут.

Авторы сценария Ханс Хезен (Hans Heesen), Йос Стеллинг (Jos Stelling)

Оператор Гурт Гилтай (Goert Giltay)

Главный художник Герт Бринкерс (Gert Brinkers)

Художники Андре Фонтейн (Andre Fonteyne), Петер ван Лар (Peter van Laar)

Композитор Никола Пьовани (Nicola Piovani)

Нино Манфреди (Nino Manfredi), Жанна Пеннингс (Jeanne Pennings), Сенне Руффэр (Senne Rouffaer), Герард Толен (Gerard Thoolen), Вилли Вандермёйлен (Willy Vandermeulen)

Оценка - 7 (из 10)

 

Историческая иносказательная драма 

•	Постер фильма

Голландский режиссёр Йос Стеллинг не был бы самим собой, если бы, помимо несомненного интереса к странной, розыгрышной, карнавальной стороне всего сущего, одновременно не проявлял себя как действительно серьёзный, умный, философски мыслящий художник, который по-человечески трогательно любит и жалеет как будто никудышных персонажей, обнаруживая в них яркую индивидуальность и порой вспыхивающую лишь на миг нерастраченную «искру божью». Даже самые мрачные повествования о других исторических эпохах неожиданно окрашиваются в тёплые, душевные тона, когда речь заходит о какой-либо затаённой мечте ничем не примечательного человека, который словно преображается у нас на глазах, начиная источать некий внутренний свет. Блаженный превращается в благовещающего.

 

Стеллинг на своей всё-таки кальвинистской родине чувствует себя несколько неуютно из-за несомненной тяги к католичеству - как к более пышной, красочной, обставленной всевозможными ритуалами, исполненной разного рода таинств, предрасположенной к чудесам одной из христианских религий. Сам он признаётся, что куда лучше принимается зрителями именно в католических странах - Италии, Испании, Бразилии. А также неудивительно, что и в России - начиная с того момента, когда был открыт киноманами на Московских международных фестивалях 1985 и 1987 годов благодаря «Иллюзионисту» и «Стрелочнику», и через десятилетие, удостоившись по опросу публики приза «Золотой Гриффон» на Фестивале фестивалей в Санкт-Петербурге именно за «Летучего Голландца». Можно сказать, что века православия, где любовь к тоже богатым по убранству соборным действам соседствует с проповедями милосердия ко всем нищим и убогим, приучили к благосклонному восприятию такого искусства.

 

И голландский мастер, выписывающий с художнической страстью лики почти святых отшельников на фоне варварских, практически языческих обрядов, имеет больше общего с творчеством Андрея Тарковского («Летучий Голландец» явно перекликается с «Андреем Рублёвым»), нежели с работами Питера Гринауэя, которого пытаются записать то ли в последователи, то ли в соратники Йоса Стеллинга. Рассудочный английский церемониймейстер кажется ему слишком «занятым играми» (что звучит несколько парадоксально!), а вот русский режиссёр, который, наряду с впечатывающимися в сознание кинематографическими образами, порой не мог избавиться от излишнего многословия в диалогах, вызывает восхищение у демонстративного противника слов в кино. Но всё равно клоунская или чаплинская (если брать кино) традиция бессловесного действия - лишь нечто внешнее, притворщическое, если угодно - скоморошеское, менестрельское, что голландский постановщик использует для видимости. Ему, как и Тарковскому, куда ближе Питер Брейгель-мужицкий, нежели Иероним Босх, поскольку предпочитает жизнь в формах самой жизни, однако с иносказательным смещением, когда разгадку можно найти, лишь внимательно вглядываясь в картину, будь то «Охотники на снегу» или «Падение Икара».

 

И фильмы Стеллинга - от ранних («Марикен из Нёймегена», «Элкерлик», «Рембрандт, создано в 1669 году») до более поздних («Иллюзионист», «Стрелочник», «Летучий Голландец») - насквозь пронизаны цитатами из живописи, сами по себе представляя образцы искусного художества: то грубовато-площадного, сочного по краскам, а то изысканно-символического, утончённо-сюрреалистического, виртуозно обыгрывающего только доминирующие цвета на сознательно приглушённом по колориту фоне. Как раз в «Летучем Голландце», дольше всего вынашиваемом проекте Йоса Стеллинга, который потратил на него десять лет жизни и немало денег, словно происходит встреча прежней карнавальной мистерии «Элкерлик» с густо настоенным на отвлечённом метафоризме «Стрелочником». Причем это заметно даже по конструкции ленты - вязкой, грубовато-земной в первой половине и неожиданно летучей, возвышенной, устремлённой в небеса во второй части повествования, когда и сам автор будто преодолевает притяжение Земли и достигает редкостной свободы самовыражения.