Москва

Россия. 2000. 139 минут.

Авторы сценария Александр Зельдович и Владимир Сорокин

Режиссер Александр Зельдович

Оператор Александр Ильховский

Художник Юрий Хариков

Композитор Леонид Десятников

В ролях: Ингеборга Дапкунайте, Татьяна Друбич, Наталья Коляканова, Александр Балуев, Виктор Гвоздицкий, Станислав Павлов.

Оценка - 5,5 (из 10).

Манерная драма.

В Центральном Доме кинематографистов состоялась премьера фильма «Москва» Александра Зельдовича, созданного по сценарию, который был написан им вместе с культовым писателем Владимиром Сорокиным еще лет пять назад. Возможно, что тогда эта лента оказалась бы новым словом в кинематографе. Хотя верится в это с трудом, поскольку, как и большинство российских режиссеров, Зельдович явно не в ладах с расползающимся и бесконечно длящимся повествованием, в котором элементарная невнятица выдается за художественное высказывание. Однако ближе к финалу он знаменательно (не в пример ровесникам) проговаривается о том, что же могло бы стать программой такого субкультурного явления, как «золотая московская молодежь».

«Стилевое запаздывание» фильма «Москва» заключается в том, что за минувшие годы российское кино, многократно воспев и легендаризировав всех «новых русских» - от бизнесменов до киллеров, также успело вдоволь поиронизировать и над «новой Москвой», как, например, в ленте «Восемь с половиной долларов» Григория Константинопольского, а в картинах «Страна глухих» (см. статью Страна вечно строящейся утопии») Валерия Тодоровского и «Небо в алмазах» Василия Пичула художественно переосмыслить мифологию постсоветской столицы. И даже язвительное отыгрывание чеховских мотивов в условиях современной смены веков (только уже на рубеже тысячелетий!) было продуманно осуществлено в том же «Небе в алмазах». В сущности, получается, что «Москва» остается примерно на уровне постижения новомосковской реальности, как и «Лимита» Дениса Евстигнеева, фильм 1994 года, добавляя лишь вовсе ненужную (по причине устарелости) и фальшиво выглядящую манерность визуального ряда, а в качестве эксцентрического дивертисмента - перелопаченные композитором Леонидом Десятниковым несочетаемые музыкальные пласты: от песни «Враги сожгли родную хату» до отзвуков мелодий Франсиса Лея и Мишеля Леграна.

В этом плане сюжет и непосредственное действие словно перестают играть какую-либо роль - доминируют изображение, музыка, исполнительские выверты актеров, среди которых, пожалуй, удачнее всего в созданную стихию «новорусского маньеризма» (кстати, вспомним, что он проявился еще в 1991 году в «Киксе» Сергея Ливнева) вписывается лишь Наталья Коляканова. И это, наверно, неслучайно, поскольку в театре Анатолия Васильева она привыкла играть в пространстве тотальной импровизации, когда процесс важнее результата, а самозабвенное актерское «токование» ценнее сюжетной логики и связного повествования. В «Москве» режиссер Александр Зельдович демонстрирует, будто поддавшись самоубийственной тяге своих мужских персонажей, чреватое последствиями самоустранение из экранного материала, вовсе не пытаясь выдать все происходящее за фантазию или фантасмагорию, а сводя творящиеся в кадре криминально-сексуальные, матерно-эстетизированные страсти-мордасти к довольно равнодушной и отстраненной фиксации.

Личное и мировоззренческое прорывается в своего рода фрейдовской обмолвке (не надо забывать о том, что по первой профессии Зельдович - психолог, проработавший три года в больницах и диспансерах «брежневской Москвы») - в диалоге Ирины и Марка про те времена, когда они были «золотой молодежью 70-х», много трахались, начиная с 16 лет, занимались фарцовкой, а теперь вот спиваются, чувствуя жизненную неудовлетворенность. Хотя внешне они вроде бы преуспевают, особенно по сравнению с миллионами людей, которые не таскаются от скуки по ночным барам и не ведут нахально-праздное существование. «Писательские детки», войдя в пору сорокалетия, испытывают полное опустошение, атрофию желаний, дисфункцию самой потребности жить. Они дружат или сексуально отдаются «золотой молодежи 90-х» - всем этим кокаиновым мальчикам, запросто «кидающим» своих друзей детства, современным суперфарцовщикам, ворочающим миллионами долларов и трогательно озабоченным культурным меценатством.

И когда в финале новообразованная «русская семья» (не чета пресловутой «шведской»!), за исключением двух уже выбывших на тот свет, шествует по Красной площади, чтобы только ради проформы посетить могилу Неизвестного солдата, в этом видится не одна лишь очевидная, сразу напрашивающаяся перекличка с культовыми (тогда и слова такого не знали!) фильмами «шестидесятников» - «Мне 20 лет»/«Застава Ильича» и «Июльский дождь» Марлена Хуциева. Между прочим, можно честь даже анекдотичным, что во время премьеры «Москвы» в Большом зале московского Дома кино параллельно в Белом зале как раз завершалась юбилейная ретроспектива Хуциева.

Проще всего счесть, что «девятидесятник» Александр Зельдович ернически разделывается с былыми кумирами, в том числе и своей матери Аллы Гербер, рьяной демократки, журналистки и депутата Госдумы, тоже вышедшей из поколения «Заставы Ильича». Но основная беда художественной (а порой и профессиональной) несостоятельности «Москвы» заключается в том, что в работе современного режиссера нет ни грана романтического порыва, искренности художника, наконец, гражданской ответственности, которые, безусловно, имелись в творениях Марлена Хуциева. Теперь-то мы можем позволить себе сказать, что он наивно верил в некий призрачный символ под названием «Застава Ильича», хотя все равно не подвергнем никакому сомнению силу и убедительность этой веры. А «Москва» превращается в нечто пижонское, сделанное ради форсу - чтобы себя показать, а на других и вовсе не смотреть. И все ее иносказания утилитарны, годящиеся только для того, чтобы, допустим, в одной из громадных букв названия МОСКВА, значащегося при въезде в город, спрятать украденные у друга 300 тысяч долларов. Вот и мелькнувший в уме к долгожданному исходу нескончаемого фильма эффектный слоган «Застава Зельдовича» - обман зрения, киношный трюк, обычный пшик, за которым всего лишь пустота.

А жаль! Пролет над полями в начале картины, когда мы, словно вендерсовские ангелы из «Неба над Берлином», откуда-то издалека приближаемся к нашей любимой и ненавистной столице, способен был почти растрогать - пока не вторгся за кадром совершенно неуместный разговор про русских и американских норок. В конце же ленты похожий пролет над домами, озвученный «Колхозной песней о Москве», уже не вызывает проникновенных эмоций. Значит, в середине мы увидели что-то такое, от чего стало просто скучно и тошно. Увольте!