Тихие омуты

•	Постер фильма

Предыдущая комедия Эльдара Рязанова «Старые клячи» оставила ощущение и стыда, и сострадания по отношению к состарившемуся классику отечественного кино, которого даже грех попрекать за творческую немощность, как не надо издеваться и над отсутствием здоровья у престарелого человека. Хотелось вообще отвлечься от явной неудачи этого фильма и произносить что-то печально-философское: «Что ж, это жизнь! Все там будем! Бог ему судья!». А устроенное в самом конце картины горестное прощание автора (между прочим, сыгравшего там справедливого судью) со своими героями поневоле оказывалось его личной эпитафией, способной вызвать накатывающиеся на глаза слезы раскаяния, будто перед могилой упокоившегося. И в каком-то похоронном настроении предательски думалось, что уже ничего больше не случится, и незавершенный рязановский проект «Тихие омуты», начатый даже раньше, чем «Старые клячи», так и останется в небытии, канет в омут вечности, вовсе не будучи узнанным.

 

Может быть, на фоне этих весьма гнетущих мыслей все-таки законченная мастером до исхода века еще одна лента в его 45-летней творческой биографии в игровом кино должна была внушать спасительное предположение, что хуже, нежели «Старые клячи» (да и фильм «Привет, дуралей!», поставленный в 1996 году), уже ничего не может быть. Но привыкая по ходу просмотра к «Тихим омутам», со снисхождением относясь к его сюжетным накладкам и некоторым режиссерским преувеличениям, прощая неизбежную затянутость картины и наличие нескольких финалов, покидаешь зал уже в стойком убеждении, что Эльдар Рязанов снял свою лучшую работу за последние лет двенадцать. То есть как раз с той поры, когда он еще сотрудничал в союзе с Эмилем Брагинским, и их тогдашним опытом в постперестроечной действительности был печальный фарс «Забытая мелодия для флейты», ряд мотивов которого откликается и в «Тихих омутах».

 

Да и если внимательно разобраться, посмертный сценарий Брагинского, которому эта лента совершенно оправданно посвящена, замыкает ту генеральную линию его общего с Рязановым творчества, которая берет свой исток из всеми нежно любимой картины «Ирония судьбы, или С легким паром» (тут знаменателен и возврат к музыке тоже, увы, покойного Микаэла Таривердиева). И у этого дуэта авторов образовалась своего рода пенталогия лирических комедий о любви, которые порой обретали эксцентрические или же трагикомические обертона. Кроме «Иронии судьбы», это «Служебный роман», «Вокзал для двоих», «Забытая мелодия для флейты» и вот напоследок - «Тихие омуты». Частная история служащих и научно-технической интеллигенции за минувшую четверть века. Милый, забавный и трогательный портрет любовных настроений и приключений представителей так и не состоявшегося ни при социализме, ни в постсоветские времена, ныне запутавшегося и растерянного среднего класса общества.

 

Еще в «Забытой мелодии для флейты», то есть 12 лет назад, в лихих политических частушках, распеваемых в вагоне электрички, мелькнула трагифарсовая фраза: «Мы не сеем, не пашем, не строим - мы гордимся общественным строем». С тех пор развалилась в одночасье великая советская империя - даже гордиться уже нечем. И поневоле видится во вполне невинном начале «Тихих омутов», когда титр с названием возникает именно на фоне Кремля, откровенная издевка Эльдара Рязанова над «страной подводных чертей», где тихой сапой все и всюду воруют, и еще долго будут это делать, поскольку осталось немало запасов-то, несмотря на бедность. Так что и истинная судьба двух миллионов баксов, пропавших из Фонда, который организовал главный герой, известный хирург Антон Каштанов, это дело десятое, если не тысяча пятое. Куда важнее, как кончится история его внезапной любви к тележурналистке Жене - согласно традиции рождественской сказки и, кстати говоря, брагинско-рязановской фирменной манеры, она должна бы непременно, вопреки всем препятствиям и назло реальности, завершиться иллюзией счастливого союза под бой курантов накануне Нового года. И хочется, и колется, и авторы не велят...

 

Чрезмерная искусственность финалов комедий Эльдара Рязанова в отсутствие Эмиля Брагинского (от «Небес обетованных» до «Старых кляч») была напрямую связана с вынужденной фальшью рассказываемых сюжетов, в которых режиссер пытался словно для самого себя найти давно ускользнувшую надежду, которая позволила бы вынести эти мерзопакостные 90-е годы. Он возносил деклассированных элементов в рай, причем на паровозе, которому, как в песне, была обещана «в коммуне остановка»; стремился одарить потомственную аристократку дореволюционным наследством; наказывал зарвавшихся «новых русских», посмевших отобрать квартиру в хорошем доме. Рязанов без Брагинского натужно и порой с потерей чувства меры и вкуса пытался взбадривать себя и зрителей инъекциями чисто внешнего юмора и сатиры, словно заглушая то мрачное и затягивающее в бездну, что сильнее всего проявилось в его первом постсоветском произведении «Предсказание».

 

А финал «Тихих омутов», естественно, напоминая исход «Забытой мелодии для флейты», где герой, растерявший себя романтик, превратившийся в обычного чиновника, так и не смог воспользоваться шансом пережить любовь (впрочем, этот роман с медсестрой изначально был похож на мезальянс) и возвращался к престижной жене, уже теперь, спустя 12 лет, приобретает иное печально-лирическое измерение. Случайно встретившись в транспортном потоке предновогодней Москвы, возлюбленные из «Тихих омутов» плачут, даже не выходя из своих машин, словно чувствуя обреченность не только собственных чувств, но и вообще невозможность любви в России на изломе общественных строев, веков и тысячелетий. И если четверть столетия назад в «Иронии судьбы» полюбившие друг друга соединялись как бы под прямым влиянием читаемого за кадром стихотворения «С любимыми не расставайтесь!», то здесь в «Тихих омутах» проникаешься горьким сомнением, что следует ли изначально встречаться с любимыми.

 

Любовь изгнана из этого мира, хотя и он сам противен ее природе. Речь идет не о несчастной страсти, из-за которой хочется от отчаяния броситься в омут с головой. На самом деле мы все мучались в течение этого двенадцатилетнего цикла от отсутствия нежных и преданных чувств, существуя без любви. А изменившаяся (как будто изменившая и бросившая нас) страна опустилась на глубокое дно, откуда спасателям тяжело достать последние останки.

 

- Мама, почему деревня называется Тихие Омуты?

- Не горюй, сынок, это наша родина! И мы тут живем.