Страницы истории. Кто хотел взорвать железнодорожный мост через Белую?
85 лет назад, зимой 1916 года, все жандармское управление Уфимской губернии «стояло на ушах»
Это дело окружного суда я обнаружил в Центральном государственном историческом архиве РБ совершенно случайно. Оно сразу же заинтересовало своей формулировкой, смысл которой сводился к тому, что задолго до Октябрьской революции в Уфимской губернии тщательно готовили масштабную не только по тем временам диверсию. Кто? И как ее предотвратили?
Началось все с доклада некоего ротмистра Бородина начальнику Уфимского губернского жандармского управления генерал-майору Устинову. Вечером к нему со станции Чишмы приехал унтер-офицер Афанасий Яковлев, сообщивший, что получил пакет от начальника разъезда Кучум. В пакете — запечатанное в голубой конверт письмо на имя чиновника Брувеля и записка какому-то Густаву. Сторож пояснил, что все это он нашел на железнодорожном пути.
В тот же вечер, продолжал автор доклада, он командировал на станции Туймазы и Кандры вахмистра Андрея Хернова с поручением негласно выяснить упоминаемых в письме и если таковые окажутся, то немедленно произвести у них обыск и арест. Что вахмистром и было исполнено. В конце доклада он упоминает отдельной строкой: у задержанных найден револьвер системы «Браунинг» с восемью патронами.
Ознакомившись с докладом ротмистра, генерал-майор Устинов незамедлительно подписывает постановление подвергнуть предварительному задержанию крестьянина Осоргинской волости Уфимского уезда Николая Михайловича Мальцева и крестьянина Вальговской волости Фридрихштадского уезда Курляндской губернии Мартина-Эдуарда Мартынова Брувель.
Почему речь идет именно об этих людях? Заглянем в протокол осмотра найденного пакета. Вот дословное содержание письма:
«Мартин, все, что можно сделать, я сделал. Каких трудов мне это стоило, был вблизи моста, все отсмотрел, посылаю его план, черновик, набело начертишь сам и пошлешь, но осторожнее. Знаешь, один из наших недавно попался и его повесили. Золотую монету от тебя я получил и передал по назначению. Место взрыва обозначил __________, думаю, все удастся, когда будут ночи потемнее. Что нужно, вывезешь в Уфу и, как обещался, будешь участвовать со мною. Скоро увидимся. Тебе надо бы переменить фамилию. Все это посылаю с Густавом — надеюсь, старый служака не ошибется. Прежние планы, составленные тобою, отправлены и дошли по назначению. В Самаре наши готовятся. В Уфе схватили одного из наших. Черт знает, как пропитаны все эти русские служащие, их бойся. Пришли мне ответ с Густавом и приезжай обязательно на собрание. Почтой не пиши, ныне всю корреспонденцию вскрывают. Дома все поубирай, чтобы не попасться. До свидания, твой сотрудник Адольф. Все шли с Густавом. Н. Мальцев, который служит с тобой, поклялся Эмилии, что для нее он не только мост взорвет, но и всю Россию, поэтому вы приезжайте с ним вместе, число и день и час назначим на собрании. Этого Мальцева надо использовать, он до безумия влюблен в Эмилию».
Нетрудно представить, как при прочтении сумбурного послания заговорщиков вздрагивали и ползли кверху брови генерал-майора Устинова, а рука его автоматически-машинально хватала трубку телефонного аппарата: начальник жандармуправления громогласно вызвал на ковер нужных ему подчиненных. Еще бы. В России уже попахивало порохом грядущей гражданской войны, а тут, в провинции, того и гляди взлетит на воздух железнодорожный мост — важный стратегический объект Транссиба.
Колесо сыскной машины закрутилось. В нескольких городах России — Перми, Риге, Санкт-Петербурге и других — арестовываются люди, имена и адреса которых значились в записной книжке Брувеля. Все они дают обстоятельные, но ничего не дающие следствию пояснения: где, как и при каких обстоятельствах познакомились с подозреваемым в подготовке взрыва железнодорожного моста через Белую. Впрочем, и показания самого Брувеля не проливают света на обстоятельства этого дела. Более того, он и Мальцев отрицают выдвинутые против них обвинения, заверяя при этом Управление, что слыхом не слыхивали об авторе адресованного якобы им письма.
Во все века упорство следователей объяснялось их пониманием того, что просто так ни один преступник и уж тем более собиравшийся совершить преступление не признается в содеянном. А по сему надо добывать улики.
Сыскари рыли носом землю, но следствие не продвигалось не на йоту.
Остроты и без того не простому делу добавила депеша помощника начальника Оренбургского губернского жандармского управления в Челябинском уезде.
«5 сего февраля, — сообщал он генерал-майору Устинову, — в 2 ч. 20 мин. с поездом № 11 со станции Челябинск выехал на ст. Иглино Самара-Златоустовский ж. д. заподозренный в шпионстве швейцарский подданный Герберт Гофер следующих примет: 22 лет, высокаго роста, темный шатен, среднего телосложения, лицо чистое, усы черные, небольшие, нос прямой, большой, одет: в черное меховое с бобровым воротником пальто, в шапке скунсовой (ухатке), имеет при себе удостоверение Челябинского уездного Полицейского Управления от 5 сего февраля за № 71. С названным Гофером выехал туда же неизвестный старик лет 60, небольшого роста, с седой бородой, одет: в черный овчинный тулуп, черную вязаную шапку. Донося о вышеизложенном, прошу распоряжения об установлении негласного наблюдения за деятельностью упомянутых лиц».
Как ни крути, а выходило, что круг подозреваемых в подготовке к взрыву мог в любой момент получить солидный довесок в лице гражданина другого государства. Это обстоятельство, полагаю, надолго лишило сна и отдыха уфимских следователей. Через несколько месяцев их упорный труд увенчается успехом. Развязка же дела неожиданная, несмотря на ее прозаичность.
«Постановление и. д. Судебного следователя Уфимского окружного Суда по важнейшим делам. Рассмотрев дело о подготовке взрыва железнодорожного моста через р. Белую, признано: письмо составлено и подброшено священником Коринфским с целью заставить этим убрать Брувеля и Мальцева из района, в котором они имели наблюдение за заготовкой сена и не позволяли Коринфскому поставлять сено негодное для армии, не давая этим Коринфскому наживать большие барыши».
С этим Постановлением соседствует протокол экспертизы, подписанный преподавателем графических искусств Уфимского учительского института Порфирием Марковичем Лебедевым. Он сличил то, что было написано на конверте и в письме с образцами подчерка священника Коринфского Леонида Ивановича. И пришел к неутешительному для последнего выводу: грешен батюшка.
«На первый взгляд эти почерки совсем различны, — отмечается в протоколе, — но замечается один и тот же угол падения букв, а также их одинаковая группировка в словах».
Короче, батюшку уличили в подлоге. Нет, оказывается, никаких террористов-бомбистов и их сподвижников из-за границы и нет, стало быть, дела о подготовке к взрыву железнодорожного моста, а есть безудержная фантазия зарвавшегося церковнослужителя. И не черт его попутал, а баба!
Вот протокол допроса крестьян, составленный унтер-офицером Бугульминского отделения Самарского жандармского полицейского управления Василием Гончариком.
«Коринфский оскорбил Мальцева за то, что тот не принял сено от одной особы — Веселовой. Оно оказалось гнилое, со снегом. Мальцев предупредил: об этом будет предупреждено начальство. На это Коринфский указал рукой на свой детородный орган и сказал: был случай, я послал сюда прокурора Уфимского окружного суда. Захочу — вас не будет здесь через 24 часа.
Вот и сочинил батюшка компрометирующее Брувеля и Мальцева письмо, и собственноручно подбросил его на железнодорожное полотно. Как политический момент использовал, шельма. Видно хорошо принимала да угощала эта особа — некая Веселова.
А Брувель с Мальцевым за свою сенную принципиальность в интересах России и поплатились. Пройдет каких-то десять лет, и подобного рода сочинения пачками будут стекаться в известные всем органы, а с теми, кто фигурировал в них, церемониться не станут, и такими же пачками без всякого следствия начнут отправлять в лагеря.
Больше всего в этой запутанной истории со зловещим началом повезло крестьянину Эдуарду Людвигу Яновичу Озолынь из Бирского уезда. Брувель был латышем, поэтому следователям нужен был перевод всех его писем. Бирянин исправно занимался новой для него работой больше месяца и получил за нее 35 рублей. Немалые по тем временам деньги.
Крестьянин Мальцев вскоре был направлен в пограничную службу, о его начальнике Брувеле в деле больше ничего нет. Как и о батюшке, доставившего столько хлопот окружному суду. Можно лишь предположить, что революцию он встретил без рясы, с гражданкой Веселовой. Революция в таких фантазерах ох как нуждалась…
Комментарии читателей Оставить комментарий