Памятник Солженицыну в Москве закрепит статус «писателя всех времен»

Мало кто сомневался, что столетие со дня рождения нобелевского лауреата Солженицына отпразднуют с таким размахом, какой не снился многим русским классикам

Александр Солженицын – личность сложная, многогранная и однозначно не вписывающаяся в какие-то ни было рамки. Что и вызывает ряд оценок, подчас прямо противоположных.

Известный писатель и журналист-«известинец» С. Кондрашов охарактеризовал Солженицына так: «Властитель дум, неподкупная совесть наша. Единственный в своем роде великий соотечественник».

Вместе с тем были и другие характеристики, в частности, от философа и писателя А. Зиновьева: «Солженицын был орудием холодной войны. Все его предложения способствовали только одному – разрушению России. Он стал знаменем разрушения России». Стоит отметить, что давший такую оценку А. Зиновьев не какой-то там марксист-ленинец, а диссидент со стажем и антисталинист. И, тем не менее, давший такую сокрушительную оценку нобелевскому лауреату.

Но почему?

А вот почему. Солженицын написал много действительно неплохих, с литературной точки зрения, произведений. Не будем их перечислять, ибо они и так всем известны. Но на вершину, если можно так выразиться, его вознес не «Раковый корпус» или «Матренин двор», а «Архипелаг ГУЛАГ». Эта книга взорвала сознание многих наших граждан, в эту книгу поверили и верят до сих пор сотни тысяч людей, и эта книга имеет полное право попасть в другую книгу – Рекордов Гиннеса - как одна из самых влиятельных книг ХХ века.

«Архипелаг ГУЛАГ» был, есть и будет «рабочим инструментом» того, что в него заложил его создатель-нобелиат. А именно - орудием разрушения советской системы. Именно разрушения. Достаточно причитать всего полглавы из «Архипелага», чтобы понять, что эта книга не созидательная, а деструктивная.

К сожалению, так получилось, что Солженицын целился своим орудием в коммунизм, но попал, в том числе, и в Россию. И эти попадания, даже после смерти автора «Архипелага», продолжают сотрясать страну и сеять не разумное, доброе, вечное, а смятение в умах. И не только.

Усугубляет ситуацию ещё и тот факт, что Солженицыну благоволят на самом высшем уровне российской власти. Вернее, на самом наивысшем. А это значит, что со временем Солженицын по воздаваемым почестям переплюнет многих русских классиков. Кое в чем уже переплюнул, так как его имя неоднократно произносил сам Патриарх, чего пока не удосуживался никто из классиков.

Но вернемся к грядущему памятнику. Вот чем всегда нравился Китай, так это не столько своим колоссальным экономическим ростом и суровым отношением к ворам, казнокрадам и коррупционерам, сколько восточной мудростью. Вот взяли китайцы да и запретили на полвека обсуждать деяния Мао. Пусть время пройдет, пусть всё устаканится, пусть эмоции улягутся. А потом, если будет в этом надобность – поговорим. И вынесем оценки.

Но у нас всё не так. Бегут впереди паровоза либерально-демократические спринтеры, вызывая то смех, то недоумение. Большая Коммунистическая улица, конечно, звучала нелепо, никто с этим не спорит. Но лучше ли стало после того, как мэр Ю. Лужков, вопреки собственноручно подписанному закону, переименовал её в улицу Солженицына? А не лучше было бы вернуть старинной московской улице её изначальное название – Большая Алексеевская? Да и не рановато ли называть именем Солженицына улицы в столице? Может, надо было дать время «устаканиться»? Тем более, что творчество нобелиата вызывает массу вопросов. Да ещё каких.

Давайте разберемся в том, что же писал вермонсткий пророк. Причем сделаем это нестандартно. Дабы не прослыть красно-коричневым клеветником, влюбленным в Сталина пропагандистом и совковым маргиналом, предоставим слово величайшему русскому писателю по версии Горбачева-Ельцина – А. И. Солженицыну. А оппонировать ему всем своим жизненным и лагерным опытом будет экс-капитан РККА, командир батареи артиллерийской звукоразведки, осужденный по ст.58-10 п.2 – з/к Солженицын.

Начнем с момента ареста будущего пророка. Если кто не помнит, то капитана Солженицына арестовали за переписку, в которой он, офицер РККА, критиковал Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Если говорить прямо, то капитан Солженицын и его знакомый Виткевич обзывали Сталина всякими нехорошими словами. Стоит отметить, что происходило это не в разгромные месяцы 1941 года, когда Сталин действительно заслуживал наисерьезнейшей критики, а в 1945 году, когда до капитуляции Германии оставались считанные месяцы.

Победоносный конец войны был близок, и это было ясно всем, но Солженицын и его приятель Виткевич в своих письмах называли Сталина не иначе как «бараном» и прочими ругательными словами. Самое интересное, что в роли феерических баранов выступили как раз они сами, прекрасно зная, что все письма с фронта перлюстрируются цензурой. Тем не менее, продолжали упражняться в остроумии в адрес Верховного.

Если бы будущий неполживый пророк служил в то же самое время в вермахте, его бы без всяких разговоров поставили бы к стенке. В начале 1945 года немцы без лишних сантиментов расстреливали и вешали паникеров, клеветников, пораженцев и всех тех, кто критиковал фюрера. Но Солженицын служил не в вермахте, а в РККА, поэтому был арестован, этапирован в Москву и осужден на восемь лет. Причем он изначально знал, что расстрел ему не грозит и максимум рассчитывал на «десятку». Но не получил и её.

А теперь предоставим слово нобелевскому лауреату и узнаем, за что же давали восемь лет в книге «Архипелаг ГУЛАГ». Вот за что: «судили за то, что копая картошку, пекли её в кострах, судили за то, что ели с поля сырую морковь» «и за все это лепили по пять и восемь лет». Один бывший кулак, «работавший на лагерном бычке», не мог смотреть на его голод и накормил его свеклой. За что получил восемь лет. («Новый Мир» №11, 1989 г. стр. 81).

Как звали бывшего кулака, где он сидел и получил восемь лет, писатель Солженицын традиционно не уточняет. Он вообще мало что уточняет. А в конце своей книги так и прямо признает: «Эту книгу писать бы не мне одному, а раздать бы главы знающим людям». После такого удивительного откровения возникает закономерный вопрос – если автор хочет раздать главы другим «знающим», сам-то он что знает? И откуда он набрал материала аж на три тома? И как можно верить всему написанному, учитывая чистосердечное признание автора в том, что эту книгу писать бы не ему одному, а «знающим» людям?

Вот характерный пример такой, непонятно откуда добытой, информации. Один «семидесятилетний бывший царский дипломат», имя которого  конечно же  не называется, был обвинен в антисоветской агитации. В частности, ему вменялась в вину критика Максима Горького. Бывший царский дипломат без имени отчества получил срок, при этом Солженицын ещё и уточняет - «за Горького и всегда срок давали».

Жалко, что наша власть не спешит рассекречивать архивы НКВД. Очень уж хочется узнать, сколько миллионов советских граждан получили срок «за Горького».

Не меньше вопросов вызывает и восьмилетний срок за накормленного свеклой лагерного бычка и такой же срок за критику и ругань Верховного Главнокомандующего офицером действующей армии. Да ещё в разгар войны, при суровых законах военного времени.

Кстати, а как объяснить ту изумительную легкость, с какой з/к Солженицын, осужденный не ха кражу спичек в сельпо, а по серьезной статье 58-10 п.2, сразу же получал либо руководящие, либо очень вольготные должности? То бригадиром сходу устроится, то нормировщиком, то переводчиком. Более того, вскоре ему вообще удалось выдать себя за физика-ядерщика и получить теплое местечко в одной шарашке. Да и до этого з/к Солженицын не находился на общих работах, не валил лес и не укладывал шпалы в тундре, как несчастные зеки из «Архипелага ГУЛАГ» писателя Солженицына.

Пока последние валили лес и укладывали шпалы, экс-капитан Солженицын играл в волейбол, спал в тенечке на травке, читал книги и занимался литературой. Ну и разумеется, сытно питался. В то время как писатель Солженицын живописует нам о высокой смертности в лагерях от голода. Местами создается такое впечатление, что писатель Солженицын писал про один ГУЛАГ, а зек Солженицын мотал свой срок в каком-то другом.

Вот характерный пример – лагерная медицина. Уж как поносит её и ругает писатель Солженицын: «Как всякая лагерная ветвь, и санчасть тоже: дьяволом рождена, дьяволовой кровью и налита». («Новый мир» №11, 1989, стр. 73). Но это в книге. А вот что было в реальной жизни у з/к Солженицына. Накануне волнений в экибастузском Степлаге в 1952 году тот удивительно вовремя угодил в эту самую «дьяволовой кровью налитую» санчасть, где его успешно прооперировали, удалив злокачественную опухоль и, весьма вероятно, спасли этим будущему неполживому пророку жизнь.

Что же это за чудо-санчасть такая, где у зека не только сумели диагностировать рак, но и удалили опухоль? Видать, врачи неплохо знали своё дело, если Солженицын дожил до глубокой старости. Но если верить писателю Солженицыну, квалификация врачей в лагерных санчастях была ниже всякой критики. Судя по всему, её попросту не было. Так как зеки не только массово умирали от плохого лечения, но врачи ещё не могли и подтвердить их смерть. Вот и приходилось «мертвецов ссохшихся от пеллагры, сгнивших от цинги», «прокалывать штыком или большим молотком разбивать голову». (Стр. 75). Чтобы было видно, что зек действительно умер, а не притворяется.

Странная какая-то картина вырисовывается: удалить опухоль з/к Солженицыну врачи могут, а факт смерти подтвердить – не могут. Вот и шли в ход штыки да большие молотки. Кто-то (фамилия и место действия опять неизвестны) подходил к установлению факта смерти очень необычно и раздвигал (!) черепной шов. А кто-то просто ломал трупам конечности. А то вдруг мертвецы притворяются?

Если честно, то мне очень жаль наших школьников, вынужденных читать все это в рамках школьной программы. Тут и взрослого, впечатлительного человека, все эти сцены из фильмов ужасов могут вывернуть наизнанку и загнать в депрессию, чего уж говорить про детей?

Кстати, а что вынесут из «Архипелага» дети? Да ничего другого, кроме отвращения к истории собственной страны. Ну а что можно ещё вынести, прочитав, как трупам раздвигали черепной шов и ломали кости? Или как зеков сжигали заживо на костре за невыполнение нормы? Или как расстреливали колонны зеков под Салехардом из пулеметов и добивали раненых «кольтами» (!) некие загадочные «грузины» (!!), обряженные в «полярные балахоны» (!!!), таким образом готовясь (!!!!) к будущей войне? (Стр. 84)

Вместе с тем, что-то не похоже, что сам Солженицын изнемогал в лагерном аду и испытывал нечеловеческие муки. Вот что Солженицын писал своей первой жене Н. Решетовской: «Посасываю потихоньку третий том «Войны и мира» и вместе с ним твою шоколадку». Пока он посасывал шоколадки под Толстого, зеки массово гибли от голода, холода и внесудебных казней на страницах его же «Архипелага».

Но, невзирая на это, з/к Солженицын опять писал своей супруге: «Сухофруктов больше не надо. Особенно хочется мучного и сладкого. Всякие изделия, которые вы присылаете – объедение».

Ну и как после этого не поставить памятник в центре Москвы такому несгибаемому человеку? «Бронированному лагернику», как сам себя характеризовал.

Будущий нобелиат, похоже, весь свой срок жутко страдал от голода. Дососав все шоколадки и с трудом съев так ему осточертевшие сухофрукты, вермонтский сиделец с пафосом воскликнул «Уж мой ли язык забыл вкус баланды!» Этот идущий из глубин души вопль не иначе пронял своей пронзительностью всю Мосгордуму, которая оперативно утвердила установку памятника Солженицыну в центре Москвы.

Из всего вышесказанного видно, что писатель Солженицын и з/к Солженицын рассказывают про ГУЛАГ взаимоисключающие вещи. Кому же из них верить? Заключенному Солженицыну верится как-то больше, так как он и есть свидетель того, о чем рассказывает. А вот о чём говорит писатель Солженицын, практически не называя никаких имен, дат, мест действия – одному ему известно. «Не верю», хочется повторить вслед за Станиславским.

Более того, есть все основания верить и первой жене Солженицына Н. Решетовской, бывшей непосредственным свидетелем многих событий и писавшей: «В обеденный перерыв Саня валяется во дворе на травке или спит в общежитии. Утром и вечером гуляет под липами. А в выходные дни проводит на воздухе 3-4 часа, играет в волейбол». Заметим, речь идет не о санатории, а о тюрьме.

Но вот что пишет сам з/к Солженицын об ужасах гулаговского ада (Марфинская тюрьма), через который ему пришлось пройти: «В день четыреста граммов белого хлеба, черный лежит на столах». Его знакомец Л. Копелев добавляет: «обед состоял из трех блюд – мясной суп, густая каша, компот или кисель. А на ужин какая-нибудь запеканка». И как только вытерпел весь этот кошмар будущий нобелиат?

Может быть, это не совсем к месту, но что-то подсказывает, что большинство российских граждан, кому выпало счастье жить в нынешние чудесные и восхитительные времена, согласились бы жить в таком аду, с трехчасовыми прогулками на свежем воздухе, волейболом, мясным супом, густой кашей и 400 гр. белого хлеба в день. Согласились бы даже без запеканки на ужин.

Но на страницах «Архипелага» писатель Солженицын, как обычно без ссылок, конкретных имен и фамилий, рисует совсем другую картину: «Доходяги, ревниво косясь на соперников, дежурят у кухонного крыльца, ожидая, когда отходы понесут на помойку. Как они бросаются, дерутся, ищут рыбью голову, кость, овощные очистки. И как один доходяга гибнет в этой свалке убитый». (Стр. 69).

Как уже было сказано выше, «Архипелаг ГУЛАГ» хоть и стал самым значимым произведением А. Солженицына, но он же и породил у множества читателей крайне негативное отношение к автору. Потому что это не серьезная и правдивая до последней запятой книга, а по выражению первой жены писателя Н. Решетовской - «сборник лагерного фольклора».

«Фальсификация советской истории» - характеризует «Архипелаг» махровый антисталинист А. Зиновьев. Да и сам лагерный опыт зека Солженицына красноречиво опровергает многое из того, что писал писатель Солженицын.

«Архипелаг ГУЛАГ» стал для Солженицына тем же самым, чем стал Тулон для Наполеона, он его вознес до нобелевских высот, но масса неподтвержденной, а потому сомнительной информации, местами похожей на откровенный вымысел, отталкивает многих читателей. Никто ведь не любит, когда его считают дурачком и фигурно развешивают лапшу на ушах.

Кроме того, фантазировать на лагерную тему как минимум неэтично. Особенно человеку, призывавшему жить не по лжи. Именно поэтому Солженицын никогда не встанет в один ряд с великими русскими писателями. Ибо в это сообщество, создателей книг, подобных «Архипелагу», не принимают. Даже несмотря на огромные тиражи, памятники и многочисленные премии.

Большинство вопросов к Солженицыну было бы снято с открытием архивов НКВД, которые документально подтвердили бы факт того, что людей сажали «за Горького». А также назвали бы имя неизвестного зека, накормившего бычка свеклой, и того бедолаги, погибшего в драке за рыбью голову. Также крайне интересно было бы узнать, кто отдал приказ таинственным «грузинам» расстреливать колонны зеков из пулеметов под Салехардом. Ведь настреляли они аж 960 человек, и маловероятно, чтобы об этой массовой казни не осталось в архивах ни одной бумаги.

Но с горбачевских перестроечных времен власть почему-то не спешит открывать архивы. Если только дело не касается Катыни. И, похоже, так и будут десятилетиями гадать недоверчивые читатели «Архипелага» - а был ли массовый расстрел зеков под Салехардом «грузинами» в полярных балахонах? И что же такого гнусного сказал про Горького безымянный «бывший царский дипломат», что заработал срок?

Но эти вопросы так и останутся без ответа, ибо маловероятно, что архивы откроют, а бронзовый Солженицын тем более не расскажет, где, когда и у кого он разжился информацией. На основании которой и написал самую свою знаменитую книгу.