Лукавые цифры мусорной реформы
Почему буксует переработка, насколько мусоросжигательные заводы лучше полигонов, и почему россиян не устраивает ни один из предложенных вариантов решения проблемы, рассуждает член Общественного совета Минприроды РФ Александр Закондырин.
Фото с сайта mag-rf.ru
Когда нам говорят, что в России будут перерабатывать 60% отходов — почти столько же, сколько в Европе, где этот показатель уже 74,5%, забывают упомянуть, что у нас речь идет об объеме, а за границей — о массе, что не одно и то же, отмечает Александр Закондырин.
— В Минэкологии Московской области заявляют, что переработать можно только 60% отходов, остальное все равно придется отправлять на полигоны и сжигать. Цифры действительно такие?
— Морфология российского мусора очень схожа с морфологией мусора североамериканских стран, в частности — США. Поэтому можно использовать, как в Штатах, двухконтейнерную систему, что Московская область в лице Минэкологии МО, собственно, и пытается делать.
В Европе немножко другая морфология мусора, четырех-пяти контейнерная система. Они более рачительно относятся к ресурсосбережению с точки зрения первичной сортировки, упаковки и переработки.
Если посмотреть объем отходов, в Америке он стабилен и даже немножко растет, как и в России, тогда как в Европе, напротив, снижается.
Всего в России за год образуется примерно 70 млн тонн отходов. Только Московский регион производит за год 12 млн тонн мусора, из которых 8 млн — Москва, и 4 млн — область. Закон 89-ФЗ запрещает захоранивать отходы на территории населенных пунктов, поэтому в Москве нельзя построить свои полигоны. В том числе — в «новой Москве». Хотя, я не очень понимаю, почему в Подмосковье можно, а в ТиНАО нельзя. Считаю, что столица могла бы внести поправки, и строить инфраструктуру у себя. Это было бы более справедливо.
По официальной статистике, 93% отходов сейчас идут на полигоны. Еще 5% перерабатываются, остальные 2% — сжигаются.
Теперь вернемся к цифрам, которые называют чиновники. Здесь важно понимать, что платим мы за объемы вывезенного мусора: 8 кубов, 10 кубов и так далее. А захораниваются на полигонах эти отходы в массах. Машина с мусором проходит весовой контроль: взвесили до, взвесили после, поняли, какое количество отходов поступило на полигон в тоннах.
В Минэкологии МО говорят, что переработать можно только 60% объема отходов, остальные 40% — нельзя. Вот эта цифра — 60% — заложена в федеральной госпрограмме как целевой показатель. Но это лукавые цифры. Весь фокус в том, что объем отходов, большую часть которого составляет упаковка, можно уменьшить. Но если считать не в кубах, а в тоннах, цифра получается другая, и 60% от объема превращаются в 30% от массы. При этом в немецком Гамбурге уровень переработки уже сейчас составляет 74,5% от массы. Это данные на декабрь 2018 года. Конечно, у нас морфология мусора немного другая. Но когда мы говорим, что только 30% от всей массы мусора можно переработать, а в Германии уже перерабатывают больше 70%, это вызывает вопросы.
— Что вообще у нас можно переработать, а что — нет?
— Во-первых, бумагу. Это вполне рентабельный бизнес, но при одном условии — бумага должна быть незагрязненной. Если мы изначально смешиваем ее с органикой, переработка становится невозможной.
Пластмассу можно перерабатывать практически без потери товарных качеств неограниченное количество раз. Но для этого нужно наладить сортировку. В одной только пластиковой бутылке три вида пластмассы: крышка, этикетка и сама бутылка, которые нужно отсортировать и по-разному переработать. Но это тоже можно сделать. Главный вопрос по пластику — у нас недостаточно мощностей, и они сильно удалены друг от друга. Дорогая логистика съедает всю рентабельность этого бизнеса. Поэтому пластмасса часто идет на полигоны или мусоросжигательные заводы.
Переработка стекла практически нерентабельна. Я не знаю ни одного предприятия, которое занималось бы только стеклом, и это было бы выгодно. Скорее это обязательство производителя тары — ее перерабатывать. Возможно, эту историю даже дотируют. Или изначально закладывают в стоимость продукции расходы по ее утилизации.
Есть еще опасные отходы: градусники, лампочки, батарейки. По батарейкам, кстати, у нас тоже нет никакой индустрии, цивилизованно они перерабатываются только в Челябинске. Понимаете логистику: вся Россия и Челябинск. Это тоже не самая выгодная история.
Органика может идти на биокомпостирование, никакой проблемы здесь нет. Главное — нормально сортировать. Даже двухконтейнерная система позволяет это сделать.
Если настроить сортировку и цивилизованную систему обращения с отходами, то вполне возможно через 10-15 лет достичь показателей, которые сейчас демонстрирует Германия. Для этого нужно сделать всего три вещи.
Во-первых, убедить наших граждан, что мусор стоит дорого. Я не призываю сейчас поднимать тарифы, но нужно понимать, что стоимость утилизации отходов как услуги в России и в Германии отличается примерно в 20 раз. Средний тариф, который платит рядовая московская семья, даже после мусорной реформы, — 200 рублей. В Германии эта услуга стоит 30 евро или 2300 рублей. Разрыв огромный, при том, что вся инфраструктура в Германии уже построена. Но главное: региональный, федеральный и общеевропейский бюджеты продолжают дотировать эту деятельность, потому что даже в Германии при таком тарифе она не является выгодной. Государство понимает необходимость поддерживать эту систему, поскольку есть сегменты, которые плохо перерабатываются, потому что в них нет высокой маржинальности. Чтобы этим кто-то занимался, и мусор не шел на полигоны, выделяются деньги. Поэтому наши граждане должны понять, что переработка — это дорогая история, и свой мусор нужно сортировать (чтобы хот бы бумага была незагрязненной). При этом, я понимаю, что убедить людей делить мусор по типу пластмассы нереально совсем. Нет такой возможности — поставить на кухне три ведра только для пластмассы.
Во-вторых, объяснить, что нормальная инфраструктура у нас не появится, если частные инвесторы в эту историю активно не включатся. И, так или иначе, нужна будет поддержка со стороны государства. Возможно, не напрямую из федерального бюджета, а за счет средств центров развития.
В третьих, у нас есть уже накопленный экологический ущерб. Большое количество земельных участков выведено из оборота за счет полигонного захоронения, и нам рано или поздно придется со всей этой историей заниматься.
Когда мы говорим — новые полигоны или новые заводы, я бы не делал большой разницы. Смотря какие полигоны и какие заводы. Рекультивация подмосковного Кучино стоит четыре миллиарда рублей. И, несмотря на то, что в тарифе были заложены деньги на рекультивацию, мы получили огромный полигон высотой с девятиэтажный дом, который рекультивируем теперь за бюджетные деньги, потому что инвестор заложенные в тарифе деньги забрал, а потом объявил себя банкротом. Если посмотреть стоимость полигонного захоронения как услуги, она конечно дешевле, чем термическое обезвреживание. Если применять современную систему сжигания мусора не с трехступенчатой системой очистки газов, как сейчас предлагают, а с пяти-шести ступенчатой, и подавно. Но если потом пересчитать расходы на рекультивацию, я думаю, это будут сопоставимые деньги, если не больше.
— В ВШЭ заявили, что мусоросжигательные заводы намного вреднее полигонов. Они не сильно сокращают объем мусора, но превращают его в еще более опасный, который тоже нужно где-то захоранивать.
— Действительно, после сжигания остается токсичная зола, которая составляет около 30% первоначального объема. Ее относят уже не в четвертому-пятому классу опасности, как тот мусор, который привезли на МСЗ, а к третьему. Зола, действительно, подлежит дальнейшему захоронению на специальных полигонах. В Центральной России таких полигонов нет. Большой вопрос — куда девается мусор с Московского мусоросжигательного завода.
— Получается, после сжигания мы имеем 30% отходов более высокого класса опасности, которые едут на самые обычные полигоны?
— Могу вам сказать, как делается в цивилизованных странах. В Швейцарии, например, 90% отходов термически обрабатываются. Из золы делают плитку, которую захоранивают в отработанные шахты.
— А как происходит у нас?
— Формально у нас есть технология какого-то временного хранения опасных отходов с последующим их захоронением на специальных полигонах. В реальности, по моей информации, золу везут на обычные полигоны.
— Сейчас в Подмосковье планируют построить еще четыре мусоросжигательных завода, которые тоже будут производить токсичную золу.
— Да, и РТ-Инвест, как инвестор этой стройки, должен объяснить, куда повезут отходы третьего класса опасности, которые останутся после сжигания, показать место. Шипелов, глава РТ-Инвест, насколько мне известно, эту проблему знает. У них была идея транспортировать золу по железной дороге из Московского региона, где нет специального полигона, в Томскую область. Но пока это лишь соображения.
В данный момент я лично не видел проектных заключений по заводам РТ-Инвест. Они свою технологию до конца не раскрывают. Говорят: будет так же, как в Швейцарии. Но будут ли у нас стоять такие же фильтры, как в Швейцарии, а также, что будем делать с зольным осадком, не ясно. Проблема с РТ-Инвест в том, что они свои технологии публично не готовы обсуждать. Никакой общественно-экологической экспертизы проекты будущих заводов не проходили. Они отказываются предоставлять техническую документацию на будущие МСЗ. Мы руководствуемся презентациями.
Но справедливости ради стоит отметить, что у нас сейчас на полигоны идет вообще несортированный мусор. Если мы по документам проводим, что это четвертый-пятый класс опасности, это вообще ничего не значит. Любая проверка подтвердит, что на полигонах есть отходы и третьего, и второго классов опасности. Например, наличие там хотя бы автомобильной покрышки — это уже третий класс опасности. А они есть на большинстве полигонов.
Я выступаю за то, чтобы у нас вообще не было полигонов, и не являюсь сторонником термического обезвреживания. Должен быть сбалансированный подход к системе обращения с отходами. Но мы пока не можем сказать: давайте избавимся ото всех полигонов и МСЗ, и весь свой мусор будем перерабатывать. Хорошая идея — в теории. В реальности все немного иначе.
Большой беды в мусоросжигании я не вижу. Но для этого нужно построить первый пилотный завод в подходящем для этого месте, где это не вызывает протеста со стороны местных жителей, Думаю, 10 километров в диаметре — подходящее расстояние от населенных пунктов. Обществу нужно дать возможность проконтролировать весь технологический процесс работы завода. После того, как мы убедимся, что все работает корректно, все нормативные показатели по зольному осадку и выбросам в атмосферу соответствуют заявленным, можно будет дальше развивать эту практику. В Вене, например, мусоросжигательный завод стоит прямо в центре города. Прямо на крыше этого завода открыли ресторан: люди кушают, не испытывая при этом никаких неудобств. Но это вопрос доверия к этой системе. У нас доверия нет, оно потеряно.
Все эти полигоны появились в советское время. Мы все прекрасно помним, как сдавали бутылки и макулатуру. Но никакой системы обращения с отходами в советские годы не было. Брали отработанные песчаные карьеры, и засыпали их мусором. Иногда соблюдая технологический процесс пересыпки отходов грунтом, а иногда — не соблюдая. А в 1990-е годы мы вовсе отказались от контроля в этой сфере, отдали ее в частные руки.
Бизнесмены на протяжении 25 лет наполняли полигоны мусором, зарабатывали на этом деньги, покупали себе квартиры, машины, дома за границей. А когда дело дошло до рекультивации, сказали: мы банкроты. Теперь мы говорим, что построим четыре мусоросжигательных завода в Подмосковье. Люди, проживающие рядом, конечно в шоке, понимая, что коммерсанты и с полигонами то не могли справиться, а сейчас они собираются строить МСЗ. Доверие может появиться только со временем. И только тогда, когда люди посмотрят, как эта система работает.
— Как в идеале должна быть выстроена система обращения с отходами?
— В идеальном мире на первом месте, конечно, должно быть уменьшение объема отходов, сортировка и переработка. Европа сейчас как раз про это. Проблема с мусоросжиганием еще и в том, что мощности не могут простаивать. Вы запустили печь, и она должна работать постоянно. А это не очень вяжется с переработкой и сокращением отходов.
Но реальный мир немного отличается от идеального. Есть конкретная проблема: 12 млн тонн отходов в Московском регионе ежегодно. Подмосковные полигоны переполнены, туда больше везти нельзя. Но с мусором нужно что-то делать, причем, прямо сейчас. Чтобы наладить переработку с нуля, нужно время.
Любой начальник любой управляющей компании в Подмосковье вам скажет: каждый контейнер стоит 25 тысяч рублей, откуда я эти деньги должен взять, если у меня в тарифе никаких контейнеров нет? И такие проблемы — на каждом шагу! Так что в жизни все куда прозаичнее.
