Возвращение

•	Постер фильма

Авторы сценария Владимир Моисеенко, Александр Новотоцкий

Оператор Михаил Кричман

Художник Жанна Пахомова

Композитор Андрей Дергачёв

Премии: главный приз и премия за дебют на МКФ в Венеции

Оценка - 7,5 (из 10)

Экзистенциальная драма

•	Кадры из фильма

Сенсационная победа фильма 39-летнего российского дебютанта Андрея Звягинцева на юбилейном, 60-м по счёту, Венецианском фестивале, где эта картина получила сразу два «Золотых Льва» - в главном конкурсе и в соревновании первых работ, действительно свидетельствуето возврате российского кинематографа в контекст формирующихся течений и направлений в мировом кино. В Венецию стремился попасть наш признанный режиссёр Вадим Абдрашитов с «Магнитными бурями», из-за чего предпочёл отказаться в мае от участия в престижной программе «Особый взгляд» в Канне. Но даже несмотря на пристрастия нынешнего венецианского отборщика по Восточной Европе, известного немецкого киноведа Ханса-Иоахима Шлегеля,который ранее протежировал нашим фильмам на Берлинском киносмотре, в том числе и «Пьесе для пассажира» в 1995 году, новая работа Абдрашитова была знаменательно проигнорирована. Зато совершенно случайно в руки Морица де Хадельна, директора кинематографической Биеннале, попала видеокассета с «Возвращением», которое не только срочно отвоевали у Локарнского фестиваля, но и особо упомянули уже на предварительной пресс-конференции, где была объявлена венецианская кинопрограмма. Таким образом, никому не ведомый начинающий постановщик из России заранее оказался в предпочтительном положении.

Можно приписать это к разряду фестивальных причуд, когда из ничего мгновенно творится Нечто. Однако дело состоит в том, что Звягинцев со своим вневременным и общечеловеческим пафосом поведанной трагической истории из жизни одной семьи оказался в средоточье современных поисков кинематографистов мира. Они испробовали, кажется, все способы обнаружения«новой естественности», включая самые радикальные (как, например, в манифесте «Догма»), чтобы ныне испытать на своеобразной «откатной волне» несомненный интерес к «неоклассике» в изображении и трактовке сюжетов. «Возвращение» (извините уж за тавтологию!) возвращает кинематограф к успевшему стать классикой прежнему чёрно-белому кино с его подзабытой культурой выверенного построения кадра и ритмически продуманного движения действия от завязки к кульминации с необходимым катарсисом в финале.

Обращение назад оказалось рывком вперёд. Провинциальный кинематограф, существующий на задворках мирового кинопроцесса и питающийся маргинальной, узконациональной, привязанной к конкретному месту и времени тематикой, восприняв очищающую прививку классического стиля, предстал невероятно своевременным и необходимым для развития кино как искусства в его противостоянии экранному натиску всевозможных форм компьютерных игр и неконтролируемых спецэффектов.

Знаменательно уже то, что как только «Возвращение» попало в конкурс Венецианского фестиваля, чуть не перессорив несколько престижных киносмотров в Локарно, Монреале и Торонто, западные журналисты сразу обратили внимание на ряд перекличек. В 1962 году в той же Венеции громко заявил о себе Андрей Тарковский своей первой полнометражной работой «Иваново детство». И оба режиссёра-дебютанта были отмечены с промежутком в 41 год главными премиями «Золотой Лев Святого Марка». Помимо того, что и Звягинцева зовут Андреем, один из его юных героев, младший сын вернувшегося после десятилетнего отсутствия внешне сурового мужчины с намеренно непрояснённой биографией, тоже носит имя Иван, поэтому «Возвращение» можно было бы без особой натяжки назвать «Ивановым детством». Тем более, что именно тринадцатилетний Иван, упрямый и даже упёртый по характеру (подобно своему нелюдимому отцу), вступает во внутренне ожесточённый и нервный конфликт с возвратившимся «блудным родителем» - и это приводит к трагическому итогу. А картина о вроде бы обычных семейно-бытовых отношениях приобретает экзистенциальное измерение, выходит на бытийный уровень, оказываясь подлинной притчей с темой непреодолимого рока, сталкивающего между собой родных друг для друга людей.

Хотя истинным героем «Возвращения» является на самом деле «неравнодушная природа», которая, согласно данному определению Сергея Эйзенштейна, будто участвует в развитии событий, приводя их к ошеломляющей развязке, что заставило многих зарубежных критиков вспомнить о греческих трагедиях. Но было бы крайне любопытно связать фильм Андрея Звягинцева с так и не осуществлёнными до конца эйзенштейновскими поисками в запрещённом «Бежине луге», а ещё отметить справедливость сопоставлений с «Ивановым детством», например, по линии метафорического и даже символического осмысления окружающего мира для понимания того, что происходит в душе подростка, страдающего от конфликтности и дисгармоничности бытия. Пусть обстоятельства происходящего на экране абсолютно различны (борение страстей в непростых отношениях отца и сына явно несхоже с разорванным сознанием мальчишки, в чью жизнь со скрежетом и надломом вторглась война), оба Ивана переживают мучительное крушение прежней целостности своего существования на Земле.

И как раз иносказательно представленный в «Возвращении» и «Ивановом детстве» мотив воды, имеющий весьма широкий диапазон подспудных смыслов - от светлого и умиротворяющего до мрачного и губительного, позволяет воспринимать поведанные истории в духе философии, трактующей «пограничную ситуацию» и «жизнь на пределе» в качестве основных составляющих человеческого бытия. Маленький Иван в начале ленты Звягинцева боится прыгать с вышки в воду, вызывая насмешки сверстников, а в кульминационный момент, когда два сына и отец оказываются на отдалённом острове где-то в районе Ладоги, ребёнок поневоле преодолевает собственный страх высоты, забираясь в порыве обиды и гнева на сторожевую башню. Опасности падения то ли в воду, то ли на землю рифмуются между собой, а по внезапной ассоциации это вполне может быть сопоставлено с тем, как срывается бадья в колодец в картине Тарковского, что является образом непоправимого слома реальности после гибели матери. Практически то же происходит и в судьбе юных героев из «Возвращения», которые встречаются лицом к лицу со смертью - и отныне мир не сможет обрести былое равновесие и покой.

А величественные виды северной природы, снятые оператором Михаилом Кричманом с уникальной распахнутостью художественного видения действительности, получают уже скорбно-хоральное звучание, на что и прежде намекала тревожно-реквиемная музыка Андрея Дергачёва. Как это ни странно, финал «Возвращения» представляется чуть ли не буквальным аналогом стихотворения Арсения Тарковского «Иванова ива», заканчивающегося печально вторящими строчками: «Иванова ива, // Иванова ива, // Как белая лодка, плывёт по ручью». Даже если лодка отнюдь не бела и медленно пропадает на наших глазах в глубинах большого озера...

И хотя работе Андрея Звягинцева можно предъявить некоторые претензии по поводу затянутости в первые две трети повествования, а также выразить определённое сомнение относительно излишне красивой сконструированности исхода этой трагической истории (пожалуй, в реальной жизни всё было бы проще, погружённее в быт и потому намного страшнее), нельзя не признать её способность вписаться в современный контекст мирового кино. Дебютант-постановщик, внимательно учившийся профессии на просмотрах в Музее кино в Москве, вдумчиво усвоил и национальные кинотрадиции (тут уже были названы имена Сергея Эйзенштейна и Андрея Тарковского), и многие зарубежные влияния (от Микеланджело Антониони до Джима Джармуша и Дэвида Линча). Но главное достоинство «Возвращения» заключается не столько в умении толково и с умом распорядиться полученным багажом разнообразных знаний о кинематографе, сколько в искусстве превращения первоначально криминального сюжета, рассказанного в качестве воспоминания героев о далёком детстве, уже во вневременную по действию и общечеловеческую по содержанию притчу с несомненным эпическим и даже трагическим дыханием.

Именно эта в хорошем смысле космополитичность, а точнее - вообще космичность взгляда на вполне конкретную ситуацию вынужденного противостояния между людьми в узком семейном кругу была неслучайно более адекватно воспринята на Западе, где в последнее время чуть ли не одержимо взыскуют «простые истории» с философским обоснованием. И кинематографическая образность фильма Звягинцева, вызвавшая восторг у давно пресыщенных ценителей за рубежом, тоже сопрягает классическую выверенность экранных перспектив (нечто в духе панорамных кадров Грегга Толанда из «Гроздей гнева») с новомодными медитативными поисками в кино некой «второй реальности».

У нас же «Возвращение» встретили сдержанно, а то и с вежливым недоумением - отчего это сходят с ума иностранные кинематографисты?! Нашим-то критикам безумно нравится заурядный «Бумер» Петра Буслова, превозносимый до небес и всерьёз сравниваемый с шекспировскими трагедиями и гоголевской поэмой «Мёртвые души»! Попади он на Запад, «Бумер» посчитали бы лишь ученическим подражанием задам американского кинематографа тридцатилетней давности.