Пикник «Певец Декаданса» (переиздание)
Из эпохи декаданса, как из «Шинели» Гоголя, вышло большинство российских рокеров. Многие из них выражали приверженность этому литературному явлению декларативно («Агата Кристи», «Мегаполис», «Несчастный случай»), иные же, до поры до времени, предпочитали прятаться за причудливыми готическими ширмами. Последнее в полной мере относится к группе «Пикник».
Рано или поздно, Эдмунд Шклярский должен был отдать дань декадентам. В предыдущих альбомах «Пикник» последовательно делал реверансы в сторону сюрреалистов («Королевство кривых»), деятелей театра абсурда (одноименный альбом) и песенного фольклора советских времен («Три судьбы»). Теперь закономерным образом настал черед и декаданса. Герметичность и нездешний лоск «Пикника» как нельзя лучше соответствует отличительным чертам декаданса, среди которых - имморализм, интерес к сексуальным перверсиям, непреодолимый разрыв между земным и небесным, доминирование искусства над реальностью, эстетизация страданий и смерти.
Впрочем, все не так уж просто и наглядно. По привычке, Шклярский напустил в альбоме столько туману, что большинство рецензентов не углядели в этих песнях непосредственных отсылок к изысканиям декадентов. Возможно, специально для непонятливых в «Певце Декаданса» предусмотрена чересчур уж прямолинейная апелляция к «Viva, Kalman!» «Агаты Кристи», носящая название «Клоун беспощадный». Бесчинства зловещего арлекина описаны в песне с истинно декадентским безразличием: «Ну кривляется, ну скачет дерзкий клоун на ковре».
Заглавная песня альбома дарует целый букет терпких ароматов увядающих «цветов зла». Легкие намеки на садо-мазо («ничего не случится, если буду немного груб»), непреодолимая тяга к саморазрушению («лучше так уж, чем в час цветенья — жизнь, оставленная на потом», ощущение нереальности, достигаемое навязчивым повторением слова «будто», создают нужную атмосферу, но отнюдь не идеализируется автором. Шклярский намеренно разрушает изящные конструкции резким вторжением в текст разговорной стихии: «И лицо ведь не спрячешь под маской».
Аналогичный эффект применяется и в «Игле»: «Жаль, не светит в ночи звезда. Нарисована, видно. Да». Сначала Шклярский создает тончайшую стилизацию под старину, а потом безжалостно перечеркивает ее мимолетной ремаркой из нашего непростого времени. Эстетике альбома это не вредит, ведь, по замыслу автора, декаданс пребывает в неком запредельном мире, практически не соприкасающемся с бренной реальностью («Звезда Декаданс»).
В надежде вернуть утраченные ощущения осиротевшие маргиналы пытаются стильно одеваться («За пижоном пижон»), подвергают немыслимой экзальтации себя и подруг («Прикосновение») и прячут свою самость за всевозможными масками. Итог один: шаги неведомых преследователей за спиной и полнейший упадок сил. Трагедии здесь нет, никакой, а напротив — одна бескорыстная красота. Зачаровывает и убедительность мрачных образов Шклярского, и исступленный женский вокализ в «Игле», и мелодика баллады «Вплети меня в свое кружево», навевающая ассоциации чуть ли не с бабьим плачем Тани Булановой. В этом гниющем мире находится место даже для толики утешения — правда, очень уж призрачного и своеобразного (финальная «Быть может»). Зато все по законам жанра.
Столь сильный и концептуальный альбом не должен был пройти незамеченным. И «Пикник» сделал на нем особый акцент, переиздав пластинку в рамках своей антологии уже через год после ее релиза. На диске добавился видеобонус с концертным исполнением песни «Декаданс», перетекающим в занятный перфоманс: полуразложившийся Моцарт дистанционно управляет кибернетичесвкой женщиной-кентавром. В коробке, помимо буклета, обнаруживаем магнит с обложкой альбома и значок с ветвящейся буквой D. Воистину, для кого-то зеленый символизирует гниение, а для кого-то — расцвет.