Алена Бабенко: «Мне кажется, я умею любить, потому что не боюсь боли»
Для Алены Бабенко наступившая весна — время премьер.
Только недавно в театре «Современник» она выпустила спектакль «Враги: история любви», а на подходе еще один — «Время женщин», где актриса сыграет сразу две роли. О том, как нашла свой театр, о втором дне рождения, а также о любви, без которой не может жить, Алена рассказала Наталье НИКОЛАЙЧИК.
Алена (Елена) Бабенко
Когда и где родилась: 31 марта 1972 года в Кемерово
Знак зодиака: Овен
Семья: отец — Олег Алексеевич, инженер; мать — Людмила Николаевна, педагог; брат — Виктор (35 лет), бизнесмен; сын — Никита (18 лет), студент ВГИКа
Образование: в 2000 году окончила актерский факультет ВГИКа
Карьера: снималась в фильмах: «Водитель для Веры» (2004), «Андерсен. Жизнь без любви» (2006), «Инди» (2007), «Апостол» (2008), «Каникулы строгого режима» (2009) и др. С 2008 года служит в театре «Современник». Приняла участие в проектах Первого канала «Ледниковый период-2» (2008), «Ледниковый период: Глобальное потепление» (2009), «Ледниковый период-3» (2009)
Вкусы: еда — борщ; напиток — имбирный чай
Мама, мне надо лететь...
— 25 июля 2008 года. Ясный день. Я в родном Кемерово. Выходной. Мы с мамой, сыном, тетей Лидой и племянником Игорьком гуляем по центральной улице — Советской. Болтаем, смеемся, подходим к магазину «Лакомка», и вдруг у меня в сумочке зазвонил мобильный. На дисплее высветился незнакомый московский номер. Странно. В отпуске, чтобы никто не беспокоил, я сменила карточку на местную и никому в Москве об этом не сказала. Вернее, почти никому. Фактически произошло чудо!
Мне трудно воспроизвести разговор, потому что я была в странном состоянии. Помню только, что сначала разговаривала с завлитом театра «Современник», а потом с Галиной Борисовной Волчек. Она пригласила меня на роль Маши в спектакль «Три сестры» по Чехову. Я даже мечтать ни о чем подобном не могла! Вытаращив глаза, я бегала от дерева к дереву, разговаривала, совершенно забыв о родне. Вот так наступает момент счастья, а ты толком ничего не осознаешь. Да что там, я была в шоке. Мне предлагают ввестись в спектакль за пять дней! А я до того момента в театре вообще не играла. Со стороны Галины Борисовны это был очень рискованный ход. Но волнения в ее голосе я не услышала. Она как-то совершенно определенно сказала, что чувствует, знает: у меня все получится. Тем самым вселила веру и в меня.
Закончив разговор, я подняла глаза на маму и обыденным голосом произнесла: «Мама, мне надо лететь в Москву». — «Подожди, кто тебе звонил?!» — «Мама, надо папе позвонить, чтобы он поменял мне билет на завтра». — «Что случилось?!» — мама волновалась все больше и больше. Я ей подробно объяснила. А заодно и сама наконец осознала, какое предложение только что приняла.
Улетала я на следующее утро. Весь вечер и всю ночь пыталась перечитать пьесу «Три сестры», но ничего не выходило, я только открывала и закрывала книгу — настолько сильным было волнение. В голову лезли разные мысли: «Как же мне быть? Как я войду в театр, где никого не знаю и никто не знает меня? Боже, а умею ли я разговаривать со сцены или нет? Хватит ли у меня голоса?» Паника была невероятная. Взяла себя в руки только в самолете. Читала всю дорогу, а прилетев в Москву, из аэропорта сразу помчалась в театр. Думала: сейчас войду в кабинет Галины Борисовны, мы поговорим, будет что-то вроде официальной встречи, определим расписание репетиций. Как бы не так! Меня тут же отправили в репетиционный зал. Я зашла, а там уже сидят артисты, занятые в спектакле. Я глазами хлопаю. А Оля Дроздова, которая в этом спектакле играла Ольгу, берет меня за руку и начинает водить, показывая мизансцены. Сразу же проговариваем текст.
Случается, что театр не принимает человека. У меня уже была история с одним известным театром. Тогда меня преследовали сны-ужасы: будто стою на черной сцене и бьюсь головой о потолок — такой он низкий... В общем, так оно и вышло: с тем театром мы расстались. Но все к лучшему, потому что я нашла свой театр.
Театр — это не кино, где люди встречаются на время. Это как второй дом. Ведь посмотрите: в театре у актера есть комната-гримерка, которую он обживает, привносит частичку себя. На гримерных столиках у кого-то стоят талисманы, иконки. Даже халаты домашние могут на вешалке висеть и тапочки в углу стоять. Это тебе не передвижной вагончик на съемочной площадке, в котором по окончании съемки после актера ничего не остается. И к людям, окружающим тебя в этом доме-театре, ты относишься гораздо внимательнее. Ты с ними постоянно что-то обсуждаешь, репетируешь. Вот и получается, что чувство между театром и его актерами должно быть взаимным. У нас оно таким и стало.
Через два месяца, осенью 2008 года, на официальном сборе труппы объявили, что я актриса театра «Современник». Первым подошел Валентин Иосифович Гафт, сказал: «Ты замечательная!..» Он такие слова говорил! Не я ему, а он мне... Тогда у меня было два чувства: я невероятно обрадовалась и, с другой стороны, поняла, что попала в ясельную группу детского сада и мне предстоит открыть в моей профессии много нового.
Тогда-то, примерно два с половиной года назад, у меня начался счастливый период: как-то все и в профессии, и в жизни хорошо складывается. Хотя я считаю, что удачные стечения обстоятельств вообще возникают не просто так, а как результат внутренней работы. Я часто вспоминаю случай, о котором рассказал нам, студентам ВГИКа, ректор польской театральной академии. После окончания вуза он был невостребован, но мечтал сыграть роль Гамлета, постоянно о ней думал. Выучил наизусть, возвращался к ней, декламировал отрывки перед зеркалом... Спустя 10 лет ему предложили сыграть эту роль в театре. И он был к этому готов! «Так и вы, когда наступит момент, должны быть готовы», — говорил он. Эти слова отложились в моей памяти на всю жизнь. Миллион раз я находила им подтверждение, даже в мелочах. Вот, например, мы с одногруппником Мишкой, который хорошо пел и играл на гитаре, выучили романсы и песни. Просто так. Интересно было. И тут на наш курс пришли с вопросом: «Кто может выступить на мероприятии, посвященном Дню Победы?» И тут же тянутся вверх наши руки: «Мы готовы!»
С сыном у нас доверительные отношения
— К обстоятельствам, в которые попадает человек в определенный момент жизни, его приводит цепочка тех выборов, которые были сделаны до этого. А выбор для человека и есть самое важное. Любой — будь то глобальный или крошечный. Уверена, даже на вопрос «Какой чай вы хотите: черный или зеленый?» нельзя отвечать: «Мне все равно». Именно здесь начинается несчастье. В жизни очень важно осознавать, чего на самом деле ты хочешь.
Я очень рада, что мой сын Никита нашел дело, которым хочет заниматься: в прошлом году он поступил на операторский факультет во ВГИК. Влюбился в этот вуз, еще когда я его, десятиклассника, просто привела туда, чтобы посмотрел место, где мог бы учиться. Сын увидел развешанные на стенах картины, наваленную в коридорах мебель, реквизит, странных людей, похожих на персонажей кино. Его захватила атмосфера творчества. Целый год ходил на подготовительные курсы, потом поступил, а теперь вот сдал первую сессию. И все радостно и увлеченно. Никита там счастлив и ощущает себя на своем месте.
С сыном у нас очень доверительные отношения. Так было всегда. Сколько бы Никите ни было лет — восемь или восемнадцать, наше самое любимое время — вечер. В доме тишина, и можно обо всем поговорить. Раньше болтали, когда я укладывала его спать, а теперь — когда он дома проявляет пленку. Заглядывает ко мне в комнату, говорит: «Мам, я пошел проявлять пленку». И это сигнал к тому, что мы сейчас с ним поболтаем о том о сем. Разговариваем за чашечкой кофе — он его варит потрясающе! — или чая. Хоть чай я не очень люблю, выпить его с сыном — одно удовольствие! От самого факта, что он это сделал.
Говорят, родителям столько лет, сколько их детям. В этом смысле мне восемнадцать, как и Никите. Признаюсь, хочется немного уменьшить свой возраст. Сын — человек уже сформировавшийся, выросший, у него начинается взрослая жизнь, взрослые проблемы. А мне не хватает общения именно с ребенком, ведь лучшие учителя — дети. Не понимаю, когда их отдают нянькам на воспитание. Это такое сладостное время — общение с собственным ребенком и познание мира вместе с ним!
...Никита родился 14 мая 1992 года, и это был самый счастливый день самой счастливой весны в моей жизни. Светило солнце. В Томске, где я рожала, было три часа дня.
Cо своим сыном я познакомилась, когда только забеременела. Еще до всяческих аптечных тестов и похода на УЗИ мне приснилось, что я стала мамой белокурого мальчика. Я видела его так ясно, что даже не удивилась, когда гинеколог изрек: «Вы беременны». А удивилась, впервые взглянув на Никиту: сын появился на свет с черными волосами. Несовпадение! Зато он был точной копией меня. Я будто видела себя на всех детских фотографиях сразу. Все-все на меня похоже! И узкая длинная голова, как у головастика. Смешной такой! А в три года Никита превратился в ребенка из сна — волосы стали белыми-белыми!
Жизнь преподнесла мне множество подарков. Но сын — самый большой из них. Иногда смотрю на него и думаю: что же я такого хорошего в жизни сделала, за что он мне дан?
Москва — очередной пункт моего путешествия
— С рождением ребенка все вокруг меня изменилось. В мою жизнь вошла Москва. Весь мой организм противился приезду сюда. Даже странно. В детстве я представляла Москву таким большим волшебным городом, где много конфет. Папа часто бывал здесь в командировках и привозил вкусные карамельки: «Мечту» — сладчайшие шайбочки в розовой обертке, «Москвичку» — с шоколадной глазировкой... В Москву я отправилась сразу после школы поступать на факультет математики и кибернетики МГУ, но провалилась. Через год, уже когда училась в Томском университете на математическом факультете и играла в студенческом театре, приезжала в Школу-студию МХАТ к Табакову. Глаза широко распахнутые, наивная, платье с воланчиками, туфли подружкины на каблучке — и подготовки фактически никакой. Провалилась на втором же туре. В том году к Олегу Павловичу поступали нынешние звезды — Евгений Миронов, Владимир Машков...
А я продолжила учиться в Томске. И находила в этом множество поэтических моментов. Например, обнаружила массу удивительных подтверждений математических законов в жизни. Смотрела на галок, сидевших на проводах, и видела интегральные уравнения... Все резко изменилось, когда я влюбилась, вышла замуж и, не доучившись на пятом курсе университета, поехала за мужем в Москву — он тут работал. Как говорят, личные обстоятельства... Да, это город-мечта, но я совершенно неожиданно обнаружила, что все здесь мне чужое. Долго не могла почувствовать себя как дома, свыкнуться. Пока не придумала объяснение: будто я странник, и Москва — очередной пункт моего путешествия. Думаю, ощущать себя странником — это лучшая идея для человека, который трудно приспосабливается к другому миру. Были у нас и съемные квартиры, и квартиры друзей, потом наконец «образовалась» своя. Купила ее — и поняла, что она точно такой же планировки, как у родителей в Кемерово, тоже без балкона, на втором этаже... В этом относительно знакомом пространстве я более-менее успокоилась. А полностью адаптировалась только лет через 11-12. Теперь у меня установка: не привязываться ни к чему. Зачем страдать, терять огромное количество времени, чтобы к чему-то привыкнуть? Мое детство прошло в Кемерово, потом я оказалась в Томске, в Москве, а завтра, возможно, у меня будет вообще другая жизнь — без театра и кино... Нужно уметь перестраиваться, с любопытством погружаться в предлагаемые обстоятельства и кайфовать от того, какая у тебя интересная дорога...
Мне надоело, я пошел
— Вообще, я мастер придумывать истории, искать у всяческих запутанных или неприятных обстоятельств какие-то логические причины. Когда Никите было четыре года, я поступила во ВГИК. Разрывалась между маленьким ребенком и учебой. Из-за того, что оставляю сына на целый день, я уходила в институт в ужасном настроении. И, чтобы перестроиться, придумала себе ритуал. Сто метров до двери ВГИКа проходила очень медленно, рассматривая вокруг каждую мелочь: листочек распустился, небо ясное, у прохожего забавная шапочка... Наслаждалась, замечая все эти детали. У меня было правило: дотронуться до двери института в хорошем настроении, и я этого добивалась.
С логикой я дружу и могу все четко выстроить, но в жизни чаще всего я такая бестолочь неорганизованная! Бывает, дома разбросаны вещи, книги, какие-то бумаги... Потом р-р-раз — и в один день я все соберу, расставлю по местам... Куда бы ни отправлялась, перед отъездом все тщательно убираю. Вовсе не потому, что мне особенно приятно возвращаться в чистый дом. Я делаю это, подсознательно понимая: неизвестно, вернешься ли назад...
Всякое в жизни случается. Мне кажется, очень важно быть готовым и к своему уходу тоже.
О смерти я довольно много думала. Считаю, это важный опыт, серьезный этап. Я, например, точно знаю, что мне неинтересно умереть внезапной смертью — во сне, или чтобы кирпич на голову упал, или машина сбила. Большинство людей предпочли бы исчезнуть быстро, не мучаясь, а я — наоборот. Я бы хотела понаблюдать, осознать происходящее. Конечно, болеть страшно, больно и неприятно. Идеальный вариант — дожить до ста лет, все в мире увидеть, понять, прочувствовать, устать и сказать: «Ну все, мне надоело. Я пошел». Но чтобы тебе такое счастье досталось, нужно как-то особенно жить. Правильно. Не знаю как.
Это Саша. Он будет моим мужем
— Все меньше вижу людей, готовых смириться с законами жизни. В основном все охвачены стремлением к тому, чтобы любым способом оставаться молодыми до старости. Здорово, конечно! И мне бы так хотелось, потому что душа до смерти остается детской. Может быть, завтра и мое настроение изменится, и я тоже захочу кардинального омоложения. Только вот боюсь: вдруг изменюсь до неузнаваемости или потеряю свое лицо, а еще хуже, стану похожа на кого-нибудь другого.
В детстве я обожала давать воображаемые интервью. Это началось классе в пятом, когда я перешла в другую школу и у меня не сразу появились друзья. Я расхаживала по квартире, постоянно пребывая в каком-то внутреннем диалоге. У меня возникали какие-то важные мысли, и я делилась ими то ли сама с собой, то ли с пространством. Меня просто распирало от всяческих идей. Родители вечно заняты, обратишься к ним и слышишь: «Иди погуляй, у нас дела!» А кому из ровесников расскажешь о том, что такое черная дыра? Им неинтересно, никто тебя не поймет.
Еще я любила вечером забраться с ногами в кресло и при полной тишине в темноте сидеть в комнате и прислушиваться к себе, ждать, когда придет какая-нибудь интересная мысль. Или вспоминать прошедший день, или слушать чьи-то голоса, доносящиеся издалека. Иногда от всяческих мыслей начиналось покалывание всего тела — такой сладостный процесс мышления... Ты просто сидишь в кресле, затаился и ждешь, вдруг — бац! Открытие! Я и сейчас испытываю кайф, когда работаю над ролью и ловлю момент, что начинаю понимать своего персонажа!
В детстве меня мучил вопрос конечности и бесконечности пространства, когда мы стали этот значок проходить — в виде перевернутой восьмерки. Я везде его рисовала... Никак не могла осознать, что такое бесконечность. Ведь в нашем мире все ограниченно: стол ограниченный, человек ограниченный, ложка, цветок... Листик в руку беру и рассматриваю. Думаю: в чем его бесконечность? А потом представила себе, что в другом пространстве, в другом мире могут быть формы, которые перетекают друг в друга. Листик может перетекать в дерево, дерево — в человека. Я в своем сознании рождала разные миры. В этих фантазиях и жила. Хотя мир, который меня окружал, тоже был ярким, полным событий: школа, кружки, младший брат, любимые родители, катание по вечерам на катке в школьном дворе, походы с папой в сосновый бор на лыжах. Друзья, подружки, любовь, наконец!
Задумываться о том, что такое любовь, я стала гораздо позже, чем влюбилась. Сначала ведь одни чувства, эмоции! Глаза увидели, что-то произошло — цветы мальчик подарил, за руку взял, поцеловал — и ты млеешь. А потом вдруг мальчик ушел к другой, или девочка обманула, или нет больше чувств. И еще раз, и еще. Ты думаешь: да почему же так происходит? Откуда любовь пришла и куда уходит? Почему же так больно в груди?
Впервые мальчики взволновали меня в детсадовском возрасте. Их было двое: скромник Саша и хулиган Лешка. С Лешкой мы придумывали всяческие шалости, и нас за это строго наказывали. С ним было весело. А с Сашей — романтично. Он тихо меня любил: смотрел и наслаждался. Когда я об этом узнала, пришла к нему домой. В советское время на стенах типовых квартир висели портреты Хемингуэя, а в вазах стояли камыши и искусственные цветы. Взяла я в одну руку эти искусственные цветы, в другую — Сашку, вывела его во двор и так, таская за собой, представляла бабушкам, сидящим на скамейках: «Это Саша. Он будет моим мужем». И Саша послушно плелся рядышком.
Потом, конечно, была первая серьезная любовь. Еще в школе. Я ждала этого мальчика из армии. Это было первое, самое искреннее чувство, когда ты безоговорочно веришь другому человеку. Какой-то абсолют. Всю жизнь потом стремишься снова испытать что-либо подобное, но уже не получается. Этот человек меня предал, и я не простила. Это я сейчас такая умная, понимаю, что можно все простить, что у любого поступка, даже самого неприглядного, есть причина. Но когда первый раз любишь, то прощать еще не умеешь. У тебя сознание не работает. И все надолго остается на уровне болезненной занозы и вопроса «почему?». Так хочется в этом разобраться. Я тоже хотела. Долго считала, что с первой любовью жизнь могла сложиться иначе — более счастливо, что ли. Но ведь это иллюзия...
Я не могу жить без любви. Не считаю, что одинокое существование — это здорово. Не хочу и не умею быть одна. Мне думается, я умею любить. И не боюсь боли. Вообще не боюсь никаких чувств. Если мне плохо, я начинаю умирать, дохожу в своем горе до дна, выплакиваю все слезы, как в детстве, а потом отталкиваюсь ногами и всплываю на поверхность. И этот переход от горя к счастью невероятно яркий. Чем сильнее человек может горевать, тем сильнее радуется — и наоборот.
Я всегда была человеком очень эмоциональным. С детства обожала Эдит Пиаф. Думаю, не зря. Мы выбираем в кумиры тех, с кем у нас есть внутреннее совпадение по мироощущению, темпераменту. Сначала я слушала все ее песни, знала наизусть, потом посмотрела в нашем ДК фильмы «Пиаф» и «Эдит и Марсель» и просто пропала.
До глубины души была потрясена ее личностью, судьбой. Завораживала ее бесшабашность, любовь к жизни, внутренняя растрата, когда человек — одно сплошное чувство, душа нараспашку. Очень люблю фильмы Ларса фон Триера — я фанат болезненно острого восприятия мира. Не понимаю спокойной жизни. Я люблю тишину, но живую, когда в ней есть поиск: ты что-то замечаешь, перевариваешь, — когда ты, оставаясь на месте, все-таки движешься. Жизнь спокойную, как болото, когда не возникает вопроса «а почему так?», когда люди обсуждают всякую ерунду — еду, поездки, шмотки, — не переношу.
Моя душа сказала: я в раю
— Много лет я хочу облететь Землю на воздушном шаре. Вполне живо представляю это путешествие. Хотя понимаю, что оно нереально: проще на Луну слетать. Но все равно хочется полета — в единении с миром, со стихией.
Я вообще человек стихии. Обожаю ее. Помню, году в 1999-м в Москве был страшный ураган. Я сидела дома на Электрозаводской — и вдруг полил ливень, страшно загудел ветер, деревья стали ломаться, как щепки. Я выскочила босиком на улицу и с восторгом кричала: «О-о, деревья падают!!!» И никакого страха! Словно знала: со мной ничего плохого не случится.
А совсем недавно в Сингапуре оказалась в потрясающем месте, где одновременно бьют сотни фонтанов. Пока любовалась этим великолепием, хлынул дождь. Все люди как люди — под зонты попрятались, а я быстрей-быстрей — залезла в фонтан, да так и стояла. Струи воды сверху, снизу — невероятные ощущения!
При всей своей любви к воде несколько лет назад невероятные ощущения я пережила там, где ее практически нет: в пустыне Сахара. Мы снимали фильм «Инди», и я первый раз побывала в таких местах. Пустыня — тоже стихия. Совершенно волшебное место, где, как оказалось, много жизни. Сквозь Сахару вдоль причудливых барханов идет хорошая заасфальтированная дорожка. А за барханами спрятаны жилища людей. Правда, они не обнаруживают своего присутствия, но они там есть. И ощущение жизни при абсолютном внешнем безлюдье очень странное.
А самый потрясающий момент был таков: я лежу голой спиной на горячем песке, смотрю в небо, вспоминаю святых, к которым именно в пустыне приходили какие-то откровения. В пустыне моя душа сказала: «А-а! Я в раю!»
У меня два дня рождения
— По природе своей я человек авантюрный. Люблю пошалить, пошутить, что-то выдумать. Например, однажды придумала себе второй день рождения. В Севастополе шли съемки фильма «Водитель для Веры», и в один прекрасный день мне страшно захотелось праздника. Я стала ко всем приставать с расспросами: не родился ли кто-нибудь в этом месяце? Именинников не нашлось. И тогда я сообщила: «А вот у меня скоро день рождения! 15 августа!» Все: «Ой, как классно!» Порезвилась я, порезвилась — и думать забыла о выдуманном празднике. А через неделю, именно 15 августа, меня вдруг все дружно начинают поздравлять: шарики надувные, цветы. Я в шоке: родилась-то 31 марта. Но придуманный день рождения был самым волшебным в моей жизни! В следующем году 15 августа я была на съемках фильма «Жесть» Дениса Нейманда... И снова праздновала. С тех пор так и повелось: у меня два дня рождения. Когда говорю кому-то об этом, все ахают: «Что-то случилось, и ты выжила?» — «Случилось. Я снялась в фильме «Водитель для Веры», получила за него много призов, и меня узнали».
Хотела понимать язык зверей
— Я мечтала быть балериной. Правда, не менее сильно мечтала быть хлеборобом и продавщицей мороженого. Потом родилась мечта выучиться на ученого-биолога, работать в оранжерее и придумывать всяческие гибриды растений. Ветеринаром стать хотела, чтобы понимать язык зверей. Так меня впечатлил тогда фильм «О тебе» Родиона Нахапетова. О девочке, которая не могла разговаривать, но зато понимала язык рыб, птиц и животных. Это было мое первое кинематографическое потрясение. Мне было 10 лет, я сидела на диване, обхватив колени, смотрела фильм и от напряжения расковыривала маленькую дырочку на колготках. К концу просмотра я их изодрала в клочья. Мне было невероятно жалко девочку, которую заставили переучиться, стать как все, — и она лишилась своего дара. Уже тогда детским умом я понимала, как это страшно.
Свою индивидуальность надо чувствовать. Мне кажется, каждый человек склонен думать, что он не такой, как все. Но культивировать в себе это опасно. Можно все потерять. Свою судьбу я смутно ощущала с детства: что буду жить в каком-то другом месте, что, скорее всего, уеду из дома. У меня даже есть чувство, что и в Москве я не навсегда...
Видимо, это интуиция. В том году я разослала поздравления с Новым годом: «Внутри человека всегда спорят двое: прав тот, кто тише, а правит громкий. Гремит — что пусто изнутри. Шекспир. С наступающим!» Это к слову об интуиции. Мне кажется, что правильный голос всегда тихий и ненавязчивый, он может тебя шокировать каким-то странным решением, когда ты не в состоянии выбрать, говорит тебе: не надо это делать... Но когда я слушаю внутренний голос, все складывается само собой. Когда находишься в точке серьезного выбора, надо все отпустить, затихнуть и наблюдать со стороны, что происходит, слушать, что говорят. Искать знаки. Иногда решение возникает извне. Подумал о чем-то — а перед тобой на светофоре красный свет загорелся. И ты четко осознаешь: это и есть ответ. Главное — не запутаться в ложных знаках.
Мой идеальный мир
— Вокруг каждого человека — кокон из лжи. И вокруг меня. Я не хочу вспоминать всякие слухи, которыми были напичканы страницы желтых изданий. Воспринимаю их болезненно. У меня нет защиты. Я ничего про себя не читаю, но мне постоянно что-то новенькое из моей жизни рассказывают. Недавно знакомые начали поздравлять с тайным венчанием. Я их всех посылала к писателям-фантастам, которые эту историю придумали, еще и деньги за нее получили.
Иногда мне кажется, что наш мир никогда не очистится. И я легко могу представить другой, свой собственный, идеальный, — и переместиться в него в воображении. Там огромные поля, здания стеклянные, прозрачные, похожие на каплю или лист дерева, — как будто их взяли и на землю опустили. Машин бы не было, и летали бы самолеты-стрекозы с прозрачными крыльями. Вообще все было бы прозрачное. Там четыре времени года. Изменения природные вдохновляют, помогают музыкантам сочинять музыку, поэтам — рифмовать, художникам — рисовать. Мне кажется, в этом мире я бы писала картины. Взяла бы туда всех, кто захочет попасть в мой мир. И обязательно маму с папой и сына.
Источник: http://teleweek.ru/
