Богатые нелояльны к власти

Бедные недовольны властью потому, что бедны, а богатые – потому что недостаточно богаты

Казалось бы, недовольных властью должно быть больше там, где уровень жизни ниже. Но в России это не так - недовольных как раз больше всего в столице. И вот что странно, принадлежат они к весьма обеспеченным слоям населения. Недовольство их выражается в нелояльности власти. К такому выводу пришли эксперты Центра стратегических разработок (ЦСР) по результатам опросов населения.

Нелояльность же к власти, как несложно догадаться, означает внутреннюю готовность к тому, чтобы она сменилась. Но почему? Разве не эта власть сделала их богатыми? Все правильно, сделала. Но они хотят богатеть и дальше прежними темпами, а этого не получается.

Нелояльность власти деятельных и обеспеченных жителей столицы в ЦСР объясняют в основном ухудшением условий ведения бизнеса и отсутствием позитивных перспектив. Численность недовольных богатых в столице социологи оценивают примерно в полмиллиона человек.

«В России существуют протестные настроения социальных низов и протестные настроения деловой и управленческой элиты. Это принципиально разные виды протеста», - рассказал http://www.ng.ru/ [«Независимой газете»] директор по социальным и экономическим исследованиям ЦСР Сергей Белановский.

Здесь мы сталкиваемся с интересным феноменом. Оказывается, помогая человеку разбогатеть, власть вовсе не приобретает в его лице преданного сторонника. Отнюдь. Пока процесс обогащения движется быстро, он с ней. Но как только все замедляется – начинает смотреть в сторону. Эта власть уже ему не хороша, подавай другую.

Но вернемся к природе протеста. Протестные настроения низов связаны, как правило, с нехваткой денег, ростом цен и коммунальных тарифов или недоступностью медицинских услуг. Рост их доходов ведет к снижению этого недовольства.

Совсем иначе проявляются протестные настроения деловой и управленческой элиты. Здесь существует довольно заметный слой, лояльность которого не увеличивается вместе с ростом индивидуальных доходов и повышением потребительского статуса. Личное потребление для них уже не имеет первостепенной важности. Это лишь малая часть их интересов. Для состоятельных граждан нет материальных ограничений даже при очень крупных покупках, нет проблем с полноценным отдыхом или доступом к услугам современного здравоохранения.

Их интересы простираются дальше. Они недовольны ограничениями экономической свободы, ухудшением делового климата и неопределенностью экономических перспектив. Попросту говоря, они хотят знать, какими темпами будет прирастать их богатство, и иметь уверенность в том, что процесс этот процесс окажется стабильным.

Можно только представить, каково при этом власти. Бедные недовольны ею потому, что бедны, а богатые – потому что недостаточно богаты. Вспоминается недавняя передача на одной радиостанции, в которой участвовал психолог, работавший с богатыми клиентами. Все они проявляли озабоченность своим материальным состоянием – боялись его потерять. Когда он спрашивал, сколько же им нужно денег, чтобы расслабиться и ни о чем не беспокоиться, они называли сумму вдвое больше той, которой располагали.

Чтобы оценить численность нелояльной элиты, эксперты ЦСР провели серию опросов. К среднему классу были отнесены все, кто не испытывает проблем с покупкой бытовой техники, а также те, кто может позволить себе приобретение нового автомобиля, дома или квартиры. В Москве численность среднего класса составляет на сегодня около 32% и достигала максимума в 35% накануне кризиса. В России (без учета Москвы) численность среднего класса - 14%, хотя до кризиса она достигала 19%.

Если в провинции численность недовольных неизменно снижается по мере роста уровня потребления, то в Москве наоборот - основной костяк нелояльных или недовольных москвичей, по данным ЦСР, составляют дееспособные работающие мужчины, занятые в бизнесе или на госслужбе.

Белановский подчеркивает, что нельзя путать стереотип о «зажравшихся москвичах» с обнаруженным им слоем протестной элиты. «Те, кто испытывает недовольство в результате сверхпотребления или пресыщения, в Москве давно уже не живут», - считает социолог.

Численность тех, кто является носителем протеста элиты, Белановский оценивает примерно в 500 тысяч московских жителей. «Предположительно, этот социальный слой заинтересован в модернизации, которая была объявлена президентом Медведевым. Однако для более определенных выводов нужны дополнительные исследования». У него возникают сомнения относительно того, действительно ли московской элите нужна модернизация как таковая.

Поведение этой части элиты вполне объяснимо. В прежние годы она обогащалась так стремительно, что нынешние скромные темпы роста ее совсем не устраивают. Ей бы вернуться в девяностые, когда деньги делались из воздуха, а собственность – из дружбы с высшими чиновниками. Когда можно было получать госзаказы без конкурсов и жить за их счет, не особо утруждаясь. Ей кажется, что при смене власти все это может вернуться хотя бы частично. Нужно только, чтобы пришел «правильный» президент и допустил ее к госфинансированию.

Воспоминания о легких деньгах побуждают ее отрываться от реальности и пенять на тот сук, на котором она весьма уютно сидит. Ей кажется, что вот если бы сейчас все средства бросили на модернизацию, а им раздали бы подряды на ее обслуживание, то это бы сильно оживило вялотекущий процесс обогащения. Вряд ли при этом они верят в саму модернизацию. Им просто хочется чего-нибудь грандиозного и мутного, каким была приватизация с ее залоговыми аукционами.