«Конец лета»

В этом году, боюсь, юг не нужен никому. Какой уж тут юг! Ну, разве что место, где есть большая вода…

''Во вторник начался сентябрь.
Дождь лил всю ночь.
Все птицы улетели прочь.
Лишь я так одинок и храбр,
Что даже не смотрел им вслед.
Холодный небосвод разрушен.
Дождь стягивает просвет.
Мне юг не нужен.''

''Иосиф Бродский
«Новые станцы к Августе»''

В этом году, боюсь, юг не нужен никому. Какой уж тут юг! Ну, разве что место, где есть большая вода…

Впрочем, я не об этом. Я о конце лета в его некалендарном значении. Почему конец лета вызывает такую тоску и неизбежные мысли о надвигающемся нечто? Что, в конце концов, надвигается? Ну, осень с дождями и слякотью, ну, вяло наступающая зима, черная мешанина из талого снега под ногами, вечные сумерки… Нет, дело не в этом.

Когда я был школьником, надвигающийся конец лета грозил школой, концом вольницы на море, где я жил у стариков три месяца. Школа – это была муштра, запрет на проявление своего «я», запрет на жизнь.

Предоставленные сами себе летом, на Кубани, мы наверстывали этапы становления личности, отмененные зимой «педагогами». Мы проходили жизненные университеты. И делали это играючи: купались, загорали, залезали на деревья у стен кинотеатра, чтобы посмотреть запретный «взрослый» фильм, обряжались на танцы в зеленые широченные клеша, надевали на палец выточенный на уроке труда перстень-печатку, дрались до кровавой юшки, «лазали» до ночи с девчонками.

Конечно, когда наступал сентябрь, ощущение конца света было так велико, что перекрывало всеобщие нынешние страхи перед 2012 годом. Сентябрь означал методичное стирание личности, приучение к дисциплине – рьяная молодая «училка» не могла понять, почему шестилетний, стриженный по тогдашней «детской» моде «под бокс» ученик засыпает посреди урока, а когда его будят – хохочет до слез над смешной картинкой в букваре. Она выгоняла меня из класса, оставляла после уроков одного за партой – я должен был просто сидеть, заложив руки за спину, как арестант, слушая, как она кокетничает с кем-то за дверью.

Это было очень давно, но ощущение конца света вернулось ко мне, когда мой сынишка пришел из детского сада, рыдая, и сказал, что больше туда не пойдет, потому что воспитательница за то, что он не хотел спать в тихий час, оставила его одного в спальне, когда все уже встали и пошли полдничать. Да еще прибавила, что если он не будет спать, то умрет и никогда больше не увидит мамы…

Но неужели же детские прививки так долго действуют, что мы, уже взрослые, а иногда даже и стареющие граждане и гражданки, ждем наступления лета с его жарой, пылью, невыносимыми по долготе и нудности рабочими днями (теперь-то уж три месяца на море – несбыточная «райская» мечта)? Ждем, как манны небесной, как кислородной подушки, хотя отпуск пролетает мгновенно, едва начавшись…

Чем больше над этим думаю, тем больше убеждаюсь, что дело не в школе и уж, конечно, не в детском саде. А дело во мне, а точнее, в каждом из нас, кто боится конца лета, как конца света. Вот Пушкин, например, не боялся («Дни поздней осени бранят обыкновенно, но мне она мила, читатель дорогой…»), и Бродский не боялся – он зиму любил («Когда снег заметает море и скрип сосны оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз…»). И я бы не боялся, если бы…

Когда просыпаешься утром и рука нащупывает будильник, чтобы прервать его издевательскую трель… Когда охранник в вестибюле офиса просит открыть портфель, чтобы проверить, действительно ли ты запер мобильник в ячейке (пользоваться мобильным в офисе запрещено). Когда камеры снимают сотрудников повсюду – в коридорах, в буфете, чтобы контролировать, кто в неурочное время решил выпить кофе… Когда все телефоны прослушиваются… Когда все сотрудники следят друг за другом… Когда ты занимаешься не своим делом, а слово «работа» ассоциируется у тебя со словом «каторга»… Когда ты не можешь сменить род своей деятельности, потому что тебе надо кормить семью…

Черт! Как все жалостно выходит! Кафка переворачивается в гробу.

И вот я беру бумагу и ручку по старинке. И я пишу: пока я жив, я могу все изменить. Пока еще не наступил конец света – я могу стать собой. Я могу наверстать упущенное за все те годы, когда я должен был вырасти и стать личностью, которую не пугают учителя и охранники. Пока остались последние дни лета, все еще может повернуться вспять. Наша жизнь – процесс, где я – не винтик... «Я и садовник, я же и цветок, в темнице мира я не одинок»…

Август за окном исходит мелким дождиком, он незаметно превращается в сентябрь, он начинает светиться золотом кленов и, возможно, золотом свободы…