России не нужен памятник врагу Качиньскому
Памятники принято ставить тем, чью память намерены чтить. Тем, кто внес свой вклад в историю страны, ее народа, мировую историю и т. д. При этом ставить памятники врагам страны не принято, хотя есть и исключения. Так, Черчилль был противником Советской России и СССР, но и во времена СССР, и сегодня вряд ли кто-нибудь возражал бы против сооружения монумента в его честь – не как организатора интервенции против России в годы гражданской войны, но как против борца с фашизмом, одного из участников «Большой Тройки» и союзника нашей страны в войне против гитлеризма.
На Бородинском поле стоит памятник в честь французов, павших в этой битве против России, – в ознаменование уважения к ним как достойным противникам и к их безусловному мужеству и достоинству.
Но зачем ставить памятник бывшему президенту Польши Леху Качиньскому и его окружению, разбившемуся год назад под Смоленском, безусловно, более чем непонятно. Самое главное – непонятно, что чтить. И о чем сохранять память... во всяком случае, России и ее гражданам.
Качиньский никогда не был другом России: во всей своей политической карьере он был ее врагом. На этом он и строил свою политическую карьеру. Весь период его президентства он старательно обострял отношения с Россией, выдвигал к ней те или иные претензии, в массе вопросов препятствовал реализации ее интересов и осложнял ее отношения со странами Европы. Чем, кстати, вызывал постоянное раздражение союзных России крупных держав Старой Европы.
Причем эта политика провоцирования конфликтов была не просто промежуточным результатом его борьбы за те или иные свои интересы (они, в конце концов, первичны), а непосредственной целью и методом его политики, формой политического шантажа и искусственного завышения собственного значения в мире. Качиньский сознательно провоцировал напряженность между Россией и Западной Европой с одной стороны, между Западной Европой и США – с другой, между США и Россией – с третьей. И каждый конфликт использовал для того, чтобы принять в нем участие на одной из сторон и получить за это ту или иную плату. Спровоцировать конфликт, чтобы затем на нем нажиться, было его политическим амплуа.
Во время августовской войны 2008 года и агрессии сил грузинского диктатора против Южной Осетии он открыто поддерживал не только войну грузинского режима против России, но и лично Саакашвили. Причем поддерживал не только в неком морально-юридическим плане, но и практически личным участием: приехал в Тбилиси прикрывать своим телом Саакашвили от возможных действий Российской армии.
Т. е. он был не только союзником Саакашвили в этой агрессии, союзником военного врага и противника России, но и личным участником этой войны против России.
Российские лидеры как будто прямо говорят, что с организатором этой агрессии, тбилисским диктатором, они дел иметь не будут, и разговаривать с ним не о чем. Тогда вполне логично было бы распространить этот же подход и на его союзника.
В интервью первому национальному каналу TVP 1 Лех Качиньский признал Россию агрессором и заявил: «В настоящий момент на Кавказе имеет место нарушение территориальной целостности государства и, возможно, даже попытка свержения демократически избранной власти». А 12 августа 2008 года он выступил на митинге, собранном в Тбилиси сторонниками Саакашвили, и открыто поддержал агрессию тбилисского режима, призывая к ее продолжению и наращиванию.
Кстати, именно в период пребывания Качиньского на посту мэра Варшавы было принято решение о переименовании одной из варшавских площадей в площадь Джохара Дудаева и отвергнуто предложение присвоить ей имя детей, погибших в ходе террористического акта в Беслане.
Враг России, провокатор, союзник режима, воевавшего против России в этой войне, друг исламских террористов...
В апреле 2010 года он летел в Россию не с дружественным визитом, а в качестве незваного и непрошеного гостя: официальная церемония по поводу сомнительных катынских событий проходила ранее с участием премьер-министров России и Польши. На нее Качиньского не пригласили, сознательно и демонстративно. Не позвали. Ни Путин, ни Медведев. Именно в силу враждебной антироссийской позиции Качиньского по множеству вопросов.
Итак, Качиньский летел на некую неофициальную церемонию без приглашения России. И разбился по вине собственного министра авиации, который в нетрезвом виде начал осуществлять руководство действиями пилотов президентского самолета и отказался дать согласие пилотам на уход на запасной аэродром.
Качиньского быть врагом России никто не заставлял. Он стал им сам. И никто ни в Россию, ни в Смоленск, ни в Катынский лес его не приглашал. Он стремился туда, несмотря на то, что ему дали понять нежелательность его присутствия. Рвался в качестве непрошеного гостя. И погиб. Не рвался бы – не погиб.
И при этом значимо, куда и зачем он рвался. Формально он рвался почтить память погибших там поляков – и не просто почтить память, а в контексте версии о том, что они были там расстреляны советской стороной. И неоспоримо, что рвался он в т. ч. и для того, чтобы еще раз, как он это делал неоднократно, попрекнуть Россию этой мнимой виной. Т. е. летел непрошеным гостем для того, чтобы попытаться в очередной раз поглумиться над Россией.
С ним разбились и те, кто вместе с ним летел без всякого приглашения со стороны России на ту же неофициальную церемонию: они предпочли составить кампанию не премьеру Туску, а президенту Качиньскому. Т. е. знали о его намерениях и солидаризировались с ними.
И абсолютно непонятно, почему при таких обстоятельствах Россия должна ставить на своей территории памятник тем, кто никогда не был ей другом и был ей враждебен. Кто эти люди для народа России? В самом лучшем случае – никто. На деле же – враги.
Причем враги не очень честные и ровно ничем не заслужившие какой-либо меры уважения. Соболезнующие им любят повторять, что погибли люди, составлявшие элиту Польши, цвет польской нации. Каждая страна вправе сама решать, кто составляет ее элиту. Только если в этой стране цвет элиты состоит из недругов России – значит, так эта страна к России и относится. И непонятно, почему Россия должна ставить этим людям памятник на своей территории.
Единственный формальный повод для относительно умеренного отношения к ним – принцип «о мертвом – либо хорошо, либо ничего». Но обычно на врагов это не распространяется. И потом, даже если принимать такой подход, памятник-то здесь ни при чем: можно признавать это событие трагедией, но если бы на каждую трагедию в мире выделяли по памятнику – наверное, слишком мало места осталось бы для живых. Тем более что трагедия эта произошла по фанаберии польской стороны. Россия и ее территория здесь, опять же, ни при чем. У России нет оснований хранить память о Качиньском и его союзниках.
Можно говорить о том, что эти люди из компании Качиньского погибли на территории России. Но погибли они не по вине России, и нигде не сказано, что погибшим нужно ставить памятники именно на месте их гибели.
Скажем, после того как в США в Далласе был убит президент Кеннеди (куда более значительная и достойная фигура, нежели Качиньский), никто не требовал поставить памятник на месте его гибели, да и вообще в Далласе. В США вообще нет памятника Кеннеди, хотя у американцев куда больше оснований почитать его, чем у России – Качиньского.
Конечно, не России, а Польше решать, ставить ли памятник своему президенту и своим политическим деятелям. Но при соблюдении двух оговорок. Во-первых, ставя памятник врагу (недругу) России и солидаризировавшимся с ним политическим деятелям, Польша тем самым сама солидаризируется с врагом России и, соответственно, с его враждой к России. И тогда сложно говорить о какой-либо дружбе с этой страной.
Во-вторых, ставить памятник Качиньскому Польша должна на своей территории. На любой своей площади... хоть на площади Джохара Дудаева, чтобы еще раз подчеркнуть свое отношение к России. Можно на том самом аэродроме, с которого Качиньский вылетел в свой последний полет. Хоть на летном поле.
Но Польша требует, чтобы память о Качинском была увековечена именно в России. И требует не случайно, не просто в силу шляхетской спеси. Для нее это – увековечивание ее очередной претензии к России. И очередного политического выигрыша, который повышает ее цену в отношениях с партнерами как стороны, способной диктовать свои условия России.
Нынешний президент Польши Бронислав Коморовский в свое время открыто высказывался в том духе, что с Россией нужно вести себя как можно жестче и постоянно от нее что-то требовать. Тогда она-де всегда будет заискивать и идти на уступки тем, кто займет такую позицию.
Он и требует. Если же предположить, что он или Польша этого не требуют, то ситуация еще более нелепа. Тогда непонятно, кому это надо и чья это идея: Юргенса, Тимаковой, Караганова, Федотова…
Самым нелепым было бы предположить, что это – вообще идея Медведева. Потому что тогда пришлось бы признать, что президент РФ – ее скрытый недоброжелатель и человек, стремящийся ее унизить, заодно подарив чувство победы противостоящим ей политическим силам.
Только у России нет оснований хранить память о Качиньском и почитать своего врага. Как и нет никакого смысла потакать требованиям Коморовского или других инициаторов этой экзотической инициативы.
И России этот памятник не нужен.
