«Россия, пошедшая на соглашение в Хасавюрте, на деле спасовала перед сворой воинствующих русофобов и террористов»

Изобилующий чёрными для России датами август завершается одним из самых зловещих юбилеев в нашей новейшей истории

31 августа 1996 года, двадцать пять лет назад, секретарь Совета безопасности РФ Александр Лебедь и начальник штаба вооружённых сил Ичкерии Аслан Масхадов после проведённых в городе Хасавюрте переговоров обнародовали совместное заявление. Приложенный к нему документ – так называемые “Принципы определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской республикой” – получили название Хасавюртовских соглашений, трактуемых поначалу тогдашними российскими верхами, ведущими СМИ, да и существенной частью вконец деморализованного, утратившего ориентиры российского общества как акт миротворчества и государственной мудрости.

Подписанию документа предшествовала массированная атака боевиков на Грозный, в ходе которой они вначале овладели центром города, но затем были окружены стянутыми к столице Чечни российскими войсками и рассечены в нём на несколько изолированных группировок. Из 23 изначально блокированных боевиками российских КПП и комендатур были освобождены 18. Командующий федеральными силами генерал-лейтенант Константин Пуликовский готовился добить неприятеля. Окружённым в Грозном боевикам был предъявлен ультиматум: в течение 48 часов сложить оружие – в противном случае по очагам сопротивления начнут “работать” установки залпового огня. Гражданскому населению предоставлялся коридор для выхода из города, российское командование делало всё, чтобы минимизировать жертвы среди гражданских.

Военная составляющая плана Масхадова проваливалась: собранный им ударный кулак утратил инициативу, оказался раздроблен и угодил в “котёл”, в котором – продолжись боевые действия – был бы неминуемо перемолот. Недруги России отлично понимали, что ожидает обложенных в Грозном чеченских боевиков, начни российские войска генеральный штурм занимаемых ими частей города.

“Кто отменит ультиматум Пуликовского?” – верещали корреспонденты НТВ, выходя в эфир с удерживаемых ещё чеченцами позиций.

Но освободить Грозный, заодно разгромив в нём крупную группировку противника, российским военным не дали. Командированный в Чечню то ли Ельциным, то ли Березовским Александр Лебедь отстранил от руководства генералов и затеял переговорный процесс.

Разумеется, выгоден он был исключительно боевикам, оказавшимся на грани тяжёлого поражения. Масхадов, уловив перемену настроений в кремлёвских верхах (либо напрямую получив гарантии от шмыгавшего по Чечне “серого кардинала” Москвы Березовского), воспрянул духом и принялся на переговорах диктовать условия.

Итоги заключённых в Хасавюрте соглашений закономерно оказались диаметрально противоположны для сторон.

Ичкерия добилась полного вывода с территории республики российских войск, восстановления независимости и – более того! – фактического обещания от Кремля признать чеченский суверенитет не позднее конца 2001 года (ничего иного оговоренная в “Принципах” заморозка вопроса о статусе Чечни сроком на пять лет на практике не предполагала и предполагать не могла). Таким образом, Ичкерия-Чечня, не одержав в ходе военной кампании 1994-1996 гг. ни одной значимой победы над российскими войсками, достигла политического триумфа, дающего право считать себя победителем в первой чеченской войне.

Россия, пошедшая на соглашение в Хасавюрте, на деле спасовала перед сворой воинствующих русофобов и террористов, малодушно надеясь умиротворить их своей уступчивостью. Только капитуляция ненавистной “Русни” никого в Чечне не умиротворила и умиротворить не могла – аппетиты ичкерийцев были поистине волчьи. Хасавюртовские соглашения в ней истолковали единственно возможным в данных обстоятельствах образом – как доказательство бесконечной слабости российского государства, как подтверждение того, что дальнейшая агрессия против него – верное, сулящее успех дело.

Последствия хасавюртовского “миротворчества” известны: падение лояльного РФ правительства Д.Завгаева в Грозном, жестокая резня среди сотрудничавших с федеральными силами чеченцев, укрепление в Чечне откровенно людоедского режима, с которым быстро навели мосты ближневосточные джихадисты, истребление остатков русского населения, превращение работоргового промысла в основной экономический уклад республики, террористические атаки на сопредельные регионы…

Принято считать, что Хасавюрт явился результатом предательских действий Александра Лебедя, проталкиваемого одиозным Березовским в правители России. Но такая трактовка узка и в целом ложна (как ложно и столь же распространённое утверждение о якобы принципиальной невозможности достижения победы тогдашней российской армии над чеченскими боевиками). Россию в Чечне предавали не одни только политические верхи.

Значительная доля вины за хасавюртовскую катастрофу (как, кстати, и за катастрофы, её предварявшие – провал ГКЧП, договор в Беловежье, приватизацию, расстрел Дома Советов и т.д.) лежит на российском обществе, занявшем тогда предельно близорукую и откровенно шкурническую позицию.

Общество России образца 90-х в массе своей упорно не желало понять, что в лице Ичкерии имеет дело не просто с политическим образованием сепаратистов, а с абсолютным и смертельным врагом, с которым в принципе нельзя разойтись миром (как, к примеру, нельзя мирно сосуществовать и с сегодняшней бандеровской Украиной). Бешеная пропаганда либеральных СМИ, клеймящих Россию как агрессора и оккупанта, никакого отторжения в обществе, за редким исключением, в годы первой чеченской войны не встречала – таков прискорбный исторический факт.

Российский обыватель благосклонно внимал фарисейским речам всевозможных правозащитников и уполномоченных по правам человека, веря в то, что пресловутый “политический диалог” с работорговцами и палачами родильных домов – путь, ведущий к согласию. Это было вполне в духе того гнусного времени. Оголтелый, узколобый и потому убийственный в конечном счёте эгоизм на годы и годы сделался магистральным направлением русской жизни. По факту в первую чеченскую русского солдата предали едва ли не все, кто мог: руководство страны, политики, депутаты, общественные деятели, телевидение, пресса и даже рядовой гражданин, подленько рассудивший, что возможно заполучить личное спокойствие и комфорт посредством отказа от борьбы с врагами.

На протяжении трёх лет, последовавших за Хасавюртом, России – как её верхам, так и обществу – пришлось мучительно вдумываться в смысл известного изречения Черчилля об эфемерности мира, приобретённого через национальный позор. Новая, ещё более продолжительная, разрушительная и кровопролитная война началась в 1999-м, тоже в августе, и началась для России неудачно – с тяжёлых боёв на своей территории, с отражения атак на Дагестан, с многочисленных гражданских жертв в Буйнакске, Волгодонске, Москве.

Тема чеченских войн по-прежнему остаётся тяжёлой для общественного сознания. Несмотря на то, что Ичкерия была побеждена, её победители всё никак не могут предъявить обществу правдивой (без умалчиваний и недомолвок) и непротиворечивой истории завершившейся войны. Пользуясь этим, либеральные публицисты до сих пор настырно внедряют в головы наших сограждан ядовитый тезис о якобы виновности России в “развязывании чеченской войны”, и на официальном уровне он, увы, не встречает должного отпора.

Любому, знакомому с историей вопроса, ясно как день, что война в Чечне как таковая сделалась неизбежной самое позднее с весны 1992 года, с момента овладения дудаевцами советскими военными арсеналами на территории бывшей ЧИАССР. С того момента любые переговоры Кремля с дудаевским режимом сделались заведомо бессмысленными и тупиковыми. Боевики Д.Дудаева захватывали армейские склады не для того, чтобы затем, усовестившись, сдавать обратно технику, оружие и боеприпасы, а самостийные органы власти учреждали не для дальнейшего добровольного самороспуска. С самого начала поджигателями войны являлись именно радикальные чеченские националисты, взявшие курс на вооружённую конфронтацию, а не аморфный, сам не ведающий собственных интересов на Кавказе Кремль – и это современной официозной пропаганде необходимо повторять постоянно, чуть только речь заходит о Чечне. Дабы никому неповадно было навязывать русскому народу комплекс вины.

Если уж рассуждать о чеченской войне сквозь призму преступных действий российского руководства, то тяжким преступлением являлось не “развязывание войны”, а крайняя непоследовательность в её ведении, стоившая России многих тысяч жертв. Именно непоследовательность, малодушие, порой – откровенное предательство и трусость следует ставить властям России в вину. Фактически целое десятилетие, вплоть до переломного 1999 года, Россия не столько боролась с остервенелым и оголтелым врагом, сколько искала способ его умиротворить, поступаясь чем угодно: солдатскими и гражданскими жизнями, территориями, государственными финансами, собственным суверенитетом. И после каждой новой уступки торжествующий враг только усиливал на Россию нажим, выбивая из неё новые политические преференции, деньги, переговорный статус.

К счастью, общество России оказалось способно к прозрению. Первые его проблески обозначились в 1999 году, когда военный отпор вторгшимся в Дагестан отрядам Басаева и Хаттаба был в массе поддержан. Победа России во второй чеченской войне не выглядела эффектно, но длительная, проводившаяся на протяжении почти десятка лет “прополка” территории (зачистки населённых пунктов, изъятие оружия, методичная ликвидация непримиримых) дала результат – при всей некомплиментарности чеченцев к русским военная угроза из Чечни более не исходит.

Соглашения в Хасавюрте – горький и страшный для России урок. Но “крымская весна” 2014 года, широкая низовая поддержка восставшего Донбасса, массовое отторжение беснующейся кучки “заукраинцев” свидетельствуют, что он усвоен. Хочется верить, что русское общество, столкнувшись впредь со смертельным врагом, не поддастся гадкому соблазну начать откупаться от него кусками территории и жизнями соотечественников. Хочется верить, что никогда больше во главе России не окажутся политики, готовые заключать подобные Хасавюрту сделки.