«Путин хочет вернуть себе былую популярность, но это вряд ли возможно»

Падение доверия к Путину выльется в дестабилизацию политической системы

В начале своего президентского правления у Путина были все возможности, чтобы, во-первых, играть на контрасте с Ельциным, а во-вторых, чтобы дистанцироваться от системы и поддерживать дистанцию между собой, популярным молодым лидером, с одной стороны и непопулярной бюрократическо-олигархической системой с другой. Более того, это работало довольно долго.

Падение доверия к Путину выльется в дестабилизацию политической системы

Многие сторонники Путина исходили из того, что это отчасти справедливо, что один в поле не воин, что один человек не может изменить систему и в какой-то степени является ее заложником. Соответственно, все плохое приписывалось системе, а какие-то улучшения – доброй воле отдельно взятого лидера. Но со временем эта игра становится совершенно невозможной. Во-первых, прошло достаточно времени для того, чтобы направить системное развитие в какое-то другое русло, чтобы реформировать государственный аппарат, чтобы изменить отношения бизнеса и государства, чтобы оздоровить сам бизнес. Во-вторых, потому что Путин и его окружение и СМИ, наконец, убедили сторонников и противников Путина в его политической силе, в том, что он достаточно силен, чтобы контролировать государство и происходящие в нем процессы. Я не говорю, так это или не так на самом деле. Я говорю о том, что успешность Путина как президента привела к выводу, что он контролирует государственную машину и, соответственно, несет ответственность за все ее изъяны.

Позиционирование Путина как сильного президента, строителя вертикали власти неизбежно ведет к представлению о том, что он ответственен за все ее недостатки. На мой взгляд, представления об уровне контроля верховной власти над положением в стране и государственным аппаратом сильно преувеличены, но они преувеличены в т. ч. и усилиями государственной пропаганды. С какого-то момента (я думаю, что он уже наступил) эта игра на дистанцирование популярного лидера и непопулярной системы невозможна. Поэтому сегодня единственный способ, скажем так, воспроизводить доверие к Путину как лидеру состоит в том, чтобы делать хотя бы отчасти заслуживающим доверие самому государству. В дальнейшем падение доверия к Путину выльется либо в дестабилизацию политической системы, либо в перестройку, в реорганизацию, в реформирование самой модели управления.

Придется переходить к другой модели – условно говоря, модели «слабой» власти

В какой-то степени наша нынешняя модель – это действительно модель рейтингократии, когда изъяны институтов компенсируются наличием популярного лидера. В этой ситуации верховная власть обслуживает свой высокий рейтинг, считая его критически важным условием стабильности. Соответственно, придется переходить к другой модели – условно говоря, модели «слабой» власти, т. е. власти, не пользующейся всеобщей любовью. Тем не менее такая власть может быть зачастую непопулярной, но очень прочной. Живучим примером может служить ельцинский период, когда президент с гигантским антирейтингом воспроизводил свою власть, невзирая ни на что, выстраивая систему сдержек и противовесов как в политической, так и в бюрократической системе. Я не говорю, что Путин близок к этому положению. Но ельцинская модель – это некий экстремум существования «слабой» власти в значении формы выживаемости власти. Поэтому снижение доверия к первому лицу, более критическое отношение к его политике не ведут автоматически к смене политического режима, а ведут, скорее, к его внутренней перестройке, к изменению формы управления. Это не настолько критично для власти, если она научится жить по-новому, в атмосфере уже не любви, а всеобщего недоверия.

Мне кажется, сейчас есть установка на то, чтобы вернуть былую популярность или удержать ее на максимально высоком уровне, хотя сложно представить в реалистичном диапазоне какие-то действия, которые это обеспечат. Через какое-то время, я думаю, власть пойдет именно по этому пути – пути выстраивания несколько иной модели управления, отличной от рейтингократии, условно говоря, нулевых годов.