Сергей АЛЕКСЕЕВ: Надо научиться видеть прекрасное в сегодняшнем дне
Популярнейшему русскому писателю, автору замечательных книг "Рой", "Крамола", "Утоли моя печали" и многих других, исполняется 50 лет. Накануне юбилея - наш разговор о жизни и литературе.
Жизнь
- У каждого человека свои отношения с временем и возрастом. Пятьдесят для писателя и мужчины - что это такое?
- Возраст не скрыть, да и зачем мужчинам его скрывать? На пятьдесят я себя не чувствую. Я остановился на двадцати пяти. Тот же задор, энергия, внутреннее наполнение, свойственные моим двадцати пяти. Мой романтизм не прошел. А это признак молодости.
Для творческого человека 50 - пора расцвета. Считается, что прозаик созревает к 50 годам. Это поэтом можно быть с десяти-двенадцати лет и рано уйти, а прозаик как тяжелая артиллерия, как блюминг, должен все плющить, передавливать и рождать новый материал. Пятьдесят лет - возраст творческого мужания, и я только сейчас начал чувствовать силу. Я уже не могу делать плохо, стал слишком придирчив к себе.
Раньше, когда начинал роман, было легко: пошел, поехал. Сейчас работаю над романом и по десять раз его переделываю. Наступает момент ответственности за то, что делаешь.
- Похоже, мочь все, что хочется, - свойство вашего прекрасного возраста?
- Совершенно верно.
- Но вы признались в романтизме. Романтик в нынешней жизни похож на страуса на полюсе.
- Сам себя и чувствую этим страусом. Но если романтизм утратится, все утратится.
Нельзя быть и злым человеком, раздраженным. Если чувствую в себе каплю раздражения, неудобство какое-то, я работать не могу. Потому что зло никогда не рождает творческой мысли. К этому возрасту я это четко понял.
Сам по себе романтизм всегда востребован, в любое время, даже в нынешнее, очень серьезное. И он обязательно будет востребован, потому что человеческая душа, особенно молодая, развивается по линии романтизма.
- И нынче?
- И нынче. Кстати, сегодняшнее потребление наркотиков - это отсутствие и поиск все того же романтизма, поиск некой иллюзии...
- Сергей Трофимович, а зачем платить бешеные деньги за губительные наркотики, если наша нынешняя жизнь сама по себе такой наркотик?
- Трудно подвигнуть человека, заставить его видеть прекрасное в сегодняшнем дне. Идет поиск романтизма, а в сегодняшнем искусстве, особенно в попсе, его нет... В жизни только экономика и политика. Человека сразу заковывают и делают из него налогоплательщика, электорат. Раньше была общность - советский народ, а сейчас просто налогоплательщики. Постоянно работают телевизоры, и все, что мы видим, слышим, идет на выхолащивание романтизма.
Говорят, нет у нас национальной идеи, народ инертный. И чем больше этого будет, тем инертнее будет народ. Не за чем идти, нет звезды на горизонте.
- Почему же? На горизонте всегда есть Рождественская Вифлеемская звезда.
- Это сегодня большую часть населения не греет. Не 70 лет мы жили без церкви, гораздо больше. И не было бы никакой революции, никакого переворота, будь это иначе. Мы же обманываем себя, говоря, что пришли некие большевики и все перевернули. Ничего подобного. Душа перевернулась прежде, а потом и все остальное.
- "Нам подменили жизнь", - заметил когда-то поэт. Через нынешнее ТВ нашему народу агрессивно и массированно навязывают западный протестантский стандарт: "Каждый за себя и один Бог за всех". И люди оказываются весьма восприимчивы. А русский мир всегда отличала терпимость, готовность помогать и сочувствовать. Сгорит изба - вся деревня отстраивает ее. Выходит, мы перерождаемся в нашей национальной первооснове?
- Сегодняшняя жизнь заставляет нас перерождаться. Но мы все равно не выродимся. Другое дело, преобразимся ли?
Ведь что происходит? Петровская реформа так сильно потрясла ту Русь, что реформы с 1917 года - просто детский лепет. С чего начались петровские реформы? Сначала Алексей Михайлович с Никоном сделали церковную реформу. А чисто церковной она не была, это был лишь предлог для реформ. Петр продолжал реформы отца, который начал их с обновления элиты. Бояр объявили раскольниками и вышвырнули из общественной и политической жизни России, и это было утратой страшной и невосполнимой.
И тогда люди, у которых были честь и чувство собственного достоинства, бороды не брили и не пошли за царем. Они в ссылку, в скиты пошли, на Кержач, в Сибирь. Но сохранили себя. Алексей Михайлович сменил элиту, а Петр начал набирать новую. Откуда взялись все эти Меншиковы?
А наши реформы... Это все пока еще дележ имущества. Есть единственный показатель: смена человеческого состояния.
Этот передел будет длиться еще лет десять-пятнадцать, и ничего хорошего мы не увидим. Но русский человек уже адаптировался ко всем этим пертурбациям и каждый уже привык жить сам по себе. Другое дело, что на определенном этапе политикам, власти выгодно, чтобы люди жили сами по себе. И сейчас все время твердят: семья, семья. Живи в семье и других никого не касайся. Но человек ведь отошел от понятия семьи.
Ведь что такое семья? Это три поколения в одном доме: предки и потомки. Когда дед воспитывает внука. И если этой очень русской связи не будет - и семьи нет.
Сейчас идет мелкое-мелкое дробление: старики живут отдельно, молодняк отдельно, а шестнадцатилетние просятся куда-нибудь на квартиру.
Это разобщение выгодно, народ становится хорошо управляем. Легко управлять, когда нет общности внутрисемейной, прочной, крепкой, при которой весь дом подчиняется одному старику. В бытовом плане занимайтесь, чем хотите, а что касается каких-то главных идеологических вопросов, то, что сказал старший в семье, большак, то и будет!
Хотите узнать, каково общество, посмотрите на старика. Я сейчас много в быту наблюдаю пожилых людей. Почему-то бабушки, которые всегда отдавали тепло и радость детям, стали злыми и агрессивными.
А каковы хранители порядка? Наша родная милиция. В прошлом году в Вологде перехожу улицу, проезжает мимо милицейская машина, останавливается, мигалки включают, бегут двое ко мне, хватают за руки, начинают обыскивать, трясти сумку. Говорю: "Мужики, вы что делаете-то?"
Запихали в машину и поехали. По рации прапорщик передал фамилию, имя, отчество в адресное, оттуда говорят: писатель. "А, писатели и художники - все воры". И везет меня на рынок, предъявляет меня на опознание каким-то торговкам. Те говорят: "Нет, не этот, и куртка другая". Я им говорю: "А теперь, ребята, за базар надо будет отвечать".
- Но они хоть извинились?
- Без извинений просто выпихнули и - гуляй, Вася.
И еще: раньше весной беременных женщин на улицах море было, а сейчас никого. Если весной по улицам не ходят беременные, жизнь начинает истончаться, трухнуть, вянуть, изнашиваться. А вот после Великой Отечественной войны, когда была разруха, хлеб и одежда по карточкам, рождаемость в стране подскочила. Был просто гигантский всплеск, потому что это была страна-победитель, не задавленная, не подавленная, не разоруженная как сегодня. Не униженная и не оскорбленная. Страна-победитель. Мужики приходили с фронта и знали: после такой войны новой еще лет пятьдесят не будет и работали, строили, заводили семьи. Это ж надо было за несколько лет поднять из руин всю Европейскую часть! Тогда и женщина была уверена: вернулся муж! А сегодня он безработный. Унижен тем, что ему не дают работать.
Творчество
- Давайте переведем дух и подведем итоги вашего первого пятидесятилетия. Сколько книг написали?
- Сейчас вышло собрание сочинений в пятнадцати томах.
- Суммарный тираж не считали?
- Около двадцати миллионов экземпляров.
- Реклама вас похвалила: "Он умеет писать так, что каждая его новая книга становится сенсацией". Помните самую дорогую похвалу? От кого и как она звучала?
- Это была повесть "Материк". Когда она вышла, был жив отец. Он прочитал ее и заплакал.
- У вас есть свой идеальный читатель, чья оценка вам важна?
Я ежегодно бываю на книжной ярмарке на ВДНХ и отслеживаю: кто же мой читатель? Оказалось: от юношей 12 лет до глубоких стариков.
По огромному интересу к исторической литературе я сужу, что мы не пропащие люди. Мы не конченные люди, как бы кому-то ни хотелось, чтобы так было. Потрясающий интерес к истории!
Сбить с ног меня трудно
- Время диктует тип героя? Что случилось сейчас с человеком?
- Цепь реформ заставила человека делать мелкие вещи, совершать мелкие поступки. Попросту идет размен души на множество маленьких пустяков. Как в мозаике. Сегодняшний человек - мозаичный человек.
Мы утратили два великих чувства: чувство чести и чувство собственного достоинства. Нам ведь даже не представить себя боярином. Пришел как боярин, сказал слово: оно будет верно и твердо, как говорилось: "Рцы слово твердо!" А когда начинается эта мозаичность, в человеке уживается все на свете.
- Читая ваш роман "Утоли моя печали", поразилась вашей информированности в самых разных областях: история, эзотерика, спецслужбы. Как вы собираете свой мед?
- Сам бы для себя хотел выяснить, каким образом это получается? Материал начинает приходить самым неожиданным образом. Я еще ничего не знаю, но мне начинают встречаться люди, которые начинают мне рассказывать то, что я ищу. И все десять романов были написаны таким образом. Мне попадают книги, газетные статьи прошлого века по теме...
- В архиве не сидите?
- Я не архивный человек и почти не библиотечный, Интернетом не пользуюсь.
- Читая ваши романы, подумала, что единственной идеальной женщиной была для вас ваша мама. Вы слишком сильно ее любите...
- Из-за этой сильной любви к матери и, конечно, по собственной вине не складывается личная жизнь. Такую женщину уже не найти.
Этот материнский идеал помогает жить, потому что идет постоянный и каждодневный внутренний совет с матерью. Как она к этому отнесется, как на это посмотрит? Это такая глубинная внутренняя связь.
Маме было 29 лет, когда она умерла, я не видел ее старой: для меня она красивая, цветущая и молодая. Этот идеал постоянно притягивает воображение. Я чувствую подпитку, как будто она, как ангел-хранитель, до сих пор со мной вместе. Я буквально чувствую ее за плечом.
- Бродяжническая жизнь часто сбивает с ног. На что опираетесь в ней?
- Прежде всего на друзей. У меня их мало, два-три человека всего, но это верные друзья. Но прежде всего я хватаюсь за работу. В работе я отвлекаюсь, забываю обо всем, что случилось. Сбить с ног меня трудно, и пока еще никому не удавалось.
Событие
- Вам бывает страшно?
- В "Белом доме" в 1993 году, в Чечне было страшно.
- Чечня. Помните, Блок написал: живем на краю большой страны, которую не знаем. Большая у нас страна. Вот идет там война, а мы живем, словно ничего нет. Как для себя вы объяснили чеченскую ситуацию?
- Эта война меня поразила. Это типичная гражданская война, и теперь я могу судить о войне 1918 года: потому что ничего не изменилось. Мы жили в Новогрозненском, идут бои, февраль, первая чеченская война. Стрельба не прекращается день и ночь. Живем в закопанной в землю палатке. Грязь, утром солдатик просыпается и бежит в деревню, откуда только что стреляли, хлеб покупать. Тушенка уже в рот не лезет, она старая, выпуска 60-х годов. Приносит мягкий, вкусный, свежий, горячий хлеб, булки.
...Самое страшное в жизни всякого общества и государства - гражданская война.
- А разве это не религиозная война?
- В Чечне - нет. Может быть, как третий план, скрытый от нас.
- И это не война за независимость от нас?
- Нет, ни в коем случае не война за независимость. На той войне есть герои, а они трусы. Когда их много и ты один, тогда они храбрецы, а один на один - убегают.
- А почему эта война не кончается?
- Дело вот в чем: тут можно придерживаться официальной точки зрения - мусульманскому миру выгодно, чтобы здесь был пожар, отсюда деньги, оружие. Западу, Америке, до определенного момента было выгодно, но после 11 сентября они заткнулись, сразу все поняли.
На той первой войне я был с контрразведчиками. Сидим за столом, идет откровенный разговор, а в это время Черномырдин едет и подписывает с кем-то договор о переброске нефти через Чечню. Представляете, для чего эта война и кому она нужна? Мы воюем, глава правительства подписывает договор с воюющей стороной. На знаменитый нефтеперерабатывающий завод в Грозном всю прошлую войну ни одна бомба, ни один снаряд не упал ни с той, ни с другой стороны. И на нефтепровод ни один снаряд не упал! И нам, и им не выгодно это. Скважины специально поджигали и тут же тушили их. Но когда все это на войне происходит...
- Слишком странная война получается?
- Слишком странная война! Самое странное, как там люди, солдатики воюют. Ладно офицеры, они профессионалы, а как солдатики воюют... Вот я ходил и везде искал вологодских, спрашивал: кто из Вологды? Нашел солдатика из Кадникова: роет для танка землю. Спрашиваю, за что он воюет? Отвечает: "Приказали".
Солдата нельзя вслепую бросать в бой. Наемник пойдет за деньги. Большевики в Красной Армии сразу создали мощный идеологический аппарат комиссаров и снизу доверху каждого солдатика обрабатывали. Во время Великой Отечественной понятно, за что воевали. А тут? А тут полнейший раздрай, чего ни коснись. Вот такая она - гражданская война без фронтов...
...Потрясающие вещи: сидим ночью, рядом весь истоптанный танками яблоневый сад. Я в БТЭРе замерз, вышел на улицу погреться, дозоры стоят, и длинная автоматная очередь. Присел, думаю: откуда стреляют? Видел только вспышки за яблоней. Пригляделся, смотрю, солдатик стоит, спрашиваю: "Чего стреляешь-то?" - "Да руки замерзли, дам очередь, а об ствол руки грею".
Когда гражданская война, есть чьи-то интересы и только!
- Стало общим местом говорить о том, что наши политики не прочитали "Хаджи Мурата" Толстого, и мы сейчас расплачиваемся за это двумя чеченскими войнами. Абстрагируясь от Чечни, какую бы книгу вы посоветовали прочесть власти?
- Интересный вопрос, надо подумать...
Для начала надо прочитать "Путешествие Пржевальского". Как он умел, как нож в масло, входить в другие народы. Второе: хорошенько почитать учебники по собственной истории и по отношениям с Кавказом, и в первую очередь сформулировать бы свое собственное мировоззрение. Власть ведь идеологически ни к чему не привязана. К церкви - нет. К национальной идее - нет, не почвенники, не книжники, к коммунизму были формально привязаны, они в него уже не верили. Когда будет очень четко сформулировано мировоззрение, а самое главное - сформированы национальный образ мышления и манера поведения, когда он сам станет русским, а не кем-то, а чеченец для него станет чеченцем, только при этом условии он увидит в нем человека.
Царское ли это дело?
- Кабы были вы царем, что бы в России сделали в первую очередь?
- Да-а. Никогда о такой роли не думал, но я бы сам лично переписал учебники истории, вернул бы в школу настоящую русскую литературу, увеличил бы число часов по русскому языку. Абсолютно точно разогнал бы Думу, без танков, естественно, орган совсем не нужный никому. И конечно, провозгласил бы национальной идеей государства Россия идею великой России и стал бы воспитывать патриотизм.
Когда будет эта идея "Великая Россия", из нее вытечет все остальное. И тогда все реформы - и армейские, и экономические - сами начнут раскладываться по местам. Мне очень жалко деревенских людей. Смотрю сейчас на этих старушек, такая скорбь в глазах у них. Они такую жизнь прожили в колхозах за трудодни! Когда выступают и говорят: "Вот мы на пять процентов подняли национальный валовой продукт", я вижу эту бабку, и скорбь в её глазах как была, так и осталась. Для нее это пустой звук. Это официозное громыхание, очень точно, один к одному унаследованное от прошлого, надо убрать.
Было у нас заидеологизированное государство - пошли в обратную сторону без всякой идеологии, но ведь та же старая добрая Англия сохранила при парламенте и королеву, как и многое другое: двухэтажные автобусы, полицейские шапки. Традиционная страна. Они живут там, как хотят, и в Евросоюз не идут. Англии это не надо. Почему же на Россию-то смотрят как на полигон для испытаний всевозможных реформ?
Пока не будет идеи, за которую уцепимся и стоять будем, ничего не переменится.
Боярыня Морозова, у которой было все, на костер шла, подняв два перста. А верить-то мы должны как она. Не в половину, не на четверть...
Комментарии читателей Оставить комментарий