Концерт для скрипки с броневиком
“Сенсацией концертного сезона” было названо выступление с Волгоградским академическим симфоническим оркестром в рамках V фестиваля “Царицынский вокзал” лауреата международных конкурсов, народного артиста России Сергея Стадлера, виртуозно владеющего как смычком, так и дирижерской палочкой. Год назад по приглашению народного артиста РФ Эдуарда Серова прославленный скрипач и дирижер уже приезжал в наш город с программой, составленной из произведений Бетховена и Брукнера. На этот раз Сергей Стадлер вместе с нашим оркестром порадовал ценителей музыки произведениями Моцарта (концерт для скрипки с оркестром № 4) и Малера (симфония № 9). Перед выступлением маэстро рассказал о своем творчестве, скрипках, связи музыки с футболом и не только.
— Вы являетесь единственным скрипачом, игравшим на скрипке Паганини в открытых концертах?
— Это когда-то было так. Скрипка Гварнери дель Джезу (скрипка Паганини) — самый, наверное, знаменитый и легендарный инструмент. Он находится в Генуе. Паганини сам завещал ее своему городу, принес туда, и она находится в мэрии в небольшом музее под колпаком, и на нее можно посмотреть. Тогда в Петербург эта скрипка впервые приехала на открытый концерт с публикой. А всего в Петербург ее привозили дважды. В первый раз концерт был в Эрмитаже. Очень сложно было с охраной, пришлось сделать специальный броневик, чтоб везти ее из аэропорта в музей. Когда она прилетела, я минут 10 на ней поиграл, а на следующий день была репетиция уже с оркестром прямо в эрмитажном зале. Эту репетицию мы сделали открытой для студентов и молодых музыкантов, коих набилось в зал столько, сколько может туда войти. Второй концерт был в Большом зале филармонии.
Сейчас этот инструмент чаще выезжает. Думаю, это правильно, люди должны его слышать. Инструменты помнят своих владельцев, эта скрипка помнит только Паганини. Самое интересное в таких концертах то, как скрипка хочет звучать, и интересно, чтобы она звучала так, как она помнит. Она или хочет, или не хочет играть. У нее своя жизнь. Но мне казалось, что играть со мной она хочет. Никакого другого равного инструмента в мире нет.
— Сергей Валентинович, на какой скрипке вы будете играть?
— На своей. Это тоже скрипка Паганини 1782 года.
— Расскажите о том, какое место в мире занимает русская скрипичная школа.
— Это все-таки очень знаменитая, может быть, когда-то самая знаменитая ветвь скрипичного исполнительства. И этот элемент, конечно, остался. Понятие школы немножко стирается, потому что сейчас можно обедать в Париже, ужинать в Нью-Йорке. Мир стал маленький. Информации — бездна. Многие яркие представители русской скрипичной школы преподают за рубежом. Все до некоторой степени перемешалось. Нельзя не сказать, что очень многое мы потеряли из-за невероятного бессовестного отношения к своим талантам, но об этом можно говорить сколько угодно, ничего ведь не меняется. Даже если бы какая-то группа людей поставила задачу специально уничтожить все, что было, то у них бы не получилось это сделать быстрее и качественнее. Это свойство национального характера: что имеем — не храним, потерявши — плачем. Например, вот есть Волгоградский академический оркестр. Очень мало осталось в провинциальных городах России оркестров, которые могут исполнить симфонию Малера, ваш — может. Но я не чувствую должного внимания к оркестру, который существует здесь в городе. Вы, дорогие волгоградцы, не относитесь к нему так, как к нему следует относиться. Наличие в городе такого оркестра практически равноценно тому, что если бы у вас в городе жила футбольная команда-чемпион России (почти была у нас такая команда — помните тот “золотой матч” “Ротора” со “Спартаком”? — Прим. ред.). “Челси”? Нет, не надо “Челси”. Свой футбол не можем поднять, а когда кто-то что-то делает там, это нас тревожит. Оставьте “Челси”, займитесь своим футболом! То же самое здесь, займитесь своим оркестром, сделайте так, чтобы музыканты много получали, чтобы у них были спонсоры, чтобы их не вышибали из зала. Оркестр — ваше достояние. Я, например, холодно отношусь к футболу, но если бы я стал губернатором Петербурга (не дай Бог!), я считал бы себя обязанным поддерживать команду “Зенит”, потому что это достояние города. Поэтому волгоградская власть должна понимать, что она обязана поддерживать академический оркестр, так как это — национальное достояние. Понятно, что они — люди власти — не могут высидеть симфонию Малера, их не надо даже пытаться сюда звать. Но они обязаны поддерживать то, что здесь есть.
— Расскажите о вашем конкурсе им. Никколо Паганини.
— Этот конкурс удалось организовать нам с Максимом Викторовым (юристом, предпринимателем, для которого музыка, скрипка — хобби). Паганини — символ скрипичной музыки вообще. Первое место среди скрипачей занято навсегда. Конкурс частный, абсолютно независимый. Мы проводим его каждый год, там большие премии. В этом году — 25 тысяч долларов каждая. Проводится конкурс в Москве в Большом зале консерватории. В жюри мы стараемся приглашать действующих музыкантом, таких как Юлиан Рахлин, Александр Рудин, Виктор Третьяков и т.д. Баллов у нас нет. Традиционно 1 декабря проходит концерт, где играют победители конкурса и все члены жюри. Это возможность показать России замечательных музыкантов, возможность их услышать. На конкурсе есть специальный сборный оркестр. Как сказал Юрий Лужков, это “всемирный фестиваль скрипки в Москве”.
— Насколько для музыканта в наше время важно быть лауреатом какого-либо конкурса?
— Знаете, международный конкурс — это в принципе путь на концертную эстраду. Не единственный на сегодняшний день, но я все-таки думаю, что из всех путей, которые имеются, этот путь самый честный. Сейчас происходит страшная девальвация всего этого дела, так как, представьте себе, в прошлом году было около 400 международных конкурсов. Это значит, что каждый день (а по воскресеньям два раза в день) на планете кто-то получает первую премию. Естественно, большие какие-то состязания остались, хотя и не все. Видите, что происходит с конкурсом им. Чайковского? Подробнее? Я сейчас никак не принимаю участия в его работе, но знаю, что в этом году его не будет. Он, кажется, будет в следующем. Официальная причина (только вы не смейтесь) — конкурс совпадает с чемпионатом мира по футболу. Действительно, в июне в Лондоне идут дожди, и, конечно, это мешает проведению конкурса имени Чайковского! Это очень печально. В то время, когда я был в “большом спорте”, за конкурсом Чайковского стояла вся имперская мощь Советской власти. Это был для российских скрипачей, наверное, самый трудный и самый важный конкурс в мире. Это как медаль Олимпийских игр. Совершенно меняет жизнь человека.
— Существует стереотип, что дирижерами становятся чаще всего пианисты.
— Не могу сказать, что есть такой стереотип. Одно время композиторы сами представляли свои произведения, потом была эпоха крупных дирижеров. А сейчас, мне кажется, очень много исполнителей стало дирижировать. Они необязательно пианисты. Мы знаем и виолончелистов-дирижеров, и скрипачей. Это связано с течением общей жизни. Должен сказать, что это совсем другая профессия. И не всегда люди, взбирающиеся на место дирижера, подходят к этому с достаточной ответственностью. Но профессия в этом не виновата. Играть на рояле и дирижировать — это абсолютно разные вещи, ничем друг с другом не связанные.
— Что заставило вас обратиться к дирижированию?
— Возможность более широко жить в музыке. Мне так интереснее.
— Вы много выступаете с зарубежными оркестрами. Как находите общий язык с оркестрантами разных стран?
— Классическая музыка интернациональна. Классические музыканты всего мира прекрасно друг друга понимают, и концерты проходят в одинаковом режиме и в Бразилии, и в Америке, и в Англии, и в России. Никакой разницы нет. Молча выходит дирижер, кланяется, и люди играют знакомую и любимую музыку. Профессиональный контакт не требует слов, дирижер — профессия молчаливая. И чем больше человек умеет, тем меньше он говорит. Музыканты оркестра, как звери в джунглях, сразу чувствуют, что и как. Хотя в чисто внешнем, социальном срезе различия между нашими и зарубежными музыкантами имеются. В тех странах, которые мы привыкли называть цивилизованными, профессия музыканта очень почетная, она очень ценится. Там понимают, что музыкант — человек, который долго учился и овладел очень сложными специальными знаниями. Поэтому там артисты оркестра всегда очень важные, в общем, полноправные члены общества.
Комментарии читателей Оставить комментарий