«Крайняя и демонстративная жестокость по отношению к случайно попавшимся на пути людям – фирменный почерк именно представителей Кавказа»

Тому, безусловно, есть причины, и дело заключается отнюдь не только в исторической памяти о Кавказской войне 

Резонансный инцидент в московском метро, когда трое молодых дагестанцев избили до полусмерти вступившегося за оскорбляемых ими женщин парня, в очередной раз обострил системную проблему.

Просто к враждебности по отношению к русскому народу со стороны ряда кавказских этносов она не сводится. Крайне некомплиментарны русским, например, народы Прибалтики или большинство современных украинцев. Людей с украинскими корнями в России миллионы. Есть среди них и те, кто в донбасской войне горячо сочувствует Киеву. Однако представить, что, скажем, украинская компания учинит в московском метро подобное зверство, невозможно. Крайняя и демонстративная жестокость по отношению к случайно попавшимся на пути людям – фирменный почерк именно представителей Кавказа.

Дагестан с определённых пор приобрёл дурную славу как регион, чьи представители совершают такого рода деяния с печальной регулярностью.

Тому, безусловно, есть причины, и дело заключается отнюдь не только в исторической памяти о Кавказской войне, которая ведёт к укоренению в дагестанской среде явного либо подспудного русофобства.

Массовое переселение дагестанских народов на равнину, приведшее к необратимому разрушению их векового образа жизни, культуры, обычаев, морали и быта, вывело на историческую арену принципиально новый для Дагестана социальный тип – агрессивного гопника, всюду, прежде всего, в быту, стремящегося утвердить себя при помощи оружия или кулака. Гопника не следует путать с абреком. Гопник – не просто продукт специфической этносреды, а, в первую очередь, продукт её стремительной мутации. Социальная дистанция между ним и абреком примерно такова, как между современным люмпеном-арабом из парижского предместья и известным из истории алжирским пиратом.

Стоп-кадр избиения дагестанцами парня в метро

Трудность борьбы с кавказским гопничеством в том, что при помощи одних лишь прописанных в уголовном кодексе статей его не обуздаешь. Тот факт, что трое отморозков арестованы и наверняка получат приличные сроки, к сожалению, вряд ли окажет отрезвляющее воздействие на им подобных, коих среди молодого поколения кавказцев тысячи.

Заблуждаются те, кто утверждает, что российские власти, руководствуясь подходом в духе толерантности и мультикультурализма, до сих пор потворствуют “бычью”. Аресты, суды и посадки были. Вспомним хотя бы приговор убийце севастопольца, зарезанного за отказ танцевать лезгинку (15 лет), или приговор торговке, проломившей голову гирькой от весов полицейскому в 2013 году (осуждена на 16 лет). Назиданием, как свидетельствует практика, подобные суровые вердикты не служат.

Причина невосприимчивости заключена, видимо, в психологических особенностях этого агрессивного социального типа. В силу крайней умственной и культурной убогости он просто не в состоянии оценить всю степень последствий, выпадающих на долю того, кто оказывается во власти вначале следственно-судебной, а затем и пенитенциарной системы.

В действиях и поступках он привык руководствоваться почти исключительно прущими наружу инстинктами, которые мысль об уголовном преследовании сдержать не может. Протоколы, обвинительные формулировки, судебные прения – всё это в восприятии кавказского гопника пустой звук. Ни судов, ни тюремного заключения бояться заранее он не склонен. По крайней мере, до тех пор, пока не испробует их сполна на собственной шкуре.

Примеры из жизни демонстрируют, что от грубого бытового насилия такого сорта людей способно удержать лишь одно – грубое же, выходящее за рамки закона, насилие в отношении них самих. Причём, насилие, обязательно связанное с демонстративным унижением личного достоинства, к чему кавказцы в особенности чувствительны. Например, глава Чечни Рамзан Кадыров нащупал вполне действенный способ борьбы с асоциальными типами из числа соплеменников.

Практика публичных унижений (покаяния в эфире – лишь самое мягкое из них), применяется в Чечне отнюдь не только к политическим противникам власти, но и ко всякому нарушителю морально-этических норм. Недели не проходит, чтобы по грозненскому ТВ не показали какого-нибудь пьяницу или бытового вандала, стоящего перед камерой точно мокрая курица.

Меры, которые применяются в отношении лиц, совершивших, с точки зрения чеченских властей, более тяжкие проступки, тоже известны. Упрекнувшему в Интернете руководителя Чечни за “пропутинство” и лоялизм Адаму Дикаеву пришлось предстать перед публикой без штанов. Судьба принуждённого к самоизнасилованию бутылкой за ёрнические стишки Салмана Тепсуркаева остаётся официально невыясненной до сих пор. И, как мы видим, столь крутые методы дают результат. Конкретно чеченцы с известных пор редко становятся фигурантами не только криминальных сводок, но и инцидентов на бытовой почве.

Применение подобной тактики противодействия улично-бытовому этнокриминалу в масштабах России выглядит, на первый взгляд, немыслимым. Трудность не только в том, что снимание штанов и тому подобные наказания идут вразрез с нормами современного права. Трудность в том, что внедрение её требует болезненного разрыва с традиционными для русской культуры представлениями о человечности. Русский человек, как и всякий человек, разумеется, способен к жестокости, но обращение к ней даётся мучительно, как к делу, противному совести. Упиваться чужими страданиями и выставлять это напоказ – совершенно не по-русски.

Зато у недругов России оно - в порядке вещей. Оно – инструмент морального и физического подавления нашего народа, приведения его к покорности грубой и архаичной силе. Сколько было в своё время видеозаписей истязаний невольников в чеченских зинданах. Сколько было фото- и видеосъёмок издевательств солдат-кавказцев над их более хилыми русскими сослуживцами. Сколько раз случались происшествия, аналогичные тому, что произошло на днях в метрополитене Москвы… Остаются ли ещё сомнения, что люди, кичащиеся жестокостью, в отличие от нас свободны от “химеры по имени совесть”?

Наше общество, коль скоро оно хочет пресечь очевидные поползновения запугать его посредством улично-бытового террора, должно осознать: силу можно подавить только силой. И чем более брутальной и бесчеловечной является сила, направленная против нас – тем более решительным и жёстким должен быть на неё ответ. Над тем, какие неформальные наказания следует налагать на отморозков-преступников наподобие тех, что бесчинствовали в метро в дополнение к юридически предусмотренным процедурам арестов, допросов и судов, необходимо думать предметно на государственном уровне, с привлечением специалистов, понимающих проблему: культурологов, этнопсихологов, ветеранов кавказских военных кампаний.

Власти, всё ещё пытающейся приструнить этноприступность лишь при помощи исключительно формальных мер, следует понять, что дальнейшее усугубление проблемы чревато резкой социальной дестабилизацией, которая после очередного инцидента может принять характер стихийный и взрывной. Тогда именно она – власть – окажется повинной в глазах абсолютного русского большинства в терроре этнопреступников. И возложение на неё вины будет выглядеть оправданно, ибо одна из главных задач власти – создание безопасной среды для законопослушных граждан. А уж какими методами она её создаёт и поддерживает – вопрос вторичный.