“ПРОСТО МОЕЙ РУКОЙ ПИСАЛ ВОЛОДЯ...”

В книге Марины Влади ему посвящена целая глава. В ней актриса называет его просто Давидом. Долгое время об этом человеке не было известно ровным счетом ничего. А несколько лет назад

В книге Марины Влади ему посвящена целая глава. В ней актриса называет его просто Давидом. Долгое время об этом человеке не было известно ровным счетом ничего. А несколько лет назад Давид Карапетян сам написал книгу, посвященную его близкому другу Владимиру Высоцкому. О воспоминаниях, настоящей мужской дружбе и “белых” страницах биографии барда корреспонденту “Вечерки” рассказал автор нашумевшей книги, человек необычный и удивительный. Сын премьер-министра Армении Саака Карповича Карапетяна, переводчик с итальянского, долгое время работавший на “Мосфильме”, человек, сумевший сохранить верность “бунтарскому братству”... Впрочем, разве у Высоцкого мог быть другой друг?

СОПЕРНИК

— Давид Саакович, вы помните первую встречу с Высоцким?

— Мы познакомились через девушку, за которой одновременно ухаживали. Это была знаменитая актриса Татьяна Иванникова, наша русская Брижит Бардо. Ей Володя посвятил песню “Два автомобиля”. А я — главу своей книги “Театральный роман”.

— Значит, встретились как соперники?

— Да, но об этом не зная... С Иванниковой я столкнулся случайно. В такси. Оказалось, что живем в одном доме. Тогда она работала в Театре на Таганке. С Высоцким они встречались уже полгода.

— Конкурент в лице Владимира Семеновича вас не вспугнул?

— Я был молод, одевался элегантно-небрежно, знал итальянский, курил дорогие сигареты... За Татьяной ухаживал довольно долго и нагло. На ее объяснения, что есть любимый человек, отвечал: “Да кто он такой?” Я о Высоцком ничего не слышал. А однажды она дала мне запись его песен. Благодаря Татьяне и завязалась наша дружба. Она приходила после спектакля к нам в гости вместе с Володей. Он поначалу молчал, присматривался ко мне. А уже через полгода мы делились самым сокровенным.

СОБЕСЕДНИК

— Все началось с...

— ...с любви к литературе. У меня в квартире были книги — Гумилев, Цветаева, Ахматова, Клюев, Северянин... Их привозила из Франции моя супруга Мишель Кан, на “черном” рынке такие сборники стоили очень дорого. Над синим диваном, где Володя спал, когда оставался у нас, висела большая фотография опального Мандельштама — роскошь, по тем временам даже опасная. А слева — икона Божьей Матери. На притолоке — цитата Северянина: “Я трагедию жизни претворю в грезофарс”. Высоцкого удивлял студент-армянин со столь странными литературными привязанностями. Уже когда мы общались, Володя в знак доверия привез мне “Собачье сердце” (самиздат).

— Значит, вы зачитывались Северяниным?

— Да. Он считался поэтом пошлым. А мне его стихи дико нравились... Думаю, Высоцкий реализовал метафору этого поэта своим творчеством.

— Бард устраивал северянинские “поэзовечера”?

— Ему обязательно нужно было опробовать свои песни на публике, увидеть реакцию слушателей. Мэтры аплодировали, но не забывали указывать Высоцкому на его место: “Ты бард, но не поэт”.

— В своем посвящении Высоцкий назвал вас своим собеседником. Там есть такие слова: “Мой друг, мой самый друг, мой собеседник, прошу тебя, скажи мне что-нибудь. Давай презрим товарищей соседних и посторонних, что попали в суть”. Что вас объединяло?

— Думаю, дух бунтарства и тоска по справедливости...

МЕЖДУ СЛОВОМ И СЛАВОЙ

— Итак, вы решили написать книгу воспоминаний о своем друге.

— Правильно, она называется “Между словом и славой”. В книге отражена эпоха с 1967 по 1980 год. Наше общение с Высоцким за эти 13 лет.

— Какая глава давалась сложнее всего?

— Романтичная глава “Таллин”. Мы ездили туда с двумя манекенщицами — Аней (моя вторая жена) и Галей. Галю познакомили с Высоцким, чтобы он увлекся красивой девушкой и перестал пить. Эта глава содержала один очень тонкий момент. В Таллине Галина призналась в любви... мне. Как автор я предстал перед дилеммой. Напишу об этом — получится хвастовство, скрою — интрига пропадет. А глава была необходима, как чистая и главное — правдивая. Написал все, как было.

— После смерти Владимира Семеновича называться его другом стало престижно.

— Развернулась настоящая борьба “за место у Высоцкого”. Для кого-то я оказался соперником в этой схватке. Марина Влади в своей книге упоминает только о пяти его друзьях. О Золотухине, Говорухине, Кохановском ничего нет...

— Вы пишете об этом в книге?

— Да. Но я не ставил цели кого-то разоблачить. Просто говорил правду. У меня нет стремления сделать Володю херувимом с крылышками. Я показал, как он пил, как вел себя иногда не так, как подобало бы Высоцкому... Я показал его душу, сложную и противоречивую. Иначе это был бы не Высоцкий.

— Ваши воспоминания подарили вам больше друзей или врагов?

— В среде окружения Володи — врагов. А обычные люди приняли книгу хорошо. Особенно меня поразило, что женщинам разных возрастов понравился “мой” Высоцкий. Светличная и Конюхова писали даже рецензии...

— Кто был самым главным вашим “рецензентом”?

— Один из самых близких друзей Володи, Всеволод Абдулов. Для меня было очень важно его мнение. Однажды встретил Севу на улице. Сказал, что пишу книгу. А он и говорит: “Хочу прочитать”. Я пришел к нему первому с рукописью, которую он с карандашом в руках и пролистал. Одобрение Абдулова — на обложке.

“ПОЛЮБИТЕ НАС ЧЕРНЕНЬКИМИ...”

— А Марина Влади?

— Стиль она оценила. Но для Марины было важно другое. Она не хотела, чтобы люди узнали о других женщинах, и не простила, что я разоблачил этот миф длиной в двадцать лет о великой любви французской звезды и нашего гения. Каждая женщина хочет быть единственной. А ведь любимые слова Высоцкого: “Я постоянно нахожусь между двух огней”. Между Таней и Люсей. Между Мариной и Таней...

— Что он искал между двух огней?

— Ему хотелось, чтобы его полюбили таким, какой он есть. Я в книге не случайно привожу чичиковскую фразу: “Полюбите нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит”. Надо было понять, что он не может быть образцовым мужем. Хочешь образцового, выйди замуж за преуспевающего инженера или замдиректора завода. Сейчас все говорят о Высоцком. Даже те, кто при жизни его не понимал. Все сильны задним умом.

— Что для Высоцкого была любовь?

— Верность. Думаю, любой мужчина, который уважает себя, хочет иметь рядом женщину, понимающую его. Самое подходящее, на мой взгляд, слово “кротость”. Женщина должна была давать ему возможность творить. Высоцкий очень ценил женскую красоту, опрятность. Не любил эмансипированных особ, которые много говорят, а уж тем более учат.

— Давид Саакович, ваши взгляды совпадают?

— Я за чистоту отношений. Вот на Западе есть брачный контракт. Какой контракт? А как же любовь? Я так до сих пор считаю, хотя мне уже столько лет. Когда у Володи завязался роман с Мариной, у нас все решили, что триумф Влади в прошлом, что она уже вышла в тираж. Иначе зачем ей “этот пьянчуга”. Обсуждая странный роман, никто не понимал, что Марина просто влюбилась, не спрашивая о брачном контракте. Вот что замечательно. И имея все там, она бывала и в его “малолитражной хрущобе”.

“Я МЕЧТАЛ О БЕСПЛАТНЫХ ПИРОЖКАХ И ВСТРЕЧАЛСЯ С ГЕНСЕКОМ”

— Вы сын премьер-министра Армении. Легко ли это — быть сыном столь высокопоставленного отца?

— Конечно, тяжело. Но мне в некотором смысле повезло. Отец был не просто партийным деятелем. Его взяли из науки — во время войны стали продвигать по партийной линии. Он был ученым-физиологом, членом Академии наук Армении.

— Значит, детство ваше было сложным?

— Особое снабжение нашей семьи, американские машины... Я считал, что этого не должно быть. Мне было стыдно перед моими однокашниками. И когда меня отвозили в школу на автомобиле, просил шофера остановиться подальше. Задумывался, что это — случайность или Бог избрал? В 47-м (я родился в 39-м году) в школе во время сильного голода детям раздавали бесплатные пирожки. А мне не давали. Говорили: “Давид из обеспеченной семьи, ему не надо”. Мне было страшно обидно. Все ели, а я нет. Тогда я думал: “Пусть отца снимут, чтоб я тоже участвовал во всеобщем поедании этих бесплатных пирожков”.

— Быть сыном человека, стоящего во главе всего государственного строя, и быть другом другого человека, который этот строй разоблачает... Странное сочетание.

— Да. Моя книга — манифест антикоммунизма, собственный анализ эпохи. Но в то же время я против того, что происходит сейчас в стране, когда сконфуженной России навязывают западный образ жизни. Книга антисоветская и антизападная одновременно.

— А как бы Высоцкий (будь он жив) отнесся к реалиям современной России?

— Написал бы песню. У него было две слабости: поэзия и политика.

— Кстати, о политике. Вы вместе с Владимиром Семеновичем навещали Хрущева. Как вас судьба занесла к бывшему генсеку?

— Я часто сопровождал Высоцкого как его “адъютант”. А эту встречу он организовал специально для меня. В тот день Володя был очень расстроен — опять поссорился с Мариной. Приехал безо всякого предупреждения и спросил, хочу ли я увидеть Хрущева.

— Почему вы ответили утвердительно на этот вопрос?

— Мне всегда было любопытно видеть сверженных людей, которые были у власти и потеряли ее (Хрущев тогда был почти под домашним арестом). Интересно, как человек меняется, становится добрее, лучше и проще. Знаю это на примере отца. Из своего детства я запомнил бонзу, вельможу, с которым даже боялся говорить. Помню только пару рассказанных им антифашистских сказок.

— И как вас встретил Никита Сергеевич?

— Ко мне он отнесся очень осторожно. К Володе — хорошо (интересно, что Хрущев не слышал о Высоцком-барде). Вопросы в основном задавал Володя. Я спросил, правда ли, что Сталин осетин (читал об этом у Троцкого и Мандельштама). Хрущев не знал. Второй вопрос был про Берию. Генсек отвечал раздраженно, но честно.

СВОБОДА ПО-ИТАЛЬЯНСКИ

— Почему вы так часто называете себя провинциалом? Это осталось со студенческих лет?

— Я в мегаполис попал из провинциального города, каким тогда был Ереван. Но я вырос на русской культуре, и Москва была ее центром. В столице поражало все. Например, уровень отношений между мужчиной и женщиной, далекий от азиатских оттенков. Я решил учиться именно здесь. Сортировка в институте шла жесткая. В мой вуз (Первый московский государственный педагогический институт имени Тореза. - Прим. авт.) принимали преимущественно людей с производственным стажем. Слишком яркие (дети высокопоставленных чиновников) попадали в опалу. Меня даже просили не афишировать свое происхождение.

— Почему вы выбрали именно иняз?

— Для нас, вырвавшихся из-под пресса, была важна новизна, эстетика жизни. Думал: “Вот выучу иностранный язык и буду читать что захочу”. Индекс разрешенных книг для меня заметно расширялся.

— И что прочитали в первую очередь?

— Настоящего Буратино... “Приключения Пиноккио”.

— Ваше студенчество пришлось на хрущевскую оттепель. Это как-то чувствовалось?

— Это было время, когда были надежды. Нам нравилось сближение с западом, нравилось, что расширяется кругозор. В начале 50-х появились джинсы. Их носил Ив Монтан. Самопальные джинсы, за которыми мы охотились, преследовались партийным руководством вуза и считались преступлением. Однажды нас с ними поймал секретарь парткома во время одного из обходов общежития. На стене, помню, висела фотография девушки из польского журнала. Член партбюро (он явно работал под Кирова) тогда спросил: “А это что за красотка?” А мы в ответ: “Это актриса, которая выступает против войны в Алжире”. Вопросы сразу отпали. По цепочке весть об обходе передавалась по общежитию. Прятались джинсы и “пацифистки из журналов”.

КАВАЛЕР ДЛЯ КАРДИНАЛЕ

— Как после окончания учебы вы попали на “Мосфильм”?

— С работой помог Володя. Жена-француженка, пусть даже член компартии, которая переводит Гроссмана и Достоевского, по тем временам считалась грехом. По этой причине брать меня на “Мосфильм” не хотели. Все оттягивали с ответом. Но моя жизненная программа — ставка на чудо — сбылась. Я встретил Высоцкого. Он сказал руководству “Мосфильма” то, что не осмелился бы сказать никто. Причем мы тогда еще не дружили. Помог бескорыстно.

— С кем вы работали?

— В конце 60-х в экономике и культуре наша страна сблизилась с Италией. Появились “фиаты” и совместные кинофильмы. Итальянцы гарантировали мировых звезд. Москва была удобна для съемок. Горсовет мог решить все — очистить улицы, поставить бесплатную армию... В эту пору я как переводчик участвовал в съемках трех фильмов — “Красная палатка” Калатозова, “Ватерлоо” Бондарчука и “Необыкновенные приключения итальянцев в России” Эльдара Рязанова. Когда на съемочной площадке не хватало итальянцев, снимали меня (фрагмент, где я в кресле или полминуты в роли пилота). Хотя моей фамилии в титрах нет, “поймать” меня можно в стоп-кадре. Кстати, в “Солярисе” Тарковского тоже мог появиться мой профиль, если бы не ссора с режиссером.

— Какие воспоминания остались у вас о западных звездах? Вы ведь были лично знакомы с Клаудией Кардинале, Жаклин Сассар...

— Западные звезды меня приятно удивили. Помню замечательный момент с Клаудией Кардинале. Мы отправились в Таллин на один день. Остановились в гостинице “Советская”. Чтобы поужинать, спустились в ресторан. Там к нашему столику подошел пьяный мужик и обратился ко мне со словами: “Можно вашу девушку пригласить”. (Он не узнал мою спутницу.) Я ответил, что она не танцует. Было очень неудобно перед актрисой, а она даже неудовольствия не выразила.

— Сами вы актером стать не хотели?

— Нет. Да и писателем не собирался.

— Почему тогда на свет появилась ваша книга?

— Просто моей рукой писал Володя...