Директор кремлевского «кукольного театра» стал жертвой своего изобретения

Некоторые размышления об истоках и уроках отставки Суркова

Отставка заместителя председателя правительства Владислава Суркова вызвала вал комментариев. В последнее время он не был на авансцене российской политики, предпочитая находиться в тени и довольствоваться должностью руководителя аппарата правительства. Этот пост считается крайне влиятельным, но теневым.

Однако подлинная слава пришла к Суркову, когда он в течение долгого времени был первым заместителем руководителя Администрации Президента РФ. В этом качестве он монопольно контролировал всю российскую политику. Именно к его кабинету стекались политики и эксперты, чтобы погреться в лучах вельможной милости, выбить грант или хорошую должность. А порой – и то, и другое сразу.

Сурков был «Зевсом» политического Олимпа – давал статус богов и свергал с него по своему желанию. И в какой-то момент заигрался, вообразил себя всемогущим «царем богов и людей» и начал делать самостоятельные политические ставки. Причем поставил он на Дмитрия Медведева и его второй срок, и поставил слишком откровенно, что вызвало недовольство Путина, которому не понравилось, что бывший протеже играет против него.

Путин легко убрал бывшего помощника, сначала выдвинув секретаря Генерального совета «Единой России» Вячеслава Володина на пост главы своего «штаба», то есть аппарата правительства (в тот момент Путин был премьер-министром, если кто забыл), а потом и вовсе произведя «короткую рокировку»: Володин сменил Суркова в Кремле, Сурков сменил Володина в Белом доме.

В памяти историков Сурков останется своим своеобразным политическим стилем, претензией на интеллектуальность. Его считают автором романа «Околоноля», вышедшего под псевдонимом «Натан Дубовицкий». Если воспользоваться словами Шостаковича из «Антиформалистического райка», Сурков имел голос и возможность вокализировать. Он пытался быть не только политическим менеджером, но и политическим теоретиком. Именно при нем (а некоторые говорят, что лично им) был придуман термин «суверенная демократия». Причем появился этот термин после чтения знаменитого немецкого политического философа Карла Шмитта. По велению Суркова Шмитта в Администрации читали все. Лично у меня книжку про Левиафана брал зам одного из сурковских помощников.

Зачем же Сурков, несмотря на свой сверхстатус, упорно лез в интеллектуалы? Злые языки говорили, что это позволяло ему позиционировать себя как «человека не от мира сего», «Иванушку-дурачка» в кругу высшей политической аристократии, которая в путинский период стала думать только о бабле и посылать всех, не имеющих миллиарда, в странствия в те места, куда вряд ли заглядывает солнце.

Я, однако, полагаю, что эта версия неверна. Или, во всяком случае, верна не только она. Сурков как умный человек прекрасно понимал, что и преклонение перед ним политической тусовки, и хор льстецов, и вельможи, толпящиеся в его приемной, – явление временное. Уйдет власть – уйдут и льстецы.

Поэтому, как и многие правители, Сурков хотел признания и в личном качестве. Это, конечно, можно счесть хитрой уловкой, желанием понравиться массовой аудитории. Но, думаю, дело не только в этом. Вспомните «Трех мушкетеров» Дюма. Когда д'Артаньян входит в сановный кабинет, он видит перед собой драматурга, который пишет пьесу «Мирам». Затем он поднимает голову: «д'Артаньян узнал кардинала».

Политические деятели с претензией на интеллектуализм довольно часто балуются литературой. Например, пьесы нравоучительного свойства писала российская императрица Екатерина II...

Короче говоря, Сурков добивался признания – признания в качестве человека и личности, а не только как Большого Начальника. Великий русский философ Александр Кожевников писал, что цель жизни человека – получение признания именно как личности. Суркову, как и многим неглупым особам его ранга, хотелось, чтобы его уважали не только за чин, но и за личный ум и талант.

Удалось ли ему это? Нет, не удалось. Тот же Кожевников, интерпретируя Гегеля, писал, что история есть борьба между Господином и Рабом за признание. Господин ставит на кон свою жизнь и тем самым добивается власти. Ему подчиняется Раб, который вынужден склониться перед Господином из страха за свою жизнь. Проблема лишь в том, что признание со стороны Раба неполноценно. Ведь Раб с точки зрения Господина не вполне человек.

Господин-Сурков со своим «Околоноля» получил признание со стороны придворных льстецов-«экспертов». Но они ведь не вполне люди, а всего лишь куклы в театре марионеток, в котором сам Сурков работал Карабасом-Барабасом.

Но, работая доктором кукольных наук и «другом Тарабарского короля», трудно стать человеком.

Сурков ведь, по сути, пытался быть Пиноккио в должности Карабаса-Барабаса. Как Карабас-Барабас, он водил дружбу с Дуремарами, которые ставили ему на затылок великое множество деньгососущих идеологических пиявок. А как Пиноккио – пытался стать человеком. Ушел с должности Карабаса-Барабаса и попытался быть обычным руководителем аппарата правительства.

У него не вышло. В отношении Суркова сбылась страшная советская сказка Алексея Толстого «Буратино». Казалось бы, ее сюжет похож на «Пиноккио». Да только советский деревянный человечек так и остался деревом, получив ключ от нового театра. Сурков не был признан как интеллектуал, зато проткнул носом дыру в очаге государственного бюджета и получил ключ от Сколково.

Тут бы и сказке конец. Счастливый «хеппи-энд». Но – не тут-то было. Указом Тарабарского короля, о существовании которого в нашей сказке все забывают, наш Пиноккио окончательно уволен со всех должностей. Незадача: и театр потерял, и человеком не стал.

Но вот что я думаю: пусть ему зачтется хотя бы попытка. Ведь другие не сделали и этого.