«В СССР детский труд был связан с воспитанием. Результаты этого труда не присваивались горсткой богачей»
Константин Семин. Стоп-кадр из видео в YouTube
"Вашингтон пост" пишет, что в каждой плитке шоколада, которую вы съедаете, содержится детский труд. На плантациях какао-бобов в Африке в полурабских условиях трудятся маленькие сборщики в возрасте от 9 до 15 лет.
Нестле, Марс, Хершиз – крупнейшие продуктовые корпорации – клялись отказаться от детского труда еще 20 лет назад. Ничего не изменилось.
Горьким, впрочем, остается не только шоколад. Как в книжках Диккенса, как на картине Перова, дети до сих пор остаются самой дешевой и бесправной, а значит, удобной рабочей силой.
И это имеет отношение отнюдь не только к Буркина-Фасо или Кот-д'Ивуару. Все чаще слышны рассказы о том, как детский труд вновь становится обыденностью в России. Например ребенка можно отправить "на летнюю практику" в ресторан – помощником официанта. Это даёт возможность эксплуатировать его, как взрослого, не опасаясь жалоб и разбирательств. Иногда подобное трудоустройство совершается при посредничестве родителей.
А помните, в начале 90-х нам крутили по телевизору сказки про чудных американских миллионеров, начинавших работать еще со школы? Кто тогда думал, что за этими историями скрывалась реставрация запрещенной в СССР эксплуатации детского труда?
Потом на трассах и дорожных перекрестках появятся мальчики с автомобильным шампунем, ведрами и тряпками. И это воспринималось спокойно, подчас одобрительно.
Кстати мальчики те до сих пор не исчезли.
И когда сегодня мимоходом мы узнаем, что большая часть школьников не планирует поступать в вузы, довольствуясь девятью классами образования, надо понимать, что на самом деле скрывается за этой статистикой.
При капитализме на место каждого работника претендуют два безработных из так называемой резервной армии труда. Но в их взрослые спины дышат невидимые конкуренты – дети. Труд мигранта дешев и выгоден, однако труд ребенка мигранта еще выгоднее, еще дешевле. То, что у нас это не стало пока нормой, связано исключительно с советской инерцией. Но она не бесконечна.
Украденное детство невозможно возместить никакими деньгами. Но без этого всеобщего, планетарного воровства сегодня вы не купите даже шоколадный батончик, чтобы побаловать вашего собственного ребенка.
В ответ тем, кто вопит, что "советских детей под прицелами автоматчиков заставляли убирать картошку", осмелюсь напомнить: существует громадная разница между трудом принудительным и добровольным. Когда родители отправляют детей разбирать прибывающий из стран золотого миллиарда токсичный мусор (поскольку иначе семье будет нечего жрать) – это труд принудительный. Когда ты помогаешь родителям в деревне, когда в школе тебя отправляют на урок общественно-полезного труда (ОПТ), когда мальчик на токарном станке вытачивает ножку стула, а девочка варит свой первый в своей жизни суп – это труд добровольный. Ты можешь заболеть, получить трояк, неуд, выговор, но ты не останешься подыхать с голоду на обочине. Грубо говоря, ты не сражаешься за жизнь в режиме 24/7.
В СССР детский труд не был связан с эксплуатацией, он был связан с воспитанием. Результаты этого труда не присваивались горсткой богачей или корпораций, а распределялись между всеми трудящимися. Поэтому у ребенка в СССР была возможность не только поехать на картошку, но и бесплатно посетить врача, пионерлагерь, авиамодельный кружок… Но главное – учиться, овладевая важной для себя специальностью, которая в 10 случаях из 10 не была бы связана с уборкой картошки.
В общем, рассматривая любое явление, давайте не будем забывать о главном сегодня вопросе – "для кого и в чьих интересах"?
Нынешние крикуны не понимают этого, как не могли понять этого и мы – глупые дети из 90-х, издевавшиеся над нашим преподавателем по ОПТ. Невысокий хромой фронтовик заставлял нас чистить от грязи или снега школьный двор (так, собственно, и приходит к ребенку способность отличать совковую лопату от штыковой). Мы же, сговорившись, устраивали деду гнусные пакости. Однажды, когда он, подавая пример нам, расчищал вход в школьный подвал, мы обрушили на старика огромную гору снега, засыпав его почти с головой. Виноватых не нашли, ведь наше первое преступление, как и наш уклончивый труд, было коллективным.
Стыдно до сих пор. Искренне желаю некоторым аналогичного просветляющего стыда.