«Американский уход из Афганистана выглядит гораздо более болезненным для государственного престижа, нежели советский»
Факт подписания исторического соглашения между представителями США и движения “Талибан”* в Дохе, согласно которому все иностранные воинские контингенты в течение четырнадцати месяцев должны покинуть страну, по понятным причинам могут вызвать у многих граждан России (в особенности у представителей среднего и старшего поколения) чувство злорадства.
Подписание мирного соглашения. Стоп-кадр из видео
Несмотря на то, что американское военное присутствие в Афганистане длится вдвое дольше нашего и было вызвано совершенно иными причинами (не стремлением помочь в строительстве социализма, а возмездием за теракты сентября 2001 г.), оно вплотную подошло к практически идентичному финалу. К выводу войск с последующей более чем вероятной перспективой перехвата власти в Кабуле недавними военными противниками.
Следует отметить, что американский уход из Афганистана выглядит гораздо более болезненным для государственного престижа, нежели советский.
СССР, в отличие от США, в 1988 г. в Женеве соглашения с главарями моджахедов не подписывал и вообще никогда не садился с ними за стол переговоров.
США, в отличие от СССР, свою неспособность подавить партизанское движение талибов никак не могут объяснить враждебными происками другой сверхдержавы, которая снабжает, вооружает и направляет местных инсургентов. В последние годы за спиной талибов не маячило даже наднациональных джихадистских структур в лице “Аль-Каиды”* или ИГИЛ*, с которыми афганские партизаны утратили взаимопонимание.
Дружественный нашей стране афганский режим, несмотря на вывод ограниченного контингента, продержался до апреля 1992 г., и его окончательно сломило не только наступление моджахедов, но и откровенная враждебность новых российских властей в лице Ельцина и Козырева, демонстративно отказавших вчерашнему союзнику даже в самой элементарной экономической и технической помощи.
Покидаемый американцами режим в Кабуле выглядит ещё более рыхлым и нежизнеспособным, нежели режим Наджибуллы. Введение талибов в состав правительства – вопрос принципиально решённый. Восстановление ими контроля над большей частью Афганистана, судя по всему, тоже.
Дело идёт к тому, что после ухода американцев всё в этой центральноазиатской стране откатится к положению 2001 года, когда американская армия перешла границу, имея цель свергнуть власть террористов-талибов. Однако теперь, на девятнадцатом году войны, Афганистан оказался всего в шаге от их же триумфального возвращения.
Это, безусловно, для американцев серьёзное моральное фиаско – отдать в итоге Афганистан тому, с кем на протяжении стольких лет боролся.
Так в чём же заключена коренная причина, в силу которой правительство сначала советской, а затем и американской сверхдержавы пришли к мысли о бесперспективности военно-политического присутствия в Афганистане?
Совершенно очевидно, что ни в первом, ни во втором случае такое решение принималось не из-за военных поражений (их в Афганистане не терпели ни американцы, ни мы), а в силу иных мотивов.
Кто-то наверняка будет склонен объяснить подобный исход афганских войн неимоверной силой духа исламских фанатиков, которые-де в силу своей “пассионарности” ломают волю противников-материалистов к продолжению борьбы. Кто-то примется повторять давний и, кстати сказать, крайне спорный тезис о том, что якобы “невозможно победить народ” (как будто история, в том числе и современная, не полна примеров именно что побед над народами?).
Но причина, как мне представляется, в другом.
И Советский Союз, и Соединённые Штаты, без особого труда заняв территорию Афганистана и в целом контролируя её на протяжении всей военной кампании, споткнулись об афганское общество.
Дело не в том, что оно непобедимо. Дело в том, что оно не реформируемо.
Что СССР, что США, несмотря на присутствие воинского контингента, оказались неспособны “обтесать” застрявшие в далёком и глухом средневековье афганские племена, сделав их образ жизни хоть сколько-нибудь стыкуемым с современностью. Прошедшие десятилетия показали, что афганцам в массе не нужен ни социализм с его просвещением, образованием и наукой, ни капитализм с его обогащением, потреблением и рынком. И то, и другое оказалось для афганцев бесконечно далёким и чуждым.
Советский Союз опирался в Афганистане на искренний, но, как показала жизнь, крайне ограниченный и оторвавшийся от соплеменников круг идейных сторонников, избравших социалистический путь в качестве ориентира. На протяжении 80-х годов СССР и афганские коммунисты сумели добиться некоторых успехов в социальном реформировании и просвещении, однако своими реформами закономерно вздыбили силы исламской реакции, усиленной и поддержанной извне.
Соединённые Штаты изначально имели союзниками так называемый “Северный альянс” – регионально-племенной союз моджахедов, чьи мировоззренческие расхождения с “Талибаном” носили не более чем стилистический характер. Попытка выстроить с опорой на такие силы государство, отвечающее нормам западной демократии, было даже не авантюрой, а утопией.
Возможно, Афганистан сам по себе не заслуживал бы столь пристального внимания (мало ли в мире отсталых стран, в которые иностранные державы то вводят, то выводят войска), если б его пример не был бы показателен.
По сути, Афганистан ещё раз продемонстрировал бесперспективность модернизации большинства стран исламского мира как таковых, последовательно и упорно отвергающих любые модели модернизации: что социалистической, что западной. Моджахедство для Афганистана оказалось гораздо большим, нежели идеей сопротивления интервентам. Оно для него - образ жизни, генерируемый афганским обществом на протяжении многих десятилетий. И именно о такое общество – косное и застывшее – раз за разом разбивались попытки реформировать и осовременить страну.
Общий вывод из долгой афганской эпопеи печален.
История последних десятилетий, за очень редкими исключениями, доказывает нам, что усилия по насаждению в исламских странах чуждых им европейских государственных и социальных конструктов (неважно даже, чьими силами они предпринимаются - внутренними или внешними) легко сводятся на нет вязким сопротивлением их обществ. Практически любая модернизация оказывается на деле крайне поверхностной и неглубокой, и её результаты легко сводятся на нет, лишь только инициативу перехватывают в разы более многочисленные фундаменталисты.
С одной стороны, подобная нереформируемость уберегает исламские народы от ряда социальных болезней, поражающих технологически развитые страны. Но с другой – делает их отсталыми и, в конечном итоге, слабыми, обречёнными на дальнейшее отставание и консервацию социальных институтов средневековья.
Более чем показательно, что идеалом наиболее активной и боевитой части мусульман в сегодняшнем мире стал раннесредневековый халифат, упрямые попытки воскресить который они предпринимают уже многие десятилетия.
Всё это не может не заставить нас всерьёз задуматься о дальнейших перспективах нашего сосуществования с разбухающим демографически, но деградирующим социально более чем полуторамиллиардным миром ислама.
* - террористические организации, запрещенные на территории РФ