О пользе сбережений

Я уже упоминал в предыдущих заметках о том, что страсть к накоплениям (прежде всего денежным накоплениям) является одним из движущих мотивов нашего мира. Обычно этому явлению не придается того значения, которое оно, на мой взгляд, заслуживает.

Если эта тема и обсуждается, то, как правило, в эмоциональном контексте, редко способствующем достижению взаимопонимания. Мне бы хотелось, избегая идеологических оценок, обсудить суть явления.

Образование сбережений мотивируется тремя целями. Первая цель абсолютно естественна и имеет чисто экономическое происхождение, связанное с неравномерностью процесса потребления. Люди делают сбережения, необходимые для покупки крупных вещей, предприятия – для обновления оборудования и предметов труда. Эта часть сбережений практически неизменна по объему, поскольку пока одни ее увеличивают, другие – тратят. Конечно, увеличение масштабов экономики приводит к росту суммарного объема таких сбережений, но его величина никогда не выходит за пределы естественного и регулярно осуществляемого производственного и конечного потребления.

Вторая цель связана со страхованием всевозможных рисков. Этот мотив уже имеет смешанный характер. Идеальная экономическая модель не включает в себя никакие риски и может учитывать их исключительно в виде внешних дестабилизирующих факторов. И только расширение модели путем включения в нее указанных факторов (например, на вероятностной основе) делает такие сбережения экономически оправданными. В реальном же мире их объем определяется уровнем фобий, складывающихся под воздействием оценок текущей ситуации и обозримых перспектив, и поэтому может существенно изменяться. Однако в целом он всегда ограничен, поскольку осознается как отложенное необходимое потребление.

Наконец, третья цель. Она имеет сугубо психологическое происхождение, связанное с достижением ощущения так называемой вещной свободы (от слова «вещь»), выражающейся в форме власти над миром вещей. Такая власть в нашем мире легко может превращаться в политическую, но дело даже не в этом, поскольку и без такого превращения она способна стать самодостаточной и чрезвычайно активной силой, принимающей форму страсти, трансформирующей сознание и выводящей его за рамки экономической осмысленности. Как показывает практика, объем сбережений, мотивируемых этой целью, в потенциале не ограничен ничем, поскольку не связан с предполагаемым потреблением: эти накопления создаются не для того, чтобы их тратить.

Может показаться, что есть еще одна цель сбережений – инвестиции. Но поскольку инвестирование – это форма производственного потребления, то, вообще говоря, соответствующие сбережения относятся к первому типу. Правда, в условиях частнокапиталистического способа присвоения инвестиции могут становиться также формой нетрудового получения доходов, но она, как правило, подчинена одной из ранее перечисленных целей, а самостоятельное значение приобретает только у экономически неактивной части населения.

Попытаемся, с учетом сказанного, проанализировать ситуацию в мировой экономике. Средства в объеме дефицита торгового баланса США, за исключением части, идущей на приращение долларовой массы, обслуживающей внешние по отношению к США рынки, направляются в сбережения частных лиц, фирм и в госрезервы. С учетом существующих особенностей распределения доходов можно предположить, что львиная доля таких сбережений относится к третьему из перечисленных типов. А поскольку сбережения этого типа создаются не для того, чтобы их когда-нибудь тратить, а объем их потенциально не ограничен, абсурдная, на первый взгляд, ситуация, когда Штаты потребляют значительно больше, чем производят, получает естественное обоснование. Магия третьего типа сбережений делает ситуацию не просто объяснимой, но даже закономерной: конвертирование материальных ценностей в символы товарной власти давно стало определяющей силой цивилизованного мира. Эта же магия обеспечивает доллару потенциал устойчивости: никто из держателей этой денежной единицы не заинтересован в ее падении, пока нет адекватной ей замены (ибо куда вложить накопленное?). Если, в дополнение к сказанному, при нынешней структуре мировой экономики доллар, гипотетически говоря, уйдет, не оставив наследника, это приведет к реструктуризации многих национальных экономик, ориентированных на экспорт в Штаты, что, мягко говоря, не может пройти безболезненно. И если бы основные игроки мировой экономики не форсировали ее рост с помощью кредитных механизмов, такая ситуация практически без видимых проблем могла бы сохраняться еще очень долго. Но об этом уже достаточно много сказано.

Ситуация же в России, с позиций рассмотренного, представляется в следующем виде. Сформированные в стране государственные резервы в основном обеспечивают страхование рисков, что для слабой экономики вполне естественно. Правда, руководство всегда имело альтернативу в виде инвестирования профицита в реальный сектор, но нужно понимать, что вопрос об эффективности инвестиций в российскую экономику – почти философский. И проблемы здесь носят совершенно неэкономический характер, а тяжесть этих проблем такова, что власть не имеет быстрого способа их преодоления с одновременным сохранением своего либерального образа. С учетом этого образование резервов как временная мера может казаться оправданным, но нужно также понимать, что резервы эти, в общем-то, виртуальны. Их реальная ценность определяется готовностью товаровладельцев обменять на них свои товары, которую (готовность) очень опасно всегда считать априорной. С учетом этого политика сбережений в долгосрочном плане чревата консервацией проблем и потерей реальных перспектив страны.