Итоги разных G

Всем стало понятно, что более или менее внятной теории у наших властей нет. Ни у одной страны!

Вот и закончились посиделки в Канаде. Как мы и предполагали, результат получился неутешительный: никаких экономических решений не принято, даже общих рекомендаций не найдено. Рассуждать о 2011 годе (что-то там говорилось о том, что дефициты бюджетов в этом году нужно уменьшить) в текущей ситуации просто смешно: до него еще дожить нужно. Но как же так получилось, что на фоне самого, быть может, страшного кризиса за всю историю современного человечества люди, которые по самой своей сути должны отвечать за решение проблем, почти демонстративно от этого отказываются?

Ответ, в общем, известен, хотя он и неприятный. Скорее всего, дело в том, что современная система управления обществом и экономикой слишком сложна. Еще в 40-е годы в СССР Сталин мог себе позволить лично разбираться в большом количестве вопросов, во всяком случае, разговаривать со специалистами почти во всех отраслях знаний. Уже в 60-е годы такое стало невозможным: научно-технический прогресс настолько увеличил сложность процессов, что принять объективное решение стало невозможно.

Ну, действительно, представьте себе, что вам (лично вам!) поручено сейчас принять решение о том, почему не летает «Булава». Вы будете выслушивать разных специалистов, читать их доносы друг на друга, но решение, в общем, примете скорее исходя из личных симпатий, чем на основе объективной картины. Просто потому, что разобраться в вопросе до конца все равно не сможете.

Но как только сложилась такая ситуация (условно – где-то в 60-е – 70-е годы), мы почти автоматически снова скатились в ситуацию, где решения принимаются на уровне «свой-чужой», или же сложным консенсусом. До какого-то времени еще действовала инфраструктура, созданная в прежние времена, в которой на ключевых местах еще находились специалисты, которые помнили, что принимать решения нужно на основе объективных тенденций, а говорить правду. Но эта инфраструктура быстро приходила в негодность (у нас – чуть быстрее, на Западе – чуть медленнее), и вот мы столкнулись с печальным результатом.

Руководители современных стран не имеют базового экономического образования, они не разбираются в экономике. Соответственно, они находятся под жестким прессингом формальных статусных параметров (престижные университеты, премии, экспертные должности). А они все формировались и заполнялись последние 30 лет в рамках системы финансового капитализма, массированной эмиссии, что и сформировало современную экономическую теорию. Которая, естественно, и объясняла миру (и политикам в том числе), что именно эта модель единственно правильна.

И – вот результат. Описать современный кризис эта модель, которую условно можно назвать монетаризмом, не может. Это просто исключено: сама теория создавалась для пропаганды модели «финкапа», в ней даже терминов соответствующих нет. Я лично много раз с этим сталкивался, когда еще в начале 2000-х пытался объяснить даже не экономистам, а просто людям, прослушавшим соответствующие курсы, концепции структурных проблем современной экономики. Они страшно возмущались – и требовали, чтобы я сформулировал свои выводы на основании «научных» терминов! А когда я отказывался, говорили, что это означает, что соответствующих эффектов просто нет. Так и вспоминается окончание старого детского анекдота: «Как же так? Жопа есть, а слова такого нет?!»

Есть и еще один эффект: монетаристы, которые являются экономистами (таких немного, но они есть), конечно, уже понимают, что происходит. Но здесь вступает в силу корпоративная солидарность: все друзья и товарищи – в одном «лагере», их нельзя критиковать и говорить об их некомпетентности. В результате компетентные (которые, конечно, есть) молчат, а говорят некомпетентные. И, как следствие, вместо объективного анализа ситуации, которую мы здесь уже много раз проводили, мы видим попытки применить типовые приемы, которые вообще не работают в нынешней ситуации. Плюс – жесткое требование политиков «дать позитив».

Его и дали: много месяцев говорили о «зеленых ростках» и близком «конце кризиса»; в результате сами в него поверили. И – приняли решение в июне объявить о конце кризиса и начале постепенного ужесточения денежной политики. Объективно никаких оснований для этого не было; как следствие – майский обвал фондовых рынков. И стало понятно, что сложный консенсус всех участников разных G разрушен, а собрать новый уже просто не было времени.

И – всё! Поскольку говорить по существу на прошедших мероприятиях было некому, то случился конфуз: о кризисе не говорили вообще. Точнее, часть тех слов, которые должны были прозвучать в утвердительном залоге («кризис прошел!»), прозвучали в будущем времени. И только. Но, согласитесь, прозвучало это как-то неубедительно. И, самое главное, всем стало понятно, что более или менее внятной теории у наших властей нет. Ни у одной страны! И это и есть главный вывод из событий последних выходных.