Седьмая печать

•	Постер фильма

Автор сценария Ингмар Бергман (Ingmar Bergman) по собственной пьесе «Живопись по дереву» (Tramalning)

Оператор Гуннар Фишер (Gunnar Fischer)

Художник П.А. Лундгрен (P.A. Lundgren)

Композитор Эрик Нордгрен (Erik Nordgren)

Гуннар Бьёрнстранд (Gunnar Bjornstrand), Макс фон Сюдов (Max von Sydow), Бенгт Экерот (Bengt Ekerot), Нильс Поппе (Nils Poppe), Биби Андерссон (Bibi Andersson), Инга Гилль (Inga Gill), (Maud Hansson), Инга Ландгре (Inga Landgre), Гуннель Линдблум (Gunnel Lindblom), Бертиль Андерберг (Bertil Anderberg), Андерс Эк (Anders Ek), Эке Фриделль (Еke Fridell), Гуннар Ольссон (Gunnar Olsson), Эрик Страндмарк (Erik Strandmark), Ульф Юханссон (Ulf Johansson)

Премии: специальный приз жюри на МКФ в Канне в 1957 году (поровну с фильмом «Канал» - Kanal), «Серебряная лента» лучшему режиссёру иностранной картины в Италии в 1961 году, приз испанских кинокритиков за лучший иностранный фильм в 1962 году

Оценка - 10 (из 10)

Символическая притча

Практически именно с этого фильма, удостоившегося на кинофестивале в Канне в 1957 году специального приза жюри (поровну с «Каналом» Анджея Вайды, что по-своему знаменательно, учитывая несомненный символизм «хождения по кругам ада» и в данной картине об участниках Варшавского восстания в годы войны), началась всемирная слава шведского режиссёра Ингмара Бергмана. Хотя ряд предшествующих работ мастера ретроспективно тоже были признаны кинематографическими шедеврами - например, «Лето с Моникой» и «Вечер шутов». Но «Седьмая печать» представляет уже зрелого, пусть и 38-летнего по возрасту художника, безусловно, склонного к богоборческим мотивам и пытающегося вырваться за пределы с детства внушаемого протестантизма (тем более что и отец Бергмана был пастором) даже при обращении к материалу, имеющему религиозную тематику.

Однако средневековый рыцарь Антониус Блок, отправившийся, подобно многим крестоносцам, на спасение Гроба Господнего и освобождение Иерусалима из-под владычества неверных, в большей степени разочарован и внутренне опустошён не по причине краха своих христианских убеждений. Он гораздо сильнее осознаёт мучительное несоответствие реального мира, где существуют жестокость, ненависть, бесправие и унижение людей, тому идеальному Царствию Небесному, которое он и другие искатели религиозного Абсолюта стремились обрести в Земле обетованной. Мистическую встречу отчаявшегося рыцаря с самой Смертью и иносказательный шахматный поединок с нею за собственную душу и чуть ли не за всё человечество сразу можно вполне уподобить дьявольскому по искушению и философскому по смыслу заключённому договору Фауста с Мефистофелем, где ценой выступает не столько личное бессмертие, сколько неутолимый поиск истины человеческого существования, определение некой основы бытия.

Вот и бергмановский Блок, не будучи учёным, одержимым обнаружением своеобразного «философского камня», прежде всего жаждет заполучить не приобщение к божественным истокам мироздания и не чисто религиозное просветление, а достаточно простую и понятную «формулу жизни», оправданный смысл земного пути человека, прежде чем тот когда-нибудь предстанет перед Богом и ответит за всё содеянное на Страшном Суде. Пророчество Иоанна Богослова насчёт Второго Пришествия и конкретно - о снятии седьмой печати («сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса. // И я видел семь Ангелов, которые стояли пред Богом, и дано им семь труб») приобретает в трактовке Ингмара Бергмана, казалось бы, приземлённый и даже житейский по своей сути пафос, касающийся спасения от смерти обычных людей - странствующего комедианта Йофа, его молодой жены Мии и их маленького ребёнка. Однако для того, кто в первую очередь разуверился в осмысленности человеческих попыток прожить собственную жизнь достойно и с умиротворением в душе, этот скорее всего воображаемый акт избавления невинных от кары Господней оказывается финальным искуплением своего предназначения. «Остановись, мгновение!» - теперь Антониус Блок готов умереть спокойно, с осознанием выполненной миссии, которая не имеет ничего общего с догматами веры.