«Новые беспредельщики»

«Беспредельщик» в значении «смелый, неподкупный, идейный»

Когда я в первый раз услышал, как человек с гордостью говорит: «Мы – беспредельщики!» – думал, что мне послышалось. Потому что человек этот был весьма достойным, смелым, умным и вообще – священником. Сумел сколотить в городе Кимрах Тверской области команду единомышленников, вместе с которыми противостоит цыганско-милицейской наркомафии и даже иногда ее побеждает.

– Про нас так и говорят: это – отморозки, они – за идею, – улыбается поп-беспредельщик. – И что с нами делать, никто не знает. Купить – нельзя, запугать – нельзя, а убить – рука не поднимается.

Это было лет пять назад, но с тех пор слово «беспредельщик» в значении «смелый, неподкупный, идейный» нам, журналистам, приходится слышать все чаще. В профессиональной репортерской среде оно уже стало термином. Им называют персонажа-камикадзе, который готов разворотить муравейник, в котором живет, выдать сенсационную информацию под своим именем, открыто встать в оппозицию к тем, от кого зависит его благополучие, а то и жизнь. Причем не ради денег, славы или сведения счетов, а просто так – за правду.

Ставропольский край. Александр Губанов, бывший следователь, а ныне – юрист и правозащитник по прозвищу «беззубая акула». У него действительно почти нет зубов, он ходит в заношенном кожаном плаще, но в крае его боятся, не любят и уважают. Губанов очень хорошо юридически подкован, обладает феноменальной работоспособностью и имеет слабость ввязываться в некоторые дела не за деньги, а из принципа. Причем если уж это случилось, то не дай Бог кто-нибудь попробует его перекупить – силы Губанова удесятерятся. Беспредельщик.

Тамбовская область. Людмила Струкова, сельская учительница немецкого языка. Дети в ее селе почти без остатка делятся на тех, у кого родители пьют много, и тех, у кого они пьют всегда. Поэтому своих учеников Людмила Николаевна не только учит, но и спасает, и ради этого умеет прошибать лбом любые стены и напрягать людей, больших и маленьких. Однажды, чтобы пристроить в Суворовское училище своего ученика, она намотала на велосипеде 3000 км, добралась до меня, вышла на министра обороны России, поспособствовала увольнению начальника Суворовки и все-таки добилась своего. Едва ли кто-нибудь готов на такие подвиги ради больших денег, а она – ради будущего одного пропащего ребенка. Беспредельщица.

Или вот еще. Калужская область. Павел Бобриков, действующий гаишник. В райцентре Ферзиково от него воют все сословия, потому что Бобриков не берет взяток. Однажды даже отказался от 40 тыс. руб. Если тебя остановил Бобриков, то будь ты хоть начальник Бобрикова – он тебя все равно оштрафует. Живет честный гаишник в бывшем солдатском бараке, воду греет на плите в тазиках, разводит кроликов, потому что не хватает денег на мясо, имеет двух детей – и все равно, подонок, честный. Логическому объяснению такое поведение не поддается. Вы бы на его месте брали? Я бы брал. А он – нет. Отморозок.

Этимология – моя любимая наука. По тому, как со временем выворачиваются смыслы слов, можно безошибочно писать историю народов. Еще недавно беспредельщиками называли тех, кто ради быстрой выгоды был готов грубо нарушить уголовные понятия. Потом эта семантическая единица из криминального лексикона перекочевала в язык нормальных людей и даже государственных лидеров. Ее отрицательный смысл сохранился, но с маленькой поправочкой: беспредельщиками теперь стали те, для кого не писан закон Российской Федерации, а не воровской кодекс.

И вот теперь – такой головокружительный лингвистический трюк: слово «беспредельщик» начинает звучать гордо. Отморозки нового типа встают в один ряд с Жанной д'Арк, Махатмой Ганди, Павкой Корчагиным и доктором Хайдером.

Но язык – не циркач. Он ничего не делает на потеху публике. Если что-то интересное происходит в языке, значит, нечто важное уже произошло в реале. Что же именно?

Один из синонимов слова «беспредел» – «внесистемность». К приставке «вне» претензий нет, она имеет вспомогательное значение. Вопросы – к корню. Системность той эпохи, когда слово «беспредел» завоевало массы, строилась по преимуществу на моральных началах. Готовность нарушить нормы и догмы ради денег, славы, влияния, конечно, очень даже имела место быть, но рассматривалась как исключение из системы человеческих взаимоотношений и осуждалась обществом.

Пройдя сквозь шоковую терапию, дефолт, эпоху терактов, череду терапевтических реалити-шоу типа «съешь товарища» и прочие испытания, мы стали другими людьми. То, что еще вчера называлось беспределом, мы приняли за основу и построили на этом фундаменте систему новых взаимоотношений. Мы свыклись с мыслью, что всеобщая продаваемость человека со всеми его принципами и совестями – это нормальное состояние общества и даже, в какой-то степени, инструмент его стабильности.

«Мы» – это не только граждане России. В западноевропейском сознании эта «трепанация черепа» просто произошла чуть раньше. Невидимая рука, управляющая современным миром, – это рука не Ивана Грозного, а Ивана Калиты. И этот Калита не любит всё, что дороже денег. А дороже денег могут быть только разнообразные формы идейности: вера, правда и прочая хрень. Именно они и не дают жить спокойно беспредельщикам нового типа. И – знаете что? Я не хочу, чтобы их было слишком много. Но я – за то, чтобы они были. В пределах разумного.